Семья Усамы бен Ладена - бен Ладен Наджва (библиотека книг .TXT) 📗
Неужели первый день занятий станет для нас последним?
Отец всегда скептически относился к учебным заведениям для женщин. Его дочерям не разрешалось посещать школу. Необходимые знания им давала дома тетя Харийя — она была образованной женщиной.
Интересно, будем ли мы и в классе сидеть рядом с девочками? — подумал я. Если да, то наши дни в этой школе сочтены. К счастью, это оказалось не так, хотя нам и удавалось иногда заметить торопливые фигурки девочек, когда они переходили из класса в класс. Зато на игровой площадке царила полная безмятежность, так что порой девочки набирались смелости и нарушали границы выделенной им территории, пробираясь к нам. Как ни странно, никто из учителей не отсылал их обратно — туда, где им следовало находиться. Если же кто-то из мальчиков прокрадывался на площадку, где играли девочки, его строго отчитывали и тотчас отправляли в нашу часть двора.
Этот новый для нас мир был, право же, весьма странным.
Зато, к нашему огромному облегчению, и учителя, и ученики оказались равным образом дружелюбными и вежливыми. Будни в суданской школе были просты, но приятны. Поскольку занятия начинались рано, все ученики завтракали уже там, сразу по приезде. Завтрак был скромным: вареные яйца, сыр и хлеб. После завтрака мы еще раз шли на молитву, ведь в Судане — исламское правительство и исламский режим. Потом начинались занятия. Учителя были строги, но учтивы и добры. Никто не ставил нам плохих оценок, когда мы заслуживали хороших. Никто не угрожал поколотить нас палкой. Никто не подстрекал других мальчишек издеваться над нами.
Каждое утро, чуть позже девяти, у нас был перерыв, во время которого можно пообщаться друг с другом, купить что-нибудь съестное в школьной столовой. Поскольку отец запрещал нам американские напитки и еду, мы с братьями почти всегда брали банку холодной «Пепси» и пакетик картофельных чипсов.
Наша школа была одной из самых дорогих частных школ в городе, и большинство учеников имели богатых родителей. Но попадались и ученики, принадлежавшие к среднему классу, а некоторые и из рабочей среды. Даже если приходилось экономить каждую копейку и до предела урезать скромный семейный бюджет, суданские родители шли на любые жертвы, лишь бы дать детям хорошее образование. И то, что в нашей школе учились ребята из разных слоев общества, давало нам возможность получить более разнообразный жизненный опыт — по крайней мере, я в этом убежден.
Мы также занимались спортом и играли в разные игры в течение дня. По большей части, мы с братьями с удовольствием проводили время вместе с суданскими ребятами — они были вполне миролюбивыми. Но я никогда не забуду одну школьную игру, которая требовала определенной жестокости.
Мальчики делились на две команды. Выделялась определенная территория, считавшаяся безопасной зоной — команды выстраивались в линию на некотором расстоянии. Цель игроков заключалась в том, чтобы добежать до этой территории, обогнав участников другой команды. Если кому-то не везло и его ловили, то неудачника избивали. Эти побои не были чем-то вроде обычных тумаков, которыми мальчишки часто угощают друг друга на школьном дворе. Они были весьма чувствительны, причиняли нешуточную боль. Тот, кто не умел быстро бегать, уходил домой с подбитым глазом, окровавленным носом и распухшими губами.
С тех самых дней, когда я поставил себе целью обогнать своего длинноногого отца в игре со шляпой, а также с тех пор, как в саудовской школе за мной гонялись местные хулиганы, я научился летать быстрее ветра. Когда я увидел всю жестокость новой игры и оценил расстояние, которое нужно пробежать, чтобы оказаться в безопасности, то понял, что должен бежать быстрее, чем когда-либо в жизни. Когда наступил мой черед, я мог бы легко посостязаться со спортсменами-олимпийцами. Мои ноги почти не касались земли, и я обошел всех соперников.
Я часто спрашивал местных мальчиков, зачем они участвуют в такой жестокой игре, но в ответ получал только вежливые усмешки и уверенные заявления, что эта игра традиционна для их культуры. Суданцы полагают, что мальчики должны не просто получать в школе знания, они должны становиться сильными и выносливыми, а ничто так не закаляет тело, как хорошие побои. Очевидно, учителя разделяли это мнение, потому что спокойно наблюдали за игрой, не вмешиваясь, даже если кого-то из ребят избивали до крови. И никто из родителей не приходил в школу жаловаться на нанесенные детям травмы. Годы спустя, узнав о жестоких войнах в Судане и о борьбе между разными племенами, я понял, что суданским мальчикам действительно необходимо учиться физической выносливости. В реальной жизни взрослые суданские бойцы бросаются друг на друга с яростью голодных львов.
После всех этих утомительных занятий мы снова забирались в школьный автобус в час пополудни, чтобы совершить приятную поездку домой. Те же мальчишки, что колотили друг друга на школьном дворе, вели себя как ни в чем не бывало. Меня это поражало. В арабском мире подобных побоев не забывают, они могут привести к многолетней вражде между семьями, а иногда между целыми племенами. В стране, где я родился, куда менее серьезные обиды порождали жестокие межплеменные распри.
Эта новая страна, которую мы теперь называли своим домом, была поистине прелестной. Мне нравилось, прильнув к окну автобуса, рассматривать оживленные, шумные улицы. Ярко одетые суданцы, казалось, собирались на какой-то праздник. И разница между Суданом и Саудовской Аравией заключалась не только в том, что мужчины и женщины могли находиться вместе — в Саудовской Аравии даже среди мужчин не приняты столь шумные публичные сборища. В стране, где я родился, вся жизнь человека спрятана за высокими стенами, окружающими его жилище.
Помимо школьных занятий, старшие мальчики, включая меня, получали дополнительные знания дома. Отец нанял нам трех репетиторов, и каждый из них был весьма компетентен в таких областях, как международная политика, математика, география, история и арабский язык. Один из учителей был марокканцем и экспертом в религиозных вопросах. Все трое оказались терпеливы и добры, и мы их очень уважали.
Занятия проходили в гостевом доме — на одной из вилл отца, которая использовалась в основном для проживания многочисленных посетителей, приезжавших к отцу из мусульманских стран или из Европы. Гостевой дом имел три этажа и двадцать две комнаты, а его общая площадь значительно превосходила площадь дома, где жила наша семья. Дом был выкрашен в бледно-розовый цвет, на фоне которого ярко выделялись блестящие черные ворота.
В гостевом доме была специальная комната для занятий, где мы с братьями проводили по три часа каждый день. Слишком устав после школы, я мало запоминал из прочитанного на этих занятиях, мечтая о свободе, прогулках на закате и игре в футбол.
Кроме жилища нашей семьи и гостевого дома, отец имел в Аль-Рияд Вилладж еще два здания, находившиеся неподалеку. Эти две виллы тоже были большими и служили пристанищем для многочисленных служащих отца, управляющих, шоферов и охранников, большинство из которых являлись бывшими моджахедами — ветеранами русско-афганской войны. Отец не только оставил на службе всех, кто жил на нашей ферме в Джидде, он привез сюда новых. Те, кого не поселили рядом с нами, обитали в других домах, разбросанных по всей стране.
Не считая немногих мужчин, которые работали на семейной ферме возле Джидды, мы редко общались с подчиненными отца. Кроме того, когда мы жили в Саудовской Аравии, я был еще слишком мал, чтобы полностью постичь значение того, что видел. Но внезапно я начал лучше понимать, что представляет собой мир отца с его важными деловыми и политическими интересами, в котором люди из разных стран оказывали ему огромное почтение. Думаю, именно в Судане отец начал смотреть на своих сыновей как на будущих соратников в делах, и тогда он впервые пригласил нас одним глазком взглянуть на запутанный мир политики и коммерческой деятельности, в котором существовал.
Проведя какое-то время с отцом в его офисах, мы затем начали встречаться с моджахедами и понемногу узнавать кое-что об их жизни. Тогда-то нам стало известно, что очень немногим из бывших солдат разрешили вернуться к себе на родину.
