Банкир - Уоллер Лесли (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
В прошлом году одна из нью-йоркских галерей, не видя другого выхода, предложила Палмеру за эту скульптуру десять тысяч долларов, что примерно втрое превосходило ту сумму, в которую она ему обошлась. Однако Палмер понял из оброненного Ханной Керд замечания, что цена этой веши теперь значительно выше. Скульптура демонстрировалась в Европе на выставке изобразительных искусств, которую комплектовал государственный департамент. Итальянские и французские критики то смеялись над этим произведением, то восхищались им. Поднятый в прессе шум вокруг этой скульптуры сразу повысил ее стоимость до пятнадцати тысяч долларов. Когда Палмер объявил Эдис, что хочет поставить скульптурный портрет детей в своем служебном кабинете, между ними произошла одна из тех завуалированных ссор, которые вспыхивали довольно часто за последние годы их совместной жизни. Они возникали если и непреднамеренно, то все же без достаточно логического обоснования. Эта ссора, которую Эдис назвала «дискуссией», длилась несколько недель, пока Палмер тайком от Эдис не вывез скульптуру из Сан-Франциско, куда она была отправлена временно на выставку, и не поставил ее в своем кабинете в Нью-Йорке.
Все одобрили это — Бэркхардт, Ханна Керд, Музей современного искусства и особенно Мак Бернс: он состряпал из этой истории довольно забавный очерк для «Таймс» и поместил фото скульптурной группы в журнале «Лук». Все были довольны, кроме Эдис. Палмер не мог утверждать, что это привело к более ощутимому охлаждению между ним и Эдис. В конце концов было бы трудно, даже невозможно, еще больше охладить атмосферу, в которой они жили последнее время.
Размышляя об этом, Палмер взял папку с утренней почтой и стал ее просматривать, но к нему снова вернулось то неприятное чувство, которое возникло у него во время утренней поездки в машине.
Смотреть на скульптуру и думать о ней всегда доставляло ему какую-то радость. Прежде всего потому, что она напоминала ему о детях, хотя сходство с ними мог найти только он один. Кроме того, удовольствие, которое он ощущал, глядя на скульптуру, свидетельствовало еще и о развитии его художественного вкуса, что, по его мнению, было одним из немногих признаков его духовного роста. Когда Палмер смотрел на скульптурный портрет детей, все, что было неприятного, отходило на второй план. Вот и сейчас он это почувствовал. На его столе, поверх большой кипы корреспонденции, лежало письмо, из которого он узнал, что группа дельцов Лонг-Айленда просит его выступить у них и рассказать о борьбе, разыгравшейся между сберегательными и коммерческими банками. Следующее письмо содержало приглашение принять участие в официальной церемонии закладки фундамента одного из зданий Колумбийского университета. К третьему письму были прикреплены два билета на обед, устраиваемый каждый год для репортеров газет. На билетах стоял штамп «Место в президиуме», а это означало, что, может быть, ему придется выступать.
Насколько можно было судить, вся утренняя почта была плодом усилий Мака Бернса, старавшегося создать вокруг личности Палмера соответствующую рекламную шумиху для нью-йоркской публики. Раздался благозвучный звонок интеркома. Палмер взглянул на ряды кнопок, заранее угадав, что его вызывает «Бркхрдт», и взял трубку.
— Доброе утро, Лэйн.
— Что хорошего, Вуди? — Голос старика звучал удивительно бодро, можно было подумать, что спокойная ночь, не омраченная угрызениями совести, его омолодила.
— Вы-то приободрились, — ответил Палмер, — а я сижу тут и перебираю целую гору приглашений на всякие собрания. Вот как старается для меня Мак Бернс.
— А чем там можно поживиться?
— Есть приглашение выступить в районе Лонг-Айленда. Но публика не та, что нам нужна.
— В этом районе любая публика хороша, — возразил Бэркхардт. — Это чертовски важно, Вуди. Сберегательные банки из кожи лезут вон, лишь бы пробраться именно туда.
— Тогда тем более мне следовало бы выступить перед другой аудиторией, — возразил Палмер. — Мак Бернс собирает там дельцов, которые и без того наши сторонники.
Бэркхардт самодовольно хмыкнул: — Да, черт побери, пусть лучше не пробуют нам изменять.
— А я предпочел бы побеседовать с теми, кто не связан с нами займами, кредитами и всякими другими обязательствами,-сказал Палмер, — иными словами, поговорить с людьми, не зависимыми от нас.
— Скажи об этом Бернсу. — Наступила пауза, а затем старик спросил: — Как ты с ним ладишь?
— Он готов за меня в огонь и в воду, сам заверил меня в этом. Наверно, так оно и есть.
— Часто видишься с ним?
— На этой неделе я позаботился, чтобы он не смог дозвониться до меня. Понимаете, слишком уж много энтузиазма. Дружба сослуживцев — еще куда ни шло, а тут чуть ли не кровные узы братства…
— Только смотри, не раздражай его, Вуди, — всполошился Бэркхардт. — Не дай бог, чтобы он узнал, как ты к нему действительно относишься. Ты же сам знаешь, каковы эти греки.
— Он не грек, а ливанец, — возразил Палмер. — И если его не осадить, то он заберется ко мне в карман, совьет себе там гнездышко и начнет хозяйничать. Я уже сыт по горло. Бесконечные завтраки, обеды, ночные клубы. Если б я не уклонялся от встреч с ним, мне не удалось бы выспаться ни одной ночи.
— А не предлагал ли он тебе женщин?
— О да, и не раз.
— Ну и?..
— Что «ну и?» — резко перебил его Палмер. — Вы-то ведь знаете этого человека, Лэйн? Знаете, как устроены у него мозги? Курс современной политики вперемежку с порнографией в стиле Филлипса Оппенгейма. Такой молодчик не побрезгует даже тайно добытыми фотоснимками и будет беречь их про черный день.
— Поэтому ты и отказываешься от женщин, — вкрадчиво добавил Бэркхардт.
Палмер с раздражением вздохнул: — Послушайте, сейчас еще раннее утро, стоит ли нам с вами входить в такие тонкости, Лэйн.
— Беру свои слова назад, — сказал Бэркхардт и на мгновение умолк. — Вуди, мне не хочется быть назойливым, но пойми, он не должен чувствовать, что ты его сторонишься или пренебрегаешь им.
— Нет. Этого, разумеется, он не почувствует.
— Ты вполне уверен?
— Ну, конечно, нет! — вспылил Палмер. — Послушайте, вам не кажется, что вы слишком уж многого от меня требуете? Я уверен лишь в пределах разумного. Но как я могу быть абсолютно уверен?
