Доктор Данилов в тюремной больнице - Шляхов Андрей Левонович (книги без сокращений txt) 📗
Работа в системе отличается тем, что второй шанс здесь обычно не предоставляется. А если и предоставляется, то только отдельным людям и в особом случае. Если ты зять заместителя директора или шурин начальника управления, то тебе и удавшийся побег осужденного может с рук сойти, бывало такое. В случае, если ты просто добросовестный служака без особых завязок в верхах, то, случись что, надеяться тебе не на кого. Хорошо, если просто вышибут со службы, а то сейчас моду взяли по каждому пустяку под суд отдавать. Совсем озверели с чисткой рядов. Можно так добиться, что и служить будет некому.
Капитан Белькович, уволенный в прошлом году по болезни (надо же, оказался настоящим шизофреником), любил повторять, что все нововведения и реформы уголовно-исполнительной системы проводятся с одной-единственной целью — развалить Систему. Кто его знает, а вдруг Белькович был прав? Он же бредил только своей ревностью, во всем остальном был совершенно нормальным и рассудительным мужиком…
О предстоящем визите немецкого спонсора Данилов узнал от Баклановой.
— В среду к нам приедет наш гуманитарий, — сказала начальница на утренней пятиминутке. — Глядите у меня, чтоб все были чистенькие и улыбчивые. Иностранная культура требует, чтобы все друг другу улыбались.
— Кто это? — шепотом спросил Данилов у Глухова.
Майор Бакланова услышала вопрос и ответила на него сама.
— Гражданин Германии по фамилии фон Гейкинг когда-то отбывал в нашем учреждении в качестве военнопленного, а теперь оказывает нам гуманитарную помощь. С ним обычно приезжает замначальника областного управления Ребятов и 2–3 корреспондента. К нам, в медчасть, они заглянут непременно. Вы, Владимир Александрович, кстати, немецким не владеете?
— Нет.
— Я разговариваю! — заявил Глухов. — Могу приветственную речь подготовить.
— Ее Максим Гаврилович скажет, — осадила Бакланова. — Ваше дело — наличествовать в белоснежном халате в чистом кабинете и улыбаться. Улыбаться! — ее взгляд остановился на Бяковском. — А не скалиться, как самурай, и не лыбиться, как баран на новые ворота…
«Тут ведь без тренировки не угодишь, — подумал Данилов. — Интересно, чем именно отличается скалящийся самурай от лыбящегося барана?»
— А что сразу я?! — привычно разворчался Бяковский. — Я послезавтра выходной, пусть Конончук вашему гуманитарию улыбается, я телевизору буду улыбаться дома. Или пусть Лидия Ивановна ему улыбается, если он, конечно, холостой…
— Ты, Сергеич, говори, да не заговаривайся! — цыкнула старшая сестра.
— Интересно, усыновить он никого не хочет? — Глухов мечтательно закатил глаза.
— Идите работать! — рявкнула Бакланова. — Устроили тут балаган!..
На этот раз «наш гуманитарий» устроил сюрприз: пожелал пройти обследование в медчасти колонии.
— Хочу сам попробовать вашу медицину, — сказал он опешившему начальнику колонии и уточнил: — Пройти полное обследование.
Максим Гаврилович перевел взгляд на замначальника управления. Тот поиграл бровями, давая понять, что отказать было бы невежливо и неуместно, может, и политически неправильно.
— Сейчас организуем! — пообещал начальник колонии.
Фон Гейкинг не раз бывал в медчасти колонии (он исправно заглядывал сюда в каждый свой приезд), но вряд ли представлял себе ее реальные возможности. Он явно идеализировал их, потому что, узнав об отсутствии в медчасти томографа, выразил лицом удивление, но вслух ничего вроде: «Verdammte Scheisse» — не произнес, сказались выдержка и культурный уровень.
План обследования фон Гейкинга, составленный на ходу майором Баклановой, включал в себя следующие пункты:
1. Общий анализ крови и мочи.
2. Рентгеновский снимок легких.
3. Снятие кардиограммы.
4. Консультация стоматолога.
5. Консультация терапевта.
6. Консультация хирурга и уролога.
7. Консультация невропатолога.
Поручив гостя заботам старшей медсестры, которой предстояло организовать сдачу анализов и рентгенографию, Бакланова бросилась инструктировать врачей.
В роли невропатолога пришлось выступить психиатру Черняевой.
— Господи, у меня даже молоточка нет! — сокрушалась она.
— Ничего страшного! — успокоила Бакланова. — Если голова на плечах есть, то и без него обойтись можно.
Черняевой пришлось согласиться.
Стоматологу Глухову было строго-настрого сказано, чтобы он не смел «шерудить своим говенным инструментом» во рту у фон Гейкинга.
— Усадишь, осмотришь, скажешь, что все хорошо, похвалишь его зубы и на этом закончишь!
— А если он, Лариса Алексеевна, захочет пломбу поставить?
— Отбрешешься как-нибудь! А если нет, то смотри! Я сама тебе пломбу поставлю!
Куда именно ему поставят пломбу, Глухов спрашивать не стал, явно побоялся.
Хирурга Сырова, также выполнявшего обязанности уролога, Бакланова предупредила:
— Смотри, Сан Саныч, ректальный осмотр производи осторожно, бережно, чтобы гость наш в смотровой не окочурился. А то знаю я тебя, живодера!
— Я ему мизинец вставлю, — пошутил Сыров, рассматривая свои сарделькообразные пальцы. — Все будет в лучшем виде, гражданин начальник!
Данилову, как терапевту, самому главному доктору, досталось больше всех.
— Вы уж не ударьте в грязь лицом, Владимир Александрович! На вас вся моя надежда. Осмотрите его, как следует, расспросите хорошенько… Он же неспроста захотел обследоваться. Что бы ему в своей Германии это не сделать? Он впечатлений захотел, чтобы ославить нас на весь мир!
Данилов не был склонен подозревать немца в столь изощренном коварстве. Скорее всего, фон Гейкинг просто решил внести разнообразие в рутинность своих визитов.
— Вы, как терапевт, должны обобщить все данные и выдать ему все диагнозы. Чтобы он понял, что мы тут не лаптями щи хлебаем! А то, видите ли, не понравилось ему, что у нас томографа нету. Да у нас, если хотите знать, на всю область всего два томографа, а в нашей системе их вообще, кажется, нет. И ничего. Если голова на плечах есть, а руки из нужного места растут, то как можно не справиться? Томограф никогда не заменит врача с его опытом и знаниями!
— Я сделаю все возможное, — пообещал Данилов без особого энтузиазма.
С энтузиазмом можно было лечить. Заниматься всякой фигней можно и так, постольку-поскольку. Особенно насмешили слова «выдать ему все его диагнозы», но Данилов сумел сохранить серьезное выражение лица.
Выглядел фон Гейкинг на все свои под девяносто. Сутулый, морщинистый, казалось, тронь его, и он рассыплется, но, надо отдать должное, держался он довольно бодро, и глаза у него были не тусклые, а живые.
Майор Бакланова представила Данилова с пафосом.
— Это наш лучший врач, доктор Данилов…
«Ой, не простят мне коллеги лучшего врача, — усмехнулся про себя Данилов. — Заревнуют». Бакланова, по обыкновению, говорила громко, так, что слышно было на всем этаже.
— …Он раньше работал в Главном московском госпитале, лечил генералов, а теперь работает у нас.
От «лечил генералов» Данилова передернуло, вспомнился один.
— Почему так? — заинтересовался дотошный немец. — Здесь лучше платят?
— Здесь практика лучше, — ответил Данилов.
— Вы не столько молодой, чтобы любить практику, — покачал головой фон Гейкинг. — Вам надо любить деньги.
— Их я тоже люблю, — улыбнулся Данилов и жестом пригласил пациента сесть на стул.
Фон Гейкинг сел и положил на стол только что снятую кардиограмму. Сопровождающие деликатно вышли в коридор. Бакланова, шедшая последней, обернулась и незаметно для немца подмигнула Данилову.
— Одну минуточку.
Данилов подошел к раковине и начал мыть руки.
— Много воды расходуете, — прокомментировал пациент, наблюдая за процедурой. — Можно налить в раковину и мыть.
Немец говорил по-русски с резким акцентом, но довольно чисто.
— В раковине руки мыть — это только грязь разводить, — Данилов улыбнулся, показывая, что шутит.
Пациентом фон Гейкинг оказался приятным, почаще бы такие попадались. Внятно и кратко изложил жалобы и анамнез, перечислил принимаемые препараты, причем по памяти точно назвал их дозировки. Вроде бы ничего особенного, но на девятом десятке подобное удается не всем.
