Сердце – одинокий охотник - Маккалерс Карсон (книги бесплатно без TXT) 📗
– Мы тебя ждали, ждали, – сказал Братишка. – Где ты так долго была?
Она взлетела наверх через три ступеньки и швырнула свитер на вешалку.
– Упражнялась на пианино в спортивном зале.
Каждый день Мик оставалась после уроков на час, чтобы поиграть на пианино. В спортивном зале было тесно и шумно – команда девочек играла в баскетбол. За сегодняшний день Мик два раза здорово долбанули мячом по голове. Но возможность поиграть искупала все ушибы и неприятности. Она подбирала гроздья звуков, пока не добивалась того, что ей было нужно. Это оказалось легче, чем она думала. Поиграв два-три часа, она сочинила ряд аккордов на басах, которые могли вторить основной мелодии правой руки. Теперь она умела подбирать уже почти любой мотив. И сочинять новую музыку. Это было даже интереснее, чем повторять чужие мелодии. Когда ее руки охотились за прекрасными новыми созвучиями, она испытывала ни с чем не сравнимое счастье.
Ей хотелось научиться читать записанную музыку. Делорес Браун брала уроки пять лет. Мик платила Делорес пятьдесят центов в неделю – деньги, которые она получала на завтрак, – за то, что та ее учила. Правда, теперь она весь день ходила голодная. Делорес умела играть много быстрых, как игра в пятнашки, вещей, но не могла ответить на все вопросы, которые интересовали Мик. Делорес учила ее только разным гаммам, мажорному и минорному ладам, значению нот и разным начальным правилам в этом роде.
Мик захлопнула дверцу печки.
– И это вся еда, какая есть?
– Золотко, больше я тебе ничего не могу дать, – сказала Порция.
Только кукурузные оладьи и маргарин. Мик запивала их водой, чтобы легче было глотать.
– Чего ты прикидываешься обжорой? Никто у тебя этих оладий не отберет.
Дети все еще играли перед домом. Братишка спрятал рогатку в карман и возился с ружьем. Тоще-Моще было десять лет, отец его умер месяц назад, и раньше ружье было отцовское. Все ребятишки поменьше обожали играть с этим ружьем. Братишка ежеминутно вскидывал его на плечо. Потом целился и громко кричал: «Паф!»
– Не балуйся с курком, – сказал Тоща-Моща. – Ружье у меня заряжено.
Мик доела оладьи и стала придумывать, чем бы ей заняться. Гарри Миновиц сидел на перилах своего крыльца с газетой в руках. Она ему обрадовалась. В шутку она выбросила руку вперед и заорала ему: «Хайль!»
Но Гарри не понял шутки. Он вошел в дом и захлопнул за собой дверь. Он был очень обидчивый. Мик стало досадно, потому что в последнее время они с Гарри подружились по-настоящему. Детьми они всегда играли вместе, в одной компании, но он уже три года ходил в профессиональное училище, а она тогда еще – в начальную школу. К тому же часть дня он работал. Гарри как-то сразу повзрослел и перестал шататься по дворам с ребятишками. Иногда она подглядывала, как он читает газету у себя в спальне или раздевается перед сном. По математике и истории он учился лучше всех в классе. Теперь, когда и она пошла в профессиональное училище, они стали часто встречаться и вместе возвращались домой. Они занимались в одной мастерской, и как-то раз учитель назначил их вдвоем на сборку мотора. Гарри читал книги и каждый день следил за газетами. Голова у него вечно была занята политикой. Говорил он медленно, обстоятельно, а когда увлекался, на лбу у него выступал пот. И вот теперь он на нее обиделся!
– Интересно, есть ли еще у Гарри та золотая монета? – сказал Тоща-Моща.
– Какая монета?
– Когда у евреев рождается мальчик, в банк на него кладут золотой. Так у евреев принято.
– Чепуха. Ты чего-то путаешь, – отмахнулась Мик. – Это ты, наверно, слышал про католиков. Католики, как только ребенок родится, сразу покупают ему пистолет. Они еще когда-нибудь объявят войну и всех поубивают, кто не католик.
– А я монашек боюсь, – признался Тоща-Моща. – Как встречу на улице – прямо мороз пробирает.
Мик села на ступеньку, опустила голову на колени и мысленно ушла в свою внутреннюю комнату. Ее жизнь проходила в двух местах: во внутренней и в наружной комнатах. Школа, семья и то, что случилось за день, – все это помещалось в наружной комнате. Мистер Сингер – и там, и тут. Чужие страны, планы на будущее и музыка жили во внутренней комнате. Песни, о которых она думала, тоже там. И симфония. Когда она оставалась сама с собой в этой внутренней комнате, музыка, услышанная в ту ночь, после вечеринки, к ней возвращалась. Симфония медленно вырастала в ее душе, как громадный цветок. Иногда среди дня или утром, сразу же после того, как она просыпалась, к ней приходила какая-нибудь новая часть симфонии. Тогда ей надо было уйти во внутреннюю комнату и прослушать эту часть много раз подряд, а потом постараться соединить ее с теми частями, которые она помнила раньше. Внутренняя комната была местом, куда не допускался никто. Мик могла находиться в доме, полном людей, и все же чувствовать себя запертой от всех.
Тоща-Моща сунул ей свою грязную лапу прямо под нос, потому что она смотрела куда-то в пространство, ничего не видя. Она его шлепнула.
– А что такое монашка? – спросил Братишка.
– Католическая женщина, – объяснил Тоща-Моща. – Католическая женщина в широком черном платье, которое ей даже голову закрывает.
Мик надоело сидеть с детьми. Лучше пойти в библиотеку и посмотреть картинки в «Географическом журнале». Фотографии всех стран света. И Парижа во Франции. И больших ледников. И далеких джунглей в Африке.
– Вы, ребята, смотрите, чтобы Ральф не вылез на мостовую, – приказала она.
Братишка опустил большое ружье на плечо.
– Принеси мне интересную книжку.
Мальчишка будто от рождения умел читать. Он был всего во втором классе, но любил читать всякие рассказы сам и никогда не просил, чтобы ему почитали вслух.
– Ты про что хочешь?
– Выбери, где о еде. Мне понравилась та книга про немецких детей, как они пошли в лес и пришли к домику из разных сластей, и про ведьму. Я люблю рассказы, где про еду.
– Ладно, поищу, – пообещала Мик.
– Но в общем мне про сладости уже надоело, – заявил Братишка. – Нет ли там сказки про бутерброды с жареным мясом? Ну а если не найдешь, бери про ковбоев.
Она уже было собралась идти, но вдруг замерла, широко раскрыв глаза. Дети тоже остановились и стали глазеть. Они смотрели на Бэби Уилсон, которая сходила по ступенькам своего дома на противоположной стороне улицы.
– Глянь, глянь, какая шикарная… – тихо протянул Братишка.
Может, виноват был этот нежданно жаркий, солнечный день после долгих дождей. Может, их темная зимняя одежда казалась им слишком уродливой в такую ясную погоду. Но Бэби была похожа на фею или на сказочную красавицу из кино. На ней был прошлогодний костюм для выступлений: короткая, торчащая в стороны юбочка из розового газа, розовый лиф, розовые балетные туфельки и даже розовая сумочка. Со своими золотистыми волосами она была вся розовая, белая, золотая и к тому же такая крошечная, чистенькая, что больно было на нее глядеть. Она изящно семенила ножками по мостовой, переходя улицу, а их не удостоила даже взглядом.
– А ну поди-ка сюда, – позвал ее Братишка. – Дай поглядеть на твой розовый кошелечек…
Бэби проследовала мимо по краю тротуара, склонив головку набок. Она не пожелала с ним разговаривать.
Между тротуаром и мостовой была узкая полоска газона; дойдя до нее, Бэби постояла секунду, а потом прошлась колесом.
– Да ну ее! – обозлился Тоща-Моща. – Вот задается! Небось идет в кафе к мистеру Бреннону за конфетами. Он же ей дядя и все дает задарма.
Братишка опустил дуло ружья вниз. Большое ружье было для него слишком тяжелым. Провожая взглядом Бэби, он рассеянно дергал себя за вихры.
– Да, хорошенький кошелечек. Розовенький… – прошептал он.
– Ее мама всем уши прожужжала про то, какая Бэби талантливая, – сообщил Тоща-Моща. – Воображает, что Бэби будут снимать в кино.
Было уже поздно идти в библиотеку и смотреть «Географический журнал». Скоро ужин. Ральф разревелся, и Мик вынула его из повозки и посадила на землю. Шел декабрь, и для Братишки в его годы время, прошедшее с лета, казалось вечностью. Бэби все лето выходила на улицу в своем розовом костюме и танцевала посреди мостовой. Сперва вокруг нее собиралась толпа ребятишек, но скоро им это надоело. Братишка остался ее единственным зрителем. Он садился на обочину и криком предупреждал ее, когда приближалась машина. Он видел танец, который Бэби выучила для выступления, не меньше ста раз, но с лета прошло уже три месяца, и теперь все это было ему внове.
