Пленница дождя - Знаменская Алина (читать хорошую книгу txt) 📗
— Это была твоя затея. Но видимо, ты уже остыла к ней. Придумала что-то новенькое?
Каштанов заглянул в прищуренные глаза жены. Они блестели сдержанным блеском. В них что-то таилось. Это было знакомо. Он никогда не мог предсказать — что именно.
— Ты обратил внимание, как она плачет? — Элла вдруг подняла на мужа по-детски округлившиеся глаза.
У Каштанова что-то оборвалось внутри. Опять! Он-то решил, что жена сумела переключиться…
— У нее делается такое выражение, совсем как…
— Пойдем в дом, дорогая, уже становится прохладно. Каштанов обнял жену за плечи и увел с крыльца в дом.
Настя очнулась на полу и сначала ничего не поняла. Было темно. Но вполне ощущалось, что лежит она в луже. Пошевелила сначала рукой, потом ногами. Нигде не болело. Только спина замерзла и была противно мокрой. Настя попыталась встать, тут же стукнулась головой о край кровати и все вспомнила. Она поднялась и включила свет. Так и есть — ваза. Вернее, то, что раньше было вазой, валяется под столом, розы раскиданы по всему полу, а сама Настя, упав в обморок, оказалась на полу. Она потеряла сознание, и ни одна сволочь не догадалась ее хотя бы на кровать перенести! Разбежались как крысы! Впрочем, чего еще ждать от людей, если человек, который клялся тебе в любви… Который уверял, что они поженятся, едва ей стукнет восемнадцать…
Настя почувствовала озноб. Да, конечно, она замерзла. Нужно снять это дурацкое платье и надеть что-то сухое.
Настя вылезла из платья и тут же поняла, что никогда больше его не наденет. Она вытерла платьем лужу на полу и вместе с цветами засунула его в корзину для бумаг. Дрожь не проходила. Она натянула джинсы и свитер. Спустилась в фойе. В общежитии было непривычно тихо. Вахтерша спала на диване. Настя остановилась посреди фойе и стала соображать, зачем шла сюда.
Ну да, она хотела куда-то пойти. Куда? Кого бы она хотела видеть сейчас, с кем хотела бы говорить?
Она подошла к телефону и набрала Мишин номер.
— Это Настя. Твоя мама еще не спит?
На глаза попался циферблат часов. Второй час ночи.
— Вообще-то спит. Но я могу разбудить.
— Нет, не надо.
— Что-то случилось? Я могу тебе помочь?
— Скажи, Миша… Ты знал?
— О чем?
— Ты знал, что… Ну, что к Вадиму вернулась Гуля?
— Послушай, Настя, это не телефонный разговор. Приходи сейчас к нам, мы поговорим.
— Ты знал! Вы все знали! И твоя мама знала! Прошлый раз, когда я была у вас в гостях… Вы все знали, что он уже с ней! И врали мне! Зачем?! Зачем вы это делали? Ты знаешь, как мне теперь больно?
— Я знаю, Настя. Выходи и иди к нам. Я выхожу тебе навстречу.
И Миша положил трубку.
Настя почувствовала приступ досады. Он не стал слушать ее, он не дал ей высказать всю обиду, что накопилась и горела внутри. Эта обида требовала слушателя. Пусть им станет Миша. Да кто угодно, кто станет ее слушать. Ей все равно. Она не может сейчас находиться одна. Настя выскользнула из общежития. Внутренняя дрожь не унималась.
Настя пошла по тротуару, слабо освещенному далекими фонарями. Шла быстро, чтобы согреться, и, только пройдя квартал, сообразила, что плохо помнит дорогу к Мишиному дому. Она всегда попадала туда на машине. Настя остановилась и поглядела по сторонам. В темноте ничего не разберешь. Решила идти прямо. В конце концов, Миша сам заметит ее, не так уж много народу на улице. Она прибавила темп. И почти сразу услышала сзади шаги. Она пошла быстрее. Сзади тоже пошли быстрее. Настя почувствовала, как спина под свитером стала мокрой. Ей вдруг стало противно: еще не хватало бояться! Мало, что ли, ей переживаний на сегодня? Она обернулась. К ней приближался парень. Когда он подошел поближе, она разглядела, что ему не больше семнадцати.
— Молодой человек, а вы не могли бы меня проводить? А то жутко одной в темноте.
— А куда тебе? — Парень слегка опешил.
— Вон через ту аллею и направо.
— Ну идем.
Настя перестала дрожать. Теперь ее мысли переключились, и она с удивлением обнаружила, что, кроме боли, способна испытывать страх за свою жизнь. Парень шел молча, и в его молчании Насте чудилось недоброе. Они вошли в аллею. Сюда свет фонаря с улицы практически не проникал.
— Вообще-то я не боюсь одна по улицам ночью ходить, — сказала Настя и покосилась в сторону своего спутника. — Я с раннего детства карате занимаюсь.
Выражения его лица она не разглядела. Парень взглянул на нее и отвернулся.
— Просто давно не тренировалась. Все некогда.
Парень что-то пробурчал себе под нос, а Настя попала на свой конек и принялась вдохновенно фантазировать.
Она охотно врала про спортшколу, про папу-тренера, у которого черный пояс, про соревнования в Японии.
Они уже почти дошли до конца аллеи, когда услышали сзади тяжелые торопливые шаги. Не сговариваясь, Настя и ее спутник прибавили скорость. Тот, кто нагонял их сзади, побежал.
Настя вцепилась в руку своего спутника, и они припустились бегом.
Они миновали аллею, вылетели на площадь и помчались так, что ветер в ушах засвистел.
Преследователь не скрывал своих намерений. Он даже выкрикивал угрозы, но Насте и ее спутнику это лишь добавило прыти. Они оставили далеко позади своего преследователя, когда Настя поняла, что дальше бежать не может — нестерпимо кололо в боку. Она опустилась на землю возле памятника великому революционеру.
— Он что, тебя знает? — испуганным голосом поинтересовался парень.
Он тяжело дышал, как, впрочем, и Настя.
— А почему меня? Может, тебя?
— Как тебя зовут?
— Настя.
— Вот именно. Он так и кричал: Настя, Настя…
— А что же ты мне сразу не сказал?!
Настя таращилась в темноту.
— А ты что, глухая? Он же громко орал.
— Это Миша! — вскочила Настя. — Только почему же он сзади оказался?
— Слушай, а у тебя вообще все дома?
Парень покрутил у виска.
— Ой, пошли догоним его!
— Да ну тебя на фиг! — Парень попятился от нее. — То убегай, то догоняй…
— Подожди!
Но парень резво развернулся и быстро пошел в сторону трамвайной линии, ругаясь на ходу.
Настя вышла на площадь.
— Миша! — сложив ладони рупором, прокричала она. — Ми-и-ша!
Со стороны сквера затрещали кусты. Тот, кто продирался сквозь них, производил впечатление довольно крупного по габаритам человека.
— Миша? — нерешительно уточнила Настя.
— Миша, Миша, — проворчал парень из темноты. — Сама позвонила, а бегаешь.
— Ой! Ты же с другой стороны появился!
— Я уже до общежития успел добежать. Сообразил, что послал девушку одну, ночью. Извини.
— Да нет, ничего.
Настя взяла Мишу под руку, и они пошли. Дома Миша провел Настю на кухню.
— Пиво будешь?
— Миш, ты ведь друг Вадима, ты должен знать. Неужели он встречался со мной, только чтобы вернуть Гулю?
Настя во все глаза смотрела на Мишу. Она никогда прежде не была столь внимательной к нему. Сейчас, когда она ждала ответа, то успела заметить, что у него карие глаза. И что он впервые не пытается язвить в ее адрес. Жалеет. Ну и пусть. Сейчас Настю не могла унизить Мишина жалость. Ей было все равно — жалость, сочувствие или простая вежливость. Лишь бы с кем-нибудь говорить.
— Да, Вадим мой друг. Причем очень давний. Именно поэтому я не могу обсуждать его поступки, как бы я к ним ни относился.
Настя открыла рот. Вот так привет!
— А тогда.., зачем ты позвал меня? — опешила она. — Неужели ты не понимаешь, что ни о чем другом я сейчас говорить не могу?
— Вот и говори. А я буду слушать.
Настя глотнула пива. Миша придвинул ей сухарики.
— Разве можно было так притворяться? — спросила Настя, не глядя на Мишу. Она вспомнила глаза Вадима. Его слова. Его знаки внимания. Она стала рассказывать. В какой-то момент Настя забыла, кому рассказывает. Говорила так, как если бы перед ней сидела подружка. Она рассказывала милые подробности их встреч, которые нечаянно приходили на ум. Она говорила о своих чувствах. Миша слушал, уставившись в окно. Получилось так, что они общались, не глядя друг на друга. Но это было не совсем так. Мише в темном квадрате окна была видна отраженная кухня. И Настин печальный профиль. И когда глаза у нее начали советь и слипаться под действием выпитого пива, Миша сказал очень буднично:
