Мы живём на границе - Верещагин Олег Николаевич (читаем книги txt) 📗
…Земля была по-утреннему холодной, хотя кончался май. Лошади стояли у открытых ворот, удила наброшены на коновязь. Возле них торчал Витльд Арюнас – щурился на восходящее над хребтом солнце. На Серого он даже не посмотрел – широко зашагал к дому, придерживая локтем на бедре ухоженный АКМС с подствольником.
Серый закрыл ворота и вернулся к лошадям. Погладил мягкие, нежные носы – оба коня благодарно закивали. Это были единственные существа здесь, к которым Серый не испытывал ненависти, кони всегда ему нравились, и мальчик освободил коней от сбруй, действуя привычно и быстро, как его научили еще в школе верховой езды…
– Э, пацан!- крикнул Беноев с крыльца. – Давай скорей, поворачивайся!
– Да, хозяин, – послушно откликнулся Серый.
Беноев звал его только "пацан" или "Серый". А сам Сергей еще четыре месяца назад и представить себе не мог, что будет кого-то всерьез называть "хозяин". И годить в цепях, в грязном дранье, и не иметь даже возможности вымыться… Вообще все произошедшее казалось ему дурным сном, противоестественным бредом.
Его украли недалеко от школы, прямо в Санкт-Петербурге. Дальше он ничего не помнил; сознание слегка прояснилось только в тот момент, когда его отхлестали по щекам и сунули листок с текстом, который он монотонно и не вникая в смысл зачитал в камеру, а потом опять отключился, чтобы окончательно придти в себя в подвале. Его не били, кормили, и, складывая мозаику отрывочных воспоминаний, Сергей смог понять, что его похитили ради выкупа.
Беноев просчитался. Отец Сергея, бывший офицер-афганец, в 90-х годах убийствами, подкупом, шантажом и беспринципностью создавший свою небольшую, но доходную торговую империю, сына любил без памяти и вместо того, чтобы собирать деньги, поехал собирать людей, одурачив бандитов заверениями, что через неделю выкуп будет готов. На скользком от гололеда шоссе его джип, шедший под сто пятьдесят, перевернулся и взорвался, упал с автострады в лес. Узнав о гибели мужа, и без того державшаяся только на лекарствах мать Сергея свалилась с инфарктом – это бывает даже с молодыми людьми. Салман понял, что денег не получит никак; торговую империю бросились делить полдюжины наглых и хватких "близких людей", а в село Беноева нагрянул с зачисткой спецназ. В бою погиб брат Салмана – четвертый, двое других были убиты еще в Первую Чеченскую, третий – в 98-м во время схватки между кланами. Проклиная все на свете, Салман с последним из братьев, Арсланом, бежал в глушь, прихватив с собой похищенного подростка. Уже не надеясь за него что-то получить, просто из подлости.
Слегка оправившись, мать Сергея с помощью бывших сослуживцев мужа (с которыми он в свое время расплевался, "уйдя в бизнес") попыталась найти сына. Но даже деньги тут оказались бессильны – следы терялись, и женщина уехала за границу, не в силах оставаться там, где потеряла все…
Этого не знал ни Сергей, ни его похитители. А вот о том, что случилось с отцом, Салман рассказал мальчишке – перемежая свой рассказ руганью и проклятьями, словно у него погиб ближайший друг.
Слегка придя в себя от наркотиков, которыми его накачали во время похищения, Сергей сбежал – как раз во время пути в глухие районы, на вторую же ночь выдрал руки из веревок, развязал ноги и удрал в январский горный лес с бандитской стоянки, будучи уверен, что все кончилось.
Он бы, наверное, и правда убежал (и замерз бы наверняка!), но в лесных делах ничего не понимал, пошел по кругу и нарвался на ищущих его чеченцев почти лоб в лоб. Когда его хватали, мальчишка дрался с остервенелым отчаяньем, четверо взрослых его едва смогли скрутить, поплатившись кучей синяков, глубоких укусов и ссадин – и уже не развязывали на протяжении недели пути. Сергей думал только об одном: как ему сбежать? Потом появилась мысль – захватить оружие и… то, что придется убивать, не пугало. По вине этих уродов погиб его отец, и кадры гибели, похожие на жуткий кинофильм, возникали в снах снова и снова, хотя Сергей и не видел аварии воочию.
Была еще надежда, что его освободят. Как в кино… И только потом Сергей понял, что надежда была глупой. Территория, по которой они шли, официально считалась "мирной", тут не было русских войск и всем заправляли переквалифицировавшиеся в милиционеров и глав администраций вчерашние боевики.
Когда в небольшом полузаброшенном селении Салман объяснил Сергею, что он, Салман, теперь его хоязин – мальчишка плюнул чеченцу в лицо. Последовавшие за этим регулярные побои, продолжавшиеся несколько дней, страшно было вспоминать. Братья Беноевы вымещали на пленнике весь живший в них страх – военное поражение начала века, гибель родных, бегство из богатого дома… Сергея в жизни били не раз – на ринге, в драках – и он терпел, сперва молча, потом – начал орать в голос, но в ответ на вопрос, который, брызжа слюней, повторял Беноев-старший: "Кто я такой?!" – снова и снова отвечал: "Душара." Это слово говорил отец.
Витольд Арюнас – латыш, друг Беноевых, зачем-то обосновавшийся тут, в этом селении – посоветовал чеченцам другой метод. Они перестали избивать упрямого мальчишку, потому что это могло закончиться одним: Сергея забили бы насмерть, но не сломали. Латыш, куда более умный и утонченный, чем свирепые, но тупые горцы, посоветовал им морить Сергея жаждой.
Расчет оказался верным. Сергей внутренне был уже готов умереть от рук врагов – отец, каким бы он ни был в делах, воспитывал его на примерах мужественных людей, внушая, что мужчина – это не возраст, а состояние духа. Сергей скорее умер бы, чем поддался на ломку болью и, наверное, смог бы вынести любые пытки, охраняя свое достоинство, не спасовал бы перед самой страшной казнью. Но беспомощно следить за собственным медленным умиранием оказалось выше его сил.
Сдача далась ему нелегко, потому что означала шаг через собственное достоинство. Когда Сергей понял, что готов сдаться (а это было на третьи сутки!), он проплакал несколько часов – от стыда и бессилия, от жалости в себе и отцу, от тоски и страха.
Он назвал Салмана хозяином. Постыдно, давясь слезами, чем доставил тому невероятное удовольствие.
Правда, Беноев превратно истолковал причину рыданий, которыми наслаждался. Он был уверен, что его раб плачет от страха. И не мог себе представить, что Сергей плачет от острого чувства изгаженной чести…
…Засыпав коням овса, Серый вернулся на кухню, разжигать печь. Из большой комнаты доносились голоса Салмана и Арюнаса. Они разговаривали по-русски. В этом было что-то дикое, почти смешное – неистово ненавидящие русских бандиты говорили между собой именно по-русски… но что делать: Салман не знал латышского, Витольд – чеченского.
Говорил в основном Беноев – Арюнас больше молчал, цедил слова в час по чайной ложке. Разговоры всегда были одинаковыми. Чеченец вспоминал, как хорошо он жил с девяносто первого по девяносто девятый, какой у него был дом, сколько рабов и рабынь, какие были веселые времена, когда победили русских в 96-м и как здорово все начиналось в 99-м… Потом Беноев с руганью принимался вспоминать, как пришли "федералы" [50] – всё отобрали, как они спасались, с каким трудом потом натурализовались, добыв фальшивые документы… В его голосе слышались искренние обида и горечь хозяина, у которого злые люди порушили хорошо налаженную жизнь – и от этого слушать становилось страшно, потому что приходило понимание: все свои мерзости, все свою дикость, рабовладение, насилие над людьми (в том числе – и над соотечественниками!), жадность, жлобство, дикарское самомнение – все-все это Беноев считает нормой, а тех, кто лишил его этого – грабителями и бандитами.
Арюнас ни на что не жаловался. По немногим его словам Серый понял; латыша тут держат вовсе не деньги. Он просто ненавидит русских – и ненависть его куда страшней, чем у чеченца.
После таких разговоров Беноев, наевшись, частенько "пыхал травкой". Арюнас к нему никогда не присоединялся. Наоборот – как-то раз Сергей видел, что латыш с презрением смотрит на обкурившегося приятеля. Это было в тот раз, в начале марта. Арюнас тогда постоял над завалившимся на подушки чеченцем, что-то пробормотал и ушел.
