Тайна сокровищ Заколдованного ущелья - Голестан Эбрахим (читать книги бесплатно .TXT) 📗
– Очень даже заряжен. Вот как выстрелю сейчас!
– За чем же дело стало? Стреляй!
– Не буду я в тебя стрелять. Воров не отстреливаем.
– Тогда хоть в потолок стрельни!
И тот выстрелил. Потолок, он что? Всего лишь свод пещеры, он неживой, ему не больно, в него можно стрелять…
От удивления (смешанного с подстрекательством) чайханщик протянул:
– Кажись, и вправду заряжен… Ну, молодец, дядя, пальни-ка еще! Стреляй на всю катушку, давай покажи, на что ты способен!
Жандарм, поднимая пистолет, взревел:
– А ты меня не подначивай!
– Стреляй, пока пули есть!
И в пещере затрещали выстрелы, наполнив дымом воздух, заставив содрогнуться памятники древности, а старосту в шахте колодца вынудив пожалеть о своем намерении. Староста перепугался и хотел повернуть назад, но это ему было не под силу. С испугу он выпустил из-под контроля мочевой пузырь, и у него потекло по ногам – до самого низка шаровар. Когда струйка жидкости отделилась от нижнего края шахты и полилась в пещеру, сверху на нее упал луч света. Чайханщик заметил: что-то капает. Он понимал, что если в колодце нет дна, то и воды в нем быть не должно. Может, вода пошла из стены? Во всяком случае, он решил расценить это как доброе предзнаменование, и тут староста свалился вниз. От шума выстрелов, прогремевших над ухом, жандарм не расслышал шума падения, хотя староста шмякнулся очень даже крепко. Жандарм, попав в пещеру, смотрел только вперед, стоял он спиной к шахте, взгляд его был прикован к чайханщику, слух поглощен выстрелами, а прочие чувства – охраной порядка и благими намерениями, так что у него просто не было возможности заметить старосту и все то, что происходило за его спиной. Но чайханщик видел все. Особенно с того момента, когда ему открылся блеск тех светлых капель; он напряженно ждал, что ситуация изменится. Как она изменится, неизвестно, но он надеялся, что к лучшему. Выяснилось, что жандарм в этой пещере – чужак, ничего про нее не знает, а его взгляды, его подход к сокровищам явно расходятся с общепринятыми взглядами. Следовательно, кто бы ни оказался здесь, конфликт его с жандармом неминуем. Тогда чайханщик сможет объединиться с кем-нибудь из двоих против другого… Или хотя бы так: поскольку жандарм стоит между ним и пришельцем, он поневоле повернется к новоприбывшему, вот тут-то у чайханщика появится шанс одним прыжком подскочить к жандарму и вырвать у него пистолет. Этот план он надумал с той же быстротой и легкостью, с какой, завидев в своей чайхане путешественника, одетого побогаче, назначал новую цену на челоу-кебаб, чай и пепси-колу. И вот при виде старосты он вышел из-за гробницы, стащил с головы шапку, вытер ею потное лицо и мягко, внятно и миролюбиво сказал:
– И вообще-то, зачем было вам стрелять?… Присаживайтесь, давайте поговорим.
Жандарм твердо и непреклонно, хотя в тоне его прорывались обида и раздражение, отвечал:
– Мне с тобой разговаривать не о чем. Полицейский при исполнении обязанностей противозаконных разговоров не ведет!
Чайханщик внимательно следил за тем, как староста поднялся, начал оглядываться, потирая мокрые штаны. Полным притворной доброжелательности тоном, с профессиональной показной почтительностью он спросил:
– Твой семизарядник на сколько патронов?
Детских вопросов об очевидных вещах жандарм вообще не переносил – разве что от вышестоящих, да и те терпел только из дисциплинированности и в силу традиции. Поэтому он сквозь зубы прорычал:
– Раз семизарядный пистолет, значит, в нем семь патронов, болван ты этакий!
Чайханщик подошел ближе и, по-прежнему соблюдая вежливость, попенял ему:
– Вы, конечно, человек ответственный, да только неучтивый. Жандарму не подобает бранных слов говорить. Особенно в таком месте. Одно дело, кабы мы наверху были, а под землей – неудобно за вас даже.
Жандарм облокотился о гробницу и сказал все так же сердито и сквозь зубы:
– Хочешь сказать, что, если втайне, под землей, воровство и бесчестность уже не грех?
Чайханщик, который все высматривал, что там делает староста, попытался, играя бровями, дать тому понять, что надо поскорее включаться в игру. Но хотя при известных объяснениях в полутьме брови и всякие выкрутасы ими очень даже хороши, однако в подземной пещере при данных обстоятельствах (во всяком случае – в данный момент) они себя совершенно не оправдывали: староста ничегошеньки не понимал. Чайханщик вынужден был одновременно заговаривать зубы жандарму и инструктировать старосту. Он начал:
– Начальник, я что хочу сказать: нам надо всем вместе держаться, нам поддержка нужна… Помогать надо друг другу, помогать. Тут под землей золота полным-полно, под каждым камнем золото и самоцветы. Чем ссориться да ругаться, договоримся лучше. Поделимся. Бог нам послал – возблагодарим Бога. Чем нас меньше, тем больше каждому достанется.
Староста начал соображать, что к чему, он тихонько двинулся к ним. Жандарм, кусая губы, погрузился в размышления. А чайханщик все распинался:
– Снаружи никто не знает, что тут есть да что случилось. Или сейчас случится!
Староста добрался до гробницы, возвышавшейся позади жандарма. Поверх надгробия, вместе с золотым гребнем и зеркалом, лежал большой золотой таз. Староста кивком показал на него чайханщику, как бы спрашивая: «Тазом годится?» Тот, продолжая говорить, закивал и от нетерпения почти прокричал конец последней фразы, а потом еще нетерпеливее, громко и резко выпалил:
– Ну давай! Кончай скорей.
И таз с глухим звоном опустился.
45
Художник выдавил из тюбика на палитру красную краску и кончиком кисти стал смешивать ее с теми, что уже были там. Трихвостень спросил:
– Зачем ты мешаешь разные краски?
– Как это ты говорил: «Болтун вопросы задает…»?
– Да нет, я серьезно. Зачем ты их перемешиваешь?
– Чтобы получить нужный цвет, – ответил художник. – Такого в готовом виде не бывает. Никогда не найдешь такого сочного и яркого оттенка, который тебе требуется для этой именно картины. Потому что каждый цвет – составной.
46
Таз с такой силой трахнул жандарма по голове, что пистолет вывалился у него из рук, а сам он, беспомощный и бесчувственный, опустился наземь. Чайханщик рванулся к нему, чтобы подхватить пистолет, покатившийся на золотой песок, но отлетевший в сторону золотой таз подвернулся ему под ноги. Он пинком отшвырнул его, пошатнулся, но сохранил равновесие, однако при этом потерял время: когда чайханщик выпрямился, было уже поздно. Пистолет был в руках у старосты.
Староста, все еще во власти раздумий о собственных браконьерских проделках с углем, сказал:
– Уж как он ко мне цеплялся! – и пихнул упавшего жандарма ногой.
Терпение чайханщика истощилось, обозленный потерей пистолета, он протянул руку и безапелляционно объявил:
– Давай сюда, я его сейчас прикончу! Жандарм охнул и пришел в себя.
Староста спрятал руку с пистолетом за спину, чтобы, не дай Бог, чайханщик не выхватил, возмущенно поглядел на него и сказал:
– Ты говорил, что хочешь заведение в нашей деревне открыть, затем, мол, и приезжаешь!
По голосу жандарм узнал человека, напавшего на него, и простонал:
– Ты меня ударил…
Хотя от слабости он едва мог говорить, но все-таки постарался выделить голосом слова «ты» и «меня» и, опираясь о надгробие, попытался приподняться.
Чайханщик опять настойчиво проговорил:
– Как только он оклемается, за нас обоих примется, не отвяжешься от него. Разделайся с ним!
Староста подозрительно поглядел на него и покачал головой:
– Не поладили, значит. А были компаньонами…
Жандарм еще не оправился от удара по голове, он не чувствовал, что из-под волос по виску у него течет струйка крови, – так он был поглощен своим новым открытием.
– Вот уж никогда бы не подумал, что староста с вором компанию водит! – еле ворочая языком, выговорил он.
Чайханщик решил, что такое оскорбление старосты ему на руку: оно облегчит ему расправу с жандармом, и нетерпеливо заорал:
