Клоака - Доктороу Эдгар Лоуренс (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
Могу предположить, что Мартином владела лихорадка преследования, азарт охотника, хотя я не мог понять его. Какое же это холодное, эгоистическое чувство… Такой человек полностью отстраняется от сострадания.
Сарториус, естественно, латинское слово. Но носители этой фамилии — выходцы из Германии. Я узнал это от наборщиков «Телеграм». Эти люди знали все обо всем. В большинстве своем они были старше, чем все наши репортеры, и помнили прежние времена, когда они сами собирали новости, а потом набирали их для газетных полос. К новой профессии журналиста они относились с нескрываемым презрением. Они сводили меня с ума своим вольным обращением с текстами, которые набирали, но, когда мне надо было получить справку, я шел именно к наборщикам. Там, на верхнем этаже типографии, меня просветили, что в средние века в Германии зарождающийся класс буржуазии, стремясь облагородить свои простые немецкие имена, переводил их на благозвучный, по их мнению, латинский язык. Так мельники становились Молиторами, пастухи — Пасториусами, а портные — Сарториусами.
Я рассудил, что наш латинизированный немецкий доктор прибыл к нам с массой других иммигрантов, вынужденных бежать из Европы после неудач демократических революций сорок восьмого года. Медицинское образование он получил в Европе, что могло бы частично объяснить его нежелание близко сходиться с врачами, обучавшимися в Америке. Так как он был участником событий сорок восьмого года, то, скорее всего, вступил в армию Соединенных Штатов, как поступало большинство подобных иммигрантов.
Вы знаете, какие порядки царят в Вашингтоне… Пока главное военно-медицинское управление Соединенных Штатов соберется ответить на ваш запрос, нужда в таком ответе давно минует. Однако рано или поздно ответ все-таки приходит. В данном случае он позволил мне проследить начало пути этого человека на американском континенте. В 1861 году доктор Вреде Сарториус сдал экзамен на кандидатскую степень. Его аттестовали, присвоили звание первого лейтенанта, дали должность помощника хирурга и направили в одиннадцатый пехотный полк второй дивизии Потомакской армии под командованием генерала Хукера. Эта армия воевала под Ченселлорсвилем, Геттисбергом, Вилдернессом, в Споттсильвании и Колд-Харборе.
Его служба в армии была образцово-показательной. Повышение следовало за повышением. Он оперировал в полевых госпиталях под огнем неприятеля. Его нововведения в хирургическую практику вошли в учебники по военно-полевой хирургии. Я не помню деталей, но Сарториус прославился на всю американскую армию. Он ухитрялся ампутировать ногу за девять минут, руку за шесть. Как ни кощунственно это звучит, но такая скорость — а это было время, когда обезболивающие лекарства еще не изобрели, — заслужила безграничную признательность солдат. Сарториус придумал новые способы проведения хирургических операций. Эти способы применяются до сих пор. Его искусство лечить раны головы было общепризнанно, и его приглашали на консультации в особо сложных случаях. Некоторые из его взглядов, вызывавших в то время недовольство начальства, теперь являются безусловными руководствами к действию. Вот таков Сарториус. В те времена повязки на ранах пропитывали коллодием, проще говоря клеем. Сарториус же утверждал, что раны должны дышать воздухом, поэтому их следует открывать, даже если идет дождь. Он использовал раствор креозота для асептики — раньше других. Он изобрел новую модель подкожного шприца. Он настаивал на том, что в послеоперационном периоде раненый нуждается в свежей пище и в ежедневной замене сена в наволочках подушек. Сейчас это вполне очевидные истины, но тогда потребовалось невероятное упорство, чтобы сломить сопротивление военно-медицинской бюрократии. Он ушел в отставку в 1865 году в чине полковника с должности главного хирурга армии. Он был блестящий мастер и храбрый солдат. Очень важно понимать это. Мы говорим о благородных чертах на фоне гротеска. Я не хочу впадать в сентиментальность и утверждать, что карьера доктора Вреде Сарториуса явилась следствием личной трагедии.
Глава шестнадцатая
В начале сентября того же года Эдмунд Донн, имея на руках официальное постановление об эксгумации, пригласил Сару Пембертон прогуляться вокруг водохранилища. Произошло это в чудесный солнечный день… В Нью-Йорке случаются такие дни ранней осенью — они напоминают нам, каким должно быть лето. Воздух тих и прозрачен, как вода в море между приливом и отливом. Солнечные лучи, падая под каким-то необыкновенным углом, высвечивают каждую деталь ландшафта, делая ее удивительно выпуклой и рельефной. Все вокруг приобретает необычайно живой цвет, становится значительным и ярким. Донн тщательно приготовился к ответственной встрече, а погода стала его верным союзником. Только что пробило четыре часа пополудни. Ноа Пембертона, новоиспеченного ученика общественной школы, мать забрала с занятий в три часа… Донн приехал на Тридцать восьмую улицу во всеоружии — он купил мальчику модель шхуны, мастерски выполненную из полированного черного дерева. Вся оснастка игрушечного судна была как настоящая: льняные паруса, латунный якорь, капитанский мостик, даже руль — и тот был на месте. Игрушка, вероятно, обошлась бравому капитану в кругленькую сумму. Ноа ухватил подарок обеими руками, и вся троица отправилась к водохранилищу.
Всех остальных, то есть доктора Гримшоу. Эмили Тисдейл и меня он попросил подойти к дому Сары Пембертон к пяти и ждать там. За несколько дней до настоящего событии Эдмунд Донн побывал в этом доме с визитом. Он был в форме и провел беседу со слугами. Лавиния Торнхилл была в это время за границей, и слуги чувствовали себя полномочными представителями и защитниками ее интересов… Во всяком случае, им было не вредно убедиться, что миссис Пембертон находится под защитой муниципальной полиции. В определенном смысле это было истинной правдой.
Дело в том. что за две или три встречи, которые Донн имел с Сарой Пембертон, и в результате их практически ежедневной переписки, у этой парочки сложились довольно тесные отношения. Такие пары встречаются у птиц, некоторых животных и, конечно, у людей. Что касается меня, то я уже давно привык жить один и полагаться только на свое собственное разумение, хотя и допускаю, что жизнь идет своим чередом, и, по мере того как меняются желания и сбываются мечты, былые ценности также уходят в прошлое. Наши взгляды меняются в зависимости от обстоятельств. Я не вполне уверен, что полностью разобрался в отношениях, которые связали между собой капитана Донна и миссис Пембертон за несколько предшествовавших описываемому событию дней… Но когда они вернулись домой к ожидавшей их троице и когда в гостиной нам подали заваренный в лучших британских традициях чай, я мог прочитать все совершенно ясно по выражению их лиц, так же ясно, как я читаю газетные заголовки.
Кто-то за обедом, много лет спустя, Ноа Пембертон предположил, что его мать и капитан Донн были знакомы друг с другом задолго до того дня, что, возможно, его отец и Эдмунд Донн являлись когда-то соперниками в своих претензиях на руку его матери. Но это было неравное соперничество, если, конечно, оно имело место, шансы Огастаса и Эдмунда нельзя даже сравнивать. Свои выводы Ноа сделал на основе двух или трех реплик, которые подслушал во время встречи Сары Пембертон и Эдмунда Донна около водохранилища.
«Теперь оба они пропали без вести, миссис Пембертон… и все вернулось на крути своя. Вы превратились в ту же бедную девушку, какой были много лет назад, и снова рядом с вами сидит долговязый парень, вечно витающий в облаках». Я не могу поручиться за точность, но смысл был именно таков.
Что касается меня, то я не считаю эти воспоминания убедительным доказательством. По его же признанию, Ноа Пембертон в тот день был занят очень важным делом. Кроме того, бесстрастность, проявленная Донном, когда я обратился к нему с просьбой помочь разобраться в деле Пембертона, граничила бы в таком случае с бесчеловечностью.
Как бы то ни было, на водохранилище Донн показал мальчику, как по гребешкам волн ориентироваться в направлении и силе ветра и как поставить паруса и руль, чтобы игрушечная шхуна легла на нужный курс.
