Беда - Шмидт Гэри (серия книг .TXT) 📗
– Никто не посадит к себе двух обормотов с собакой и огромными рюкзаками, – сказал Санборн.
– Туристы посадят, – сказал Генри. – Тебе еще выбирать придется, к кому сесть.
Но Санборну не из чего было выбирать. Они по очереди шли задом наперед и голосовали до тех пор, пока не наступило время ужина, а потом – до начала сумерек, когда в меркнущем небе появились первые намеки на фиолетовость, и Генри гадал, поверили ли его родители записке, в которой говорилось, что он пошел к Санборну и проведет с ним несколько дней – между прочим, с чисто технической точки зрения это даже нельзя было назвать ложью. А еще он думал, не пора ли им подыскать место для ночлега, пока еще не совсем стемнело.
Потом, когда фиолетовость в небе стала уже больше чем намеком, на их призывы вдруг откликнулся один пикап. Он притормозил, поехал дальше, снова притормозил и остановился на обочине, дожидаясь их. Санборн был вне себя от счастья.
– Кто знает? – сказал он. – Может, нам по пути и он подбросит нас до самой горы?
Генри побежал к пикапу вместе с Чернухой, у которой этот автомобиль не вызвал никакого ужаса. Наоборот, она тянула его к нему изо всех сил, заливаясь лаем. Видимо, тоже устала, подумал Генри.
Догнав пикап, они кинули рюкзаки в кузов – а следом за рюкзаками туда без всякого промедления прыгнула и Чернуха. Она пробежала вперед, к кабине, и продемонстрировала водителю свою благодарность, обслюнявив ему все заднее окошко, а когда она его не слюнявила, то радостно царапалась в стекло когтями и виляла хвостом.
Должно быть, здорово устала идти пешком, подумал Генри. Он залез в кузов пикапа и крепко привязал Чернуху поближе к кабине, чтобы та не вывалилась. Потом спрыгнул – Чернуха все еще лаяла и пачкала окно слюнями – и обошел машину кругом. Даже в сгустившихся сумерках он заметил, что на боку пикапа не хватает хромированных накладок. Их не было и на дверце, как будто весь хром содрали намеренно. Генри почувствовал в этом какое-то смутное напоминание.
Он забрался в кабину, сел рядом с Санборном и захлопнул за собой дверцу. Потом обернулся к шоферу.
– Спасибо, – сказал он… Чэй Чуану.
Его отец нашел томик Китса. Увидел, что она написала на первой странице. И бросил книгу в огонь. «Сказывается твое прошлое. Ты всех нас позоришь. Американская девчонка!»
«В чем тут позор?» – спросил он.
«Да что ты знаешь о позоре? Американская девчонка. Думаешь, я привез тебя сюда, чтобы познакомить с одной из них?
Я не отдам то, что построил, в ее руки. И в твои тоже».
И он отказался от того, что построил его отец. Он понимал, что такой выходки ему не простят. Отец позволил ему задержаться и спасти то, что осталось от книги. А потом велел покинуть дом на следующее утро. С пустыми руками.
Он покинул его ночью. С пикапом.
12.
Санборн, который не узнал водителя в лицо, радостно поддакнул:
– Да-да! Спасибо, что остановились.
Чэй кивнул и вывел пикап обратно на трассу.
– Уже почти стемнело, а этот чудак, – Санборн кивнул на Генри, – этот чудак считал, что нас подберут еще пару часов назад.
Чэй снова кивнул.
– Это из-за собаки.
– Вот и я ему говорил. Никто не посадит двоих парней с собакой.
Чэй кивнул.
– Кроме вас, – добавил Санборн.
Чэй снова кивнул.
– А мы в Мэн едем, – сказал Санборн.
На этот раз кивка не последовало.
– А вы куда?
Чэй махнул рукой на дорогу.
– На север, – сказал он.
– Отлично. Вот и мы туда же. На север.
– Отлично, – сказал Чэй.
Да уж, подумал Генри. Отлично.
– Мы думали, одолеем миль этак сто и найдем какой-нибудь кемпинг. Но если вы все равно на север едете и если вы не против, то, может, нам проехать с вами сколько получится? Допустим, до Миллинокета в Мэне.
Чэй кивнул.
– Может, остановишься и выпустишь нас? – спросил Генри.
Ошеломленное молчание Санборна. Покряхтыванье старого помятого пикапа, упорно катящего вперед на старых потертых шинах. Радостный лай Чернухи, по-прежнему преисполненной благодарности к отзывчивому шоферу.
– Генри, – медленно сказал Санборн, – а может, ты заткнешься?
– Санборн, – сказал Генри, – а может, заткнешься ты? Поверь мне, нам нечего делать в этом пикапе. Потому что у нашего водителя нет прав. – Он наклонился вперед. – Что, не так? А почему у тебя нет прав? Потому что их отобрали. А отобрали их потому, что ты наехал на моего брата и убил его.
Чернуха позади не умолкала. Санборн растерянно перевел дух.
– Санборн, ты не знаком с Чэй Чуаном? А я с ним познакомился в суде. Ну, не то чтобы познакомился, но мы оба там были. Только он – в наручниках. Чэй, это мой друг Санборн. Он отправился со мной в поход, потому что мой брат Франклин, с которым я собирался пойти, умер.
Снова молчание.
– Если не считать твоей семьи, – наконец сказал Чэй, – я больше всех жалею о том, что случилось.
– Пошел к черту, – сказал Генри. – Ты не знаешь, каково это – потерять такого брата.
Чэй смотрел на дорогу.
– У него впереди была вся жизнь. Ему было только восемнадцать. Вся жизнь! А он умер – из-за тебя. Я сам его закапывал. Ты бы слышал ночью мою мать. Ты… слышал бы ты ее. Ты представить себе не можешь, как она плакала.
Чэй не сводил глаз с дороги. Она была пуста, и свет фар разгонял густеющие сумерки. Звезды на небе еще не появились. Луна тоже.
– Твоя мать плакала так, как будто обнимала твоего брата, а он умирал, весь в крови, и она ничего не могла поделать, – почти шепотом сказал Чэй. – Так, как будто она хочет только одного: умереть раньше, чем случится что-нибудь еще, потому что жизнь потеряла для нее смысл. – Чэй провел рукой по глазам и дальше, по волосам.
– Из-за тебя, – сказал Генри.
Чэй кивнул.
Они ехали и ехали. Генри показалось, что в его жизни вдруг наступила глубокая пауза. Снаружи была только вечерняя серость. Внутри – только тишина, такая же серая. Даже Чернуха, и та затихла.
– Откуда ты знаешь? – спросил Генри.
Чэй ничего не ответил. Он смотрел прямо вперед. И снова провел рукой по глазам.
Они ехали дальше. Проехали маленький городок с кинотеатром. Скоро люди выйдут оттуда и отправятся в кафе-мороженое. Будут обсуждать фильм. Говорить о том, понравился он им или нет. О том, подходящая ли в нем музыка. О том, что местами он, пожалуй, слегка скучноват. Будут жалеть, что в их молочном коктейле маловато карамельного сиропа.
Генри чувствовал, как его затягивает в воронку усталости – такую темную, такую глубокую, что бессмысленно даже пробовать из нее выбраться.
– Сейчас будет поворот на Девяносто пятую автостраду, – сказал Чэй. – Она ведет в Мэн. Если хотите выйти, я остановлю.
Генри промолчал. Он закрыл глаза.
Они свернули и выехали на шоссе, о котором говорил Чэй. Шум двигателя и шорох шин стали ровнее.
Чернуха скреблась в заднее окошко, а когда Генри повернулся и открыл его, ткнулась носом ему в ладонь. Он погладил ее по морде. Она лизнула ему руку; затем, довольная, плюхнулась на дно кузова так естественно и привычно, словно укладывалась в нем уже много-много раз.
– Куда ты едешь? – спросил Генри.
Чэй перестроился на другую полосу, без всякой видимой причины.
– На север, – ответил он.
– Просто на север?
Чэй кивнул. И опять перестроился на другую полосу – без всякой видимой причины.
– Ты понимаешь, что ты сделал с нашей жизнью?
– А почему я, по-твоему, еду на север?
– Тебе же запретили водить.
Чэй пожал плечами.
– Что ты скажешь, если тебя остановят?
Чэй повернулся и впервые посмотрел Генри прямо в глаза.
– Думаешь, это самая большая из моих неприятностей? – спросил он.
– Я думаю, самая большая из твоих неприятностей в том, что ты убил моего брата.
– Ты это уже говорил, – сказал Чэй.
– Да, говорил. И еще скажу. А ты будешь слушать.
