Дикое домашнее животное - Глушенко Елена Владимировна (читать книги регистрация txt) 📗
Глава 4
– Ну уж нет! Это мой банан! Ты и так четыре штуки слопал.Я разорвала желтую шкурку и демонстративно откусила большой кусок. Бруно переступил с лапы на лапу и шумно вздохнул.«Жадина», – было написано на его морде.– Вовсе я не жадина. Это ты обжора, – возразила я. – И не надо так на меня смотреть.Эта собака ела все подряд: огурцы, капусту (в основном свежую, но годилась и квашенная, если не очень кислая), яблоки, арбузы.Арбузы мой пес ел, как человек: аккуратно выкусывал сочную мякоть, оставляя после себя ровные полумесяцы зеленых корок.Но больше всего (кроме мяса, конечно) Бруно любил бананы. Он виртуозно очищал их от кожуры и заглатывал целиком.Я неоднократно объясняла ему, что в слаборазвитых африканских странах на бананах вскармливают грудничков, и что не к лицу (или не к морде?) саксонскому аристократу уподобляться безголовым мартышкам из киплинговских джунглей. Но все было напрасно, так что солидная часть моего дохода уходила на бананы.– Ну, хорошо. Так и быть. После парка заглянем в магазин. Напомни взять с собой кошелек.* * *К сегодняшней прогулке я готовилась очень тщательно. Обычно я никогда не крашусь перед утренним променадом, но сегодня был особый случай.Я подвела глаза: неярко, но выразительно – чтобы собеседник не смог отвести от них взгляд. Накрасила губы розовым блеском с нежным клубничным ароматом. И не стала стягивать волосы в унылый хвост. Вместо этого я подкрутила их плойкой и оставила распущенными по плечам. Подумывала еще и надушиться, но потом все же решила, что это будет уже слишком.На голубых штанах после стирки не осталось никаких следов от зубов противного Фикса. Пока я завязывала шнурки на кроссовках, раздумывая, стоит или нет надеть куртку от спортивного костюма, Бруно просунул голову в ошейник и с кошельком в зубах встал у двери.На лавочке у подъезда уже собрались сплетницы со всего дома. Верховодила, как обычно, баба Таня. Мы с Бруно поздоровались персонально с каждой старушкой и уже нацелились было в сторону парка, когда баба Таня принялась во всех подробностях рассказывать нам о компании перевозбужденной молодежи, которая, то ли опившись, то ли обкурившись, уже вторую ночь не давала ей спать, распевая под окном непристойные песни и аккомпанируя себе на гитаре.Пришлось признаться, что ничего такого мы не слышали, поскольку наши окна выходят на другую сторону дома. Тем не менее пообещали разобраться в ситуации, и нас наконец-то отпустили.* * *Я почти бежала к тому месту, где мы с ним встретились. Нет, я была абсолютно уверена, что он туда придет, но все же боялась, что мы можем разминуться.Мы не разминулись – он был там. Сидел, развалившись на той самой скамейке, и беззаботно курил.Фикс, учуяв добычу, тотчас ринулся ко мне. Но на это раз я была готова к нападению и, подпустив поближе, с грозным криком топнула ногой. Он взвизгнул и отскочил в сторону. Трус!Бруно вопросительно посмотрел на меня, испрашивая разрешения приступить к ликвидации.– Не хочешь вони – не трогай клопа, – посоветовала я и направилась к скамейке.Он не встал при моем приближении, не бросился ко мне. Он даже не переменил позы! Так и сидел, откинувшись назад, курил и наблюдал за тем, как я подхожу.– Привет! – сказала я и грациозно опустилась на скамейку рядом с ним.– Привет! – отозвался он.Мы помолчали.– Как нога? – вежливо осведомился он.Я закатала отстиранную штанину и продемонстрировала ему свою идеальную ногу – идеальную не в смысле красоты (хотя у меня и с этим все в порядке), а в смысле здоровья.– Зажила, – доложила я.– Поздравляю, – сказал он, не выказывая ни малейшего волнения.Мы посозерцали мою лодыжку примерно с полминуты, и я вернула штанину на место.Снова воцарилось молчание. Он как ни в чем не бывало закурил новую сигарету.Мы сидели на скамейке, глядя прямо перед собой: он, абсолютно расслабленный, и я, натянутая как струна. Я все ждала, когда же он заговорит со мной, спросит о чем-нибудь. Но он, похоже, не собирался делать ничего подобного.Я ни черта не понимала. Все шло не так! Похоже, я его совсем не интересовала!«Пришел, увидел, победил», – это не только про Цезаря. Это еще и про меня. Так всегда было.Я встречала мужчину, решала, что он будет моим, и он становился моим. Причем, без особых усилий с моей стороны. Просто я принимала решение, глядела в глаза своей жертве (или не глядела – смотря по обстоятельствам), и все – готово!Где, когда, при каких условиях и как надолго – меня сроду не интересовало, что на этот счет думал тот, кого я выбирала. Решала я. Всегда.По вчерашний день включительно.Однако сегодня, чудесным майским утром, я, практически самая красивая женщина на планете, сидела на скамейке рядом с мужчиной своей мечты и с ужасом понимала, что совершенно ему не нужна. Он не обращал на меня ни малейшего внимания!А я-то как идиотка красилась, кудри крутила! Обхохочешься! Антонине точно плохо станет от смеха, если я ей об этом расскажу.Я прекрасно знала, как держать мужчину в постоянном напряжении, но понятия не имела, как это самое напряжение вызывать – в моем присутствии оно всегда появлялось само собой. Всегда, но сегодня!Я никогда не заигрывала с мужчинами, не строила глазки, не принимала эффектные позы и не складывала губки бантиком. Эти уловки из арсенала глупых кукол в моем случае были лишними. К тому же, меня не интересовали мужчины, на которых могли произвести впечатление подобные приёмчики.Но сейчас я была готова на все – даже строить глазки. И оттого, что я абсолютно не представляла, как это делается, я чувствовала себя беспомощной дурой.Полное фиаско! Сейчас он докурит свою сигарету, встанет, безразличным тоном бросит: «Пока!» и исчезнет навсегда, оставив мои красивые безжизненные останки на скамейке в дальнем углу заброшенного парка.Ну уж нет! Меня еще никогда не оставляли. Всегда оставляла я. И, похоже, это единственное, что я еще могу сделать, чтобы окончательно не потерять лицо.Так что я с хрустом потянулась, словно после хорошего отдыха, и встала, улыбаясь как ни в чем не бывало.– Ну, ладно. Мне пора. Чао!И пошла прочь, не оглядываясь, гордо подняв голову.* * *То, что мы с Бруно остались без бананов, выяснилось лишь на выходе из парка – будучи в растрепанных чувствах я забыла на скамейке кошелек.Первым порывом было вернуться.«Ни за что, – тут же отозвался внутренний голос. – И без бананов обойдетесь. Не хватало еще позориться».И я смирилась.Ближе к вечеру я вспомнила, что в кошельке, кроме пары тысяч, была и моя визитка, и решила, что еще не все потеряно. Если, конечно, этот тип не окажется мелким жуликом и не прикарманит мои деньги.* * *Вечером он не позвонил. И в воскресенье тоже. Значит, жулик.
Глава 5
– Ну что? Покорила? – поинтересовалась в понедельник утром Антонина.– Без комментариев, – сухо ответила я.– Не хочешь – не надо, – поджала губы подруга.Ну вот, она обиделась. Я вздохнула. Придется объяснить.– Не обижайся… Не то чтобы я не хотела рассказывать… Просто мне… даже не знаю, как сказать… стыдно, что ли.– Стыдно? – изумилась Антонина. – Я и не знала, что тебе может быть стыдно.Теперь настал мой черед оскорбиться:– Я что, по-твоему, – совсем бесстыжая?– Ну… Нет, конечно, – смутилась она. – Просто ты так редко задумываешься над тем, что вытворяешь. И я уж точно не помню, чтобы ты когда-нибудь чего-нибудь стыдилась. Что произошло?– Да в том-то и дело, что ничего не произошло! – чуть не завопила я.Что-то в последнее время у меня нервы стали совсем ни к черту…– Но ведь что-то же случилось? – не сдавалась подруга.Я вздохнула.– Случилось то, что я ему не понравилась.Ох, как, оказывается, непросто в таком признаваться!– О… – сделала круглые глаза Антонина. – Неужели такое возможно?И мне захотелось стукнуть ее по лбу большой круглой печатью.– Ну и… что? – она сгорала от нетерпения.– И все.Я уже жалела, что призналась.– Как это – все? И больше совсем-совсем ничегошеньки?– Совсем. Я просто встала и ушла. А он даже не окликнул.Мы помолчали.Подруга покусывала губы, явно подбирая слова.«Сейчас начнется», – поняла я.– Слушай, – осторожно приступила к делу Антонина. – А тебе никогда не приходило в голову, что женатый мужчина может и не хотеть заводить шашни на стороне? А? Даже с такой красоткой, как ты. А? Может, уже пора переключиться на холостых? Или хотя бы разведенных?– Тонечка, – ласково промурлыкала я. – Уж чья бы корова мычала…И моя подруга завелась с пол-оборота, как настоящий «Мерседес».Во-первых, она терпеть не может, когда ее называют Тоней. А уж за Тосю и вовсе убить может.А во-вторых, это был наш с ней давний и принципиальный спор.– Как ты можешь меня упрекать? – ее голос зазвенел близко к сверхзвуковому диапазону. – Ты же знаешь, у меня особый случай.Да, конечно. В отличие от меня у нее был особый случай. Как всегда.С год назад Глеб позвал меня на какую-то тусовку, а я прихватила с собой Антонину. Она в то время находилась в глубокой депрессии по причине отсутствия спутника жизни и отчаянно желала влюбиться. Хоть в кого: в красивого, страшненького, богатого, бедного – все равно. Единственным условием было неженатое положение кандидата.Так что энергичному, напористому и чертовски уверенному в себе Борису ничего не стоило покорить мою расклеившуюся подругу. А то, что он все-таки был женат, выяснилось слишком поздно.У него была большая семья (кажется, не то трое, не то четверо детей), и он вовсе не собирался оставлять жену. Однако и расставаться с Антониной не входило в его планы.Она неоднократно пыталась с ним порвать, захлопывала дверь перед его носом, но этот упертый мужик обладал уникальной способностью проходить сквозь стены. Причем каждый раз не с пустыми руками. Поэтому его неизменно впускали, прощали, а потом снова пытались выпроводить.За последний год моя упитанная подруга похудела на восемь килограммов, трижды сменила цвет волос и из жизнерадостной болонки превратилась в желчного фокстерьера.Я знала все подробности ее «Великой Несчастной Любви» и много раз уговаривала Антонину бросить этого проходимца. Она соглашалась, пыталась и…– Тебе легко говорить! У тебя же нет сердца, которое может болеть! – пожаловалась она надрывно. – А я люблю его!Все как обычно. Я слышала это тысячу раз.– Ты любишь не его, а то, что он может тебе дать, – принялась терпеливо объяснять я, тоже как обычно. – Однако заметь: он может, но не дает. А почему? Потому что ему это не нужно. У него и так все есть – и семья, и жена, и дети.Антонина поджала губы. А я продолжила:– Напомни, пожалуйста, сколько раз ты грозилась ему покончить с собой, если он не разведется?– Четыре, – нехотя ответила подруга.Все правильно. Мы собирались утопиться, отравиться, повеситься и под занавес выброситься из окна второго этажа аккурат в клумбу с настурциями.– А сколько раз он обещал тебе подать на развод?– Тоже четыре, – процедила сквозь зубы Антонина.– Ну и где этот развод?Молчание.– И потом, ты же в курсе, что счастья на чужом несчастье не построить. Ну, разведешь ты его, в конце концов. И что? Неужели ты сможешь спокойно жить с ним, зная, что где-то на другом конце города есть безутешная женщина, по ночам рыдающая в подушку, и ее несчастные дети, которые никак не могут уразуметь, куда делся их дорогой папочка?– Когда ты так говоришь, я прямо-таки нимб вижу вокруг твоей головы, – огрызнулась Антонина. – Отчего же тогда ты, такая правильная, живешь исключительно с женатыми мужиками?Ну, сколько раз можно объяснять!– Во-первых, Тонечка, – начала я очень ласково, – я не живу с женатыми мужиками. Я вообще ни с кем не живу, как ты знаешь. Потому что мой дом – это исключительно мой дом. А во-вторых, и это ты тоже прекрасно знаешь, я ни разу в жизни не пыталась разрушить чью-либо семью. Я встречаюсь – заметь, встречаюсь, а не живу! – лишь с теми, кому нужно всего лишь то же, что и мне: дружеское общение. И никаких обязательств.Насмешливое фырканье в ответ.– Да-да, именно общение. И не надо фыркать. Да, признаюсь, я сплю с ними. Иногда. Но по большому счету мне всего лишь нужен интересный собеседник и спутник для культурных мероприятий. Потому что в отличие от тебя, моя дорогая подруга, я живу насыщенной культурной жизнью.И это была чистая правда. Я люблю искусство глубокой преданной любовью и ни за что не пропущу ни одну мало-мальски значащую премьеру или выставку.– А как же несчастные женщины, рыдающие в подушку? – ехидно поинтересовалась Антонина.– В моем случае нет и не может быть никаких несчастных рыдающих женщин, – отрезала я с уверенностью, которой на самом деле вовсе не ощущала.Если честно, я старалась об этом не думать, искренне надеясь, что жены моих мужчин ни о чем таком не догадывались.С другой стороны, если эти глупые курицы были настолько бестолковы, что позволяли своим мужьям заводить шуры-муры на стороне, то это уже были не мои проблемы.Антонина помолчала, задумчиво покусывая мою любимую шариковую ручку.Она всегда грызла шариковые ручки, когда размышляла, а размышляла Антонина много. А если она их не съедала, то теряла. Так что у нас был постоянный перерасход по статье «Канцтовары».– Знаешь, – заявила подруга после паузы, – ты все-таки нечто. Не могу сказать, что ты абсолютно беспринципна, потому что кое-какие понятия у тебя все же имеются. Да и не мне, если честно, тебя судить. Но ты определенно странная… А кроме того, ты возвела такую высокую стену вокруг своего хрустального замка, что ни один нормальный принц на нее просто не вскарабкается.– Мне не нужны нормальные принцы. Мне вообще никто не нужен, – ответила я.– А как же он? – спросила Антонина.Он… Я помрачнела. А был ли мальчик?– А что он? Он, похоже, спер мой кошелек.Вот тебе и принц.* * *Неделя прошла как обычно, не считая того, что я все это время находилась в угнетенном состоянии. Конечно, я скрывала это, как могла, но Антонина чувствовала мое настроение и старалась не приставать. Лишь один-единственный раз она позволила себе какую-то невнятную сентенцию про избалованного ребенка, в кои – то веки не получившего очередную игрушку, но я проигнорировала ее замечание.Честно говоря, мне было очень сильно не по себе. Ведь никогда до этого меня не постигала подобная неудача. Я всегда была абсолютно уверена в своих силах. А тут…К концу рабочей недели я, наконец, поставила жирный крест на своем крестоносце – уж простите за каламбур – и окончательно успокоилась. А потом позвонила Глебу и позвала его на открытие очередной выставки.