1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 1. Апрель-июнь - Коваленин Дмитрий Викторович (библиотека книг txt) 📗
После войны отец подался в Токио, где приторговывал на черном рынке, а заодно обучался на плотника, но ни в том ни в другом занятии не преуспел. И начал совсем уже загибаться, когда удача вдруг улыбнулась ему. Осенью 1957-го, подрабатывая носильщиком в пивной на Асакусе, он встретил старого знакомца по маньчжурским временам. Того самого чиновника, который проболтался ему о начале японо-советской войны. Только раньше он служил в Министерстве связи Маньчжурии, а теперь заведовал отделом коммуникаций столичного района Фурусу. То ли в чиновнике заговорил старый земляк, то ли он помнил, с каким работягой имеет дело, но отнесся он к отцу Тэнго сердечно и даже пригласил на ужин.
Услыхав, что бывший крестьянин загибается без работы, чиновник возьми да и спроси: а не хотел бы ты собирать взносы за радио «Эн-эйч-кей»? Дескать, у меня приятель в тамошнем отделении служит, могу замолвить словечко. По гроб жизни буду обязан, ответил отец Тэнго. Что за место такое — «Эн-эйч-кей», он тогда представлял очень плохо. Но в любой стабильный заработок готов был вцепиться зубами. Чиновник оказался так добр, что написал рекомендательное письмо и даже выступил официальным поручителем. Так отец Тэнго и стал сборщиком взносов за государственное радио, а позже — и телевидение. Прошел обучение, получил норму и фирменный костюм. Японцы понемногу оправлялись от шока побежденных в войне. После стольких лишений и бед народ все настойчивее требовал развлечений. Самой доступной и дешевой забавой становилось радио с его музыкой, юмором и спортивными репортажами. И чем шире радиофицировалось население (с довоенным уровнем не сравнить!), тем больше сборщиков денег за эти услуги требовалось корпорации «Эн-эйч-кей».
На новой работе отец Тэнго вкалывал до седьмого пота. С детства он был крепко сложен и необычайно терпелив. Но за всю жизнь до тех пор ни разу не наелся досыта. Человеку такой судьбы работа на «Эн-эйч-кей» вовсе не казалась особенно трудной или ужасной. Как бы ни презирали его порой, как бы ни унижали, знавал он времена и похуже. А кроме того, принадлежность к такой гигантской организации рождала в нем огромную гордость. Не имея даже удостоверения личности, он нанялся на эту работу обычным сдельщиком. Но уже через год за успехи и отменное служебное рвение его приняли в ряды официальных сотрудников компании. Подобных случаев за всю историю существования «Эн-эйч-кей», пожалуй, никто и не вспомнит. Свою роль здесь сыграло и то, что, проработав год в одном из самых «проблемных» районов города, он умудрился собрать денег больше, чем любой из его коллег. И все же главным трамплином для его карьеры, несомненно, явилось поручительство большого чиновника. Теперь отец Тэнго получал стабильную зарплату плюс все возможные надбавки. Вступил в жилищный кооператив своей фирмы и застраховал здоровье и жизнь. И от остальных сборщиков взносов за «Эн-эйч-кей», хотя и неуловимо, отличался только одним: эта работа была самой большой удачей всей его жизни. Что бы там ни случилось в прошлом, ему удалось прорваться и удержать позиции.
Обо всем этом Тэнго слышал уже тысячу раз. Отец никогда не пел ему колыбельных и не рассказывал на ночь сказок. Вместо этого он раз за разом повторял все, что ему довелось пережить. Родился у бедных крестьян далеко на севере. Воспитывался, как собака, тяжким трудом и побоями. Завербовался в Армию переселенцев, уехал в Маньчжурию — и в краю, где леденеет струя мочи на морозе, отстреливаясь от диких лошадей и волков, пытался возделывать землю. Чудом избежал советского плена и, когда остальных угоняли в Сибирь, вернулся на родину цел и невредим. Подыхал от голода в послевоенной Японии, пока случайно не встретил человека, который помог ему стать достойным сборщиком взносов при великой корпорации «Эн-эйч-кей». На этом в истории отца неизменно наступал хеппи-энд. И стал он, дескать, жить-поживать да добра наживать.
Стоит признать: эту историю отец рассказать умел. Что там было правдой, что нет — понять невозможно, но в целом все слушалось очень связно. И хотя рассказчик явно упускал какие-то неприятные для него детали, история выходила живой и натуралистичной. В ней было все, что нужно, — интрига, драматизм, хаос, грубая действительность. Конечно, попадались места откровенно скучные, а то и совсем непонятные, сколько ни уточняй. Но все-таки, если жизнь человека измерять в событиях, у отца получилась довольно богатая жизнь.
Тем не менее после истории о найме в компанию «Эн-эйч-кей» рассказ отца отчего-то утрачивал яркость и реалистичность. Всякие подробности пропадали, повествование становилось бессвязным. Словно дальше ему рассказывать особенно не о чем. Вот отец встречает некую женщину, женится, вот у них рождается единственный сын — то есть сам Тэнго. А через несколько месяцев мать Тэнго умирает от какой-то болезни. Отец, больше ни на ком не женившись, продолжает служить в «Эн-эйч-кей» и в одиночку воспитывать Тэнго. И так до сегодняшнего дня. Конец истории.
При каких обстоятельствах его родители встретились, как поженились, что за человеком была его мать, от чего умерла (и не связана ли ее смерть с рождением Тэнго), страдала ли перед смертью, — обо всем этом отец не рассказывал никогда. Сколько Тэнго ни выпытывал, отец переводил разговор на другое, оставляя вопросы без ответов. А то и просто мрачнел, уходил в себя и обрывал беседу. Ни одной фотографии матери у них не осталось. Даже свадебной. Как объяснял отец, справлять свадьбу они тогда позволить себе не могли, да и фотоаппарата не было.
Из этой части рассказа Тэнго не верил ни слову. Отец явно что-то скрывал и взамен сочинял небылицы. Мать не могла умереть через несколько месяцев после родов. Тэнго помнил, как она была рядом, когда ему исполнилось уже годика полтора. И пока мальчик спал, обнимала в постели какого-то незнакомого дядю.
Его мама, сняв блузку и спустив бретельки у белоснежной комбинации, позволяет чужому дяде целовать свою грудь. Рядом спит маленький Тэнго. И в то же время не спит. Он смотрит на свою маму.
Все, что он помнит о маме. Видение в десяток секунд, клеймом отпечатанное в подсознании. Больше никакой информации у Тэнго не осталось. Эта сцена связывала его с матерью, как бестелесная пуповина. Через нее он связывался со своей генетической памятью, с эхом прошлого, которое сообщало ему, как все было на самом деле. О том, что настолько яркая сцена из раннего детства зафиксирована в мозгу у сына, отец не знал. А Тэнго прокручивал ее в мыслях с постоянством теленка, что жует свою жвачку, подпитываясь витаминами. У каждого была своя мрачная тайна, которую он глубоко скрывал — отец от сына, сын от отца.
Воскресное утро выдалось ясным и жизнерадостным. Хотя пронизывающий ветер и напоминал, что еще середина апреля и для настоящей весны рановато. На Тэнго были свитер с высоким воротом, пиджак «в елочку», который он носил со студенчества, бежевые брюки и вполне еще новые коричневые ботинки. Это был самый крутой наряд из всех возможных в его гардеробе.
Он прибыл на Синдзюку, перешел на линию электрички до Татикавы и прошагал в конец перрона. Фукаэри уже дожидалась его. Сидела на скамейке, как статуя, и прищуренным взглядом сверлила пространство перед собой. В летнем платьице под зеленый зимний кардиган — и серых линялых кедах на босу ногу. Что и говорить, странное сочетание для этого времени года. Слишком тонкое платьице, слишком толстый кардиган. Но ей, похоже, все эти сочетанья были до лампочки. Возможно, через такую несочетаемость ни с чем конкретным она и выражала свой взгляд на мир. И ни о чем не задумывалась. Напялила первое, что попалось под руку, вот и все.
Газету она не читала, книжку не листала, плеер не слушала. Просто сидела, не издавая ни звука, и огромными черными глазами рассматривала пустоту перед собой. Что-то вокруг замечая, но ни во что конкретно не вглядываясь. Издалека она походила на статую, вылепленную скульптором-реалистом из какого-то необычного материала.
— Давно ждешь? — спросил Тэнго.
