1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 1. Апрель-июнь - Коваленин Дмитрий Викторович (библиотека книг txt) 📗

Отец работал сборщиком взносов за телевидение «Эн-эйч-кей». И каждое воскресенье брал с собой на работу сына. Началось это до того, как ребенок пошел в детский сад, и продолжалось до пятого класса школы. Каждое воскресенье, если только в школе не устраивалось каких-то мероприятий, мальчик шел с отцом собирать взносы за государственное телевидение. Без исключений. В семь утра они просыпались. Отец умывал Тэнго, чистил ему уши, подстригал ногти, одевал как можно опрятнее (но без пижонства) — и обещал накормить повкуснее, когда все закончится.

Как работали остальные сборщики взносов за «Эн-эйч-кей», Тэнго не знал. Но отец по воскресеньям пахал, как проклятый. Гораздо больше обычного. Оно и понятно: в воскресенье больше шансов поймать тех, кто скрывается от уплаты по будням.

Причин брать с собой Тэнго по воскресеньям у отца было несколько. Во-первых, мальчик не оставался дома один. По будням он ходил в ясли, в детсад, а потом и в школу, но по воскресеньям поручать его было некому. Во-вторых, сын должен был видеть, каким трудом отец зарабатывает на хлеб, с малых лет понимать, как устроена эта жизнь и как нелегко все дается. Сам отец вырос в крестьянской семье, где все вкалывали с рассвета до заката и даже по воскресеньям никто не разгибался. А когда на поле было особенно много работы, разрешалось даже пропускать школу. Эта беспросветная круговерть для отца была в порядке вещей, ибо ничего другого он в жизни не знал.

Третья же причина была меркантильного свойства, а потому и обижала Тэнго сильнее всего. Отец прекрасно понимал, что с ребенком выколачивать деньги проще. Все-таки перед человеком, которого держит за руку маленький сын, гораздо сложнее захлопнуть дверь со словами: «За такую ерунду я платить не собираюсь, ступайте прочь!» Под пристальным детским взглядом частенько раскошеливались даже те, кто сначала платить не хотел. Вот почему именно по воскресеньям отец выбирал самые сложные для сбора денег маршруты. С самых первых «походов» Тэнго чувствовал, чего именно от него ожидают, и роль свою ненавидел до тошноты. Но расстраивать отца не хотелось, и мальчик выполнял свою часть, подыгрывая родителю с должной сообразительностью. Как обезьянка в цирке: если с утра как следует покривляешься, с тобой будут хорошо обращаться весь день.

Спасало Тэнго лишь одно: маршруты этих походов пролегали далеко от их дома. Жили они в «спальном» микрорайоне городка Итикава [27], а работать отцу приходилось ближе к центру. И выколачивать деньги из семей однокашников по садику или школе, слава богу, ни разу не довелось. Хотя и бывало, что по дороге на работу им попадались знакомые дети. Когда это случалось, Тэнго старался спрятаться за отца, чтоб его никто не заметил.

Отцы большинства одноклассников Тэнго служили в центре Токио. И каждый понедельник дети взахлеб рассказывали, куда их возили на выходные. Кого в Диснейленд, кого в зоопарк, кого на бейсбольное поле. Летом на пляжи Босо, зимой — на горнолыжные курорты. Папы сверстников отважно крутили баранки автомобилей или лазали по горам. А их сыновья увлеченно обсуждали, кому где вчера было круче. И только Тэнго было нечего обсуждать. Ни в диснейленды, ни на курорты его никто никогда не вывозил. Каждое воскресенье с утра до вечера они с отцом обходили квартиры незнакомых людей, звонили в дверь, кланялись и просили денег. Кто-то платить не хотел. Кто-то угрожал расправой. Кто-то принимался спорить или ругаться, а то и спускал отца с лестницы. Рассказывать о таких приключениях одноклассникам? Извините покорно.

Он пошел в третий класс, когда о профессии его отца стало известно в школе. Видимо, кто-то из одноклассников подглядел, как они с отцом собирают деньги. А куда деваться? Все-таки каждое воскресенье они ходили по городу — отец впереди, сынок позади. А Тэнго уже вымахал слишком здоровым, чтобы прятаться за папашу. Не заметить их парочку было бы просто странно.

Вот так к нему и прилепилось прозвище «Эн-эйч-кей». Среди отпрысков из семей «белых воротничков» мальчик чувствовал себя отщепенцем. Все, что для окружающих было в порядке вещей, для него оставалось недостижимым. Тэнго жил иной жизнью в совершенно иной реальности. Успевал он в школе неплохо, в спорте ему не было равных. Рослый, плечистый, силы не занимать. Учителям нравилось вызывать его к доске. Потому, несмотря на всю его «инаковость», в классе его никогда не дразнили. Напротив, большинство ребят относились к нему дружелюбно. Вот только на любое приглашение или предложение махнуть куда-нибудь в воскресенье ответить ему было нечем. Тэнго представлял, что будет, скажи он отцу: «В воскресенье одноклассники позвали в гости». Он представлял это так хорошо, что лучше было даже не заикаться. А оттого и ребятам отвечал лишь одно: прости, мол, но в воскресенье никак не могу — дела. Ответишь так людям раза три-четыре, и у всякого пропадет охота звать тебя куда бы то ни было. Так в любом коллективе он не вливался ни в чью тусовку и всегда оставался один.

Что бы ни происходило на белом свете, каждое воскресенье с утра до вечера они с отцом ходили по городу и собирали деньги. Это правило не терпело ни изменений, ни исключений. Даже если Тэнго простужался и кашлял, пускай и без сильного жара, или у него случалось расстройство желудка, отец бывал непреклонен. В такие воскресенья Тэнго плелся за родителем, еле волоча ноги, и думал, как было бы здорово свалиться и сдохнуть где-нибудь на обочине. Тогда бы, наверное, папа хоть немножечко понял, как он не прав, И что поступать так с ребенком слишком жестоко. Но к счастью или несчастью, природа наградила мальчика крепким и выносливым организмом. С температурой или кашлем, с тошнотой или коликами в желудке — он тащился за отцом по пятам километр за километром, не падая и не теряя сознания. И даже ни разу не заплакал.

В последний год войны отец Тэнго возвратился из Маньчжурии без гроша в кармане. Родился он на севере Хонсю третьим сыном в крестьянской семье, а на материк подался, завербовавшись с односельчанами в Армию освоителей Маньчжурии. В то время японское правительство только и трубило на каждом углу, какой обетованный край — Маньчжурия, как много там места, какая плодородная земля. Но отец и его товарищи отправились туда вовсе не потому, что попались на удочку государственной рекламы. О том, что края обетованного не существует, они догадывались с самого начала. Их гнали туда лишь голод и бедность. Год за годом, сколько ни вкалывали они на своих полях, их семьи прозябали на волосок от голодной смерти. Жить в Японии становилось невыносимо, от безработных уже рябило в глазах. Найти приличную работу в городе не удавалось, хоть сдохни. Чтобы хоть как-то выжить, оставалась только одна дорога — в Маньчжурию. Наскоро обучившись стрельбе из винтовки и прочим армейским премудростям, а также прослушав лекцию об особенностях маньчжурского земледелия, крестьяне трижды прокричали «банзай», прощаясь с родной землей, и отплыли в Далянь, откуда уже на поезде их перебросили к маньчжурской границе. Там они получили в пользование землю, инструмент и оружие и сообща приступили к освоению целины. Земля — сплошной песок да булыжник — зимой промерзала до льда. Когда кончились запасы еды, они ели бродячих собак. Но тем не менее в первые годы им поступала помощь от государства — скудная, но достаточная, чтобы не околеть.

В 1945-м, не успела жизнь крестьян хоть немного наладиться, советская армия, нарушив пакт о ненападении, вторглась в Маньчжурию [28]. По Транссибирской магистрали Советы перебрасывали на Дальний Восток огромные силы, готовясь к масштабному наступлению. От одного чиновника, с которым, по счастью, отец Тэнго оказался на короткой ноге, он и услышал тревожную информацию. «Квантунская армия слишком ослабла, чтобы выстоять против русских, — сообщил ему под большим секретом чиновник. — Если шкура дорога, беги отсюда ко всем чертям, да как можно скорее!» Вот почему, не успел еще слух о советском вторжении подтвердиться, отец Тэнго на загодя приготовленной лошади доскакал до ближайшей станции, где и пересел на предпоследний поезд в Далянь. Из односельчан, с которыми он уехал на поиски новой жизни, больше в Японию не вернулся никто.