Атлант расправил плечи. Трилогия. - Рэнд Айн (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
— Дорогая, я к твоим услугам. Сделаю для тебя все возможное, — ответил он; правила их языка требовали отвечать на любую откровенность заведомой ложью. «Лилиан совершает ошибку», — подумал он и порадовался, что имеет дело со слабеющим противником. Он заметил, что она даже за своей внешностью следит уже не столь тщательно, как раньше. Из прически выбилось несколько прядей, лак на ногтях, подобранный в тон платью, был оттенка запекшейся крови, но не составляло труда заметить, что в некоторых местах он потрескался и сошел, в прямоугольном вырезе платья блестела булавка, скрепляющая бретельку бюстгальтера.
— Ты должен помешать этому! — воинственно заявила она. — Его необходимо избежать!
— Вот как? Чего же?
— Моего развода.
— А!..
Он сразу посерьезнел.
— Ты знаешь, что он хочет развестись со мной, не так ли?
— До меня доходили такие слухи.
— Развод назначен на следующий месяц. Подчеркиваю: назначен. О, Хэнку это обошлось недешево, он купил судью, секретарей, судебных исполнителей, их покровителей, покровителей их покровителей, нескольких конгрессменов, с полдюжины клерков — короче, купил весь судебный процесс, будто частную дорогу, и нет ни единого перекрестка, куда я могла бы протиснуться и остановить движение.
— Понятно.
— Ты, конечно, знаешь, что заставило его начать бракоразводный процесс?
— Догадываюсь.
— А я сделала это из-за тебя! — она уже почти визжала. — Я сказала ему о твоей сестре, чтобы дать тебе возможность получить эту дарственную для твоих друзей, которые…
— Клянусь, я не знаю, кто разболтал! — торопливо выкрикнул Джеймс. — Очень немногие наверху знали, что мой осведомитель — ты, и я уверен, никто не посмел бы упомянуть…
— О, я-то знаю, что никто не посмел. Но у него достаточно ума, чтобы догадаться, разве не так?
— Да, надо полагать. Что ж, в таком случае ты понимала, что рискуешь.
— Я не думала, что он зайдет так далеко. Не думала, что станет со мной разводиться. Не думала…
Джеймс едко усмехнулся:
— Не думала, что на чувстве вины долго не поиграешь, а, Лилиан?
Она наградила его долгим пронизывающим взглядом, потом холодно ответила:
— И не думаю.
— С такими людьми, как твой муж, приходится.
— Я не хочу расторжения брака! — это был уже вопль. — Не хочу давать ему свободу! Не допущу этого! Не допущу, чтобы вся моя жизнь пошла под откос!
И внезапно умолкла, словно призналась слишком во многом.
Джеймс негромко засмеялся и неторопливо кивнул с умным, чуть ли не величественным видом, показывая, что полностью ее понимает.
— Я хочу сказать… как-никак, он мой муж, — словно оправдываясь, произнесла она.
— Да, Лилиан. Ясное дело.
— Знаешь, что у него на уме? Он хочет получить постановление суда о разводе и оставить меня без гроша — без недвижимости, без алиментов, ни с чем! Хочет, чтобы последнее слово осталось за ним. Неужели не понятно? Если ему это удастся, тогда… тогда эта дарственная для меня вовсе не победа!
— Да, дорогая, понимаю.
— Кроме того… нелепо, что приходится об этом думать, но на что я буду жить? Те небольшие средства, что у меня есть, сейчас ничего не значат. Это в основном акции заводов времен моего отца, давным-давно закрывшихся. Что я буду делать?
— Но, Лилиан, — негромко сказал Джеймс, — я думал, ты не заботишься о деньгах или каких-то компенсациях.
— Ты не понимаешь?!! Я веду речь не о деньгах, я говорю о нищете! Настоящей, отвратительной нищете в каком-нибудь заштатном, вонючем пансионе! Это немыслимо для любого цивилизованного человека! Я… я должна беспокоиться о плате за еду и жилье?
Джеймс наблюдал за ней с легкой улыбкой: впервые ее вялое, стареющее лицо, казалось, обрело осмысленное выражение, и он понимал его — впрочем, лишь настолько, насколько хотел. Не более.
— Джим, ты должен мне помочь! Мой адвокат бессилен. Я истратила те небольшие деньги, что были у меня, на него, на его частных детективов, друзей и посредников, но они смогли лишь сообщить, что бессильны. Сегодня адвокат дал мне окончательный отчет. Сказал напрямик, что у меня нет ни единого шанса. Я не знаю никого, кто способен помочь мне в таком положении. Рассчитывала на Бертрама Скаддера, но… сам знаешь, что с ним случилось. И тоже потому, что я старалась помочь тебе. Ты сумел вывернуться. Джим, ты единственный, кто теперь может спасти меня. У тебя есть кротовые ходы к самому верху. Ты можешь связаться с большими ребятами. Замолви словечко своим друзьям, чтобы те замолвили своим. Одного намека Уэсли будет достаточно. Пусть распорядится, чтобы в постановлении о разводе было отказано. Сделай это.
Джеймс покачал головой — неторопливо, почти сочувственно, словно утомленный профессионал, глядя на чрезмерно усердного дилетанта.
— Невозможно, Лилиан, — твердо ответил он. — Я хотел бы это сделать — по тем же причинам, что и ты — и думаю, ты это знаешь. Но всего моего могущества в данном случае недостаточно.
Лилиан смотрела на него погасшими, безжизненными глазами. Когда она снова заговорила, губы ее искривились в таком злобном презрении, что он осмелился признать лишь то, что это презрение относится к ним обоим:
— Знаю, что хотел бы.
Джеймс не желал притворяться; впервые, в этом случае, правда казалась приятной — правда впервые служила его удовольствию.
— Думаю, ты понимаешь, что это невозможно, — сказал он. — В наши дни никто не делает одолжений, если ничего за это не получает. А ставки становятся все выше и выше. Кротовые ходы, как ты их назвала, слишком сложны, слишком запутанны; у каждого есть какой-то компромат на всех остальных, но никто не смеет действовать, потому что не знает, кто первым решится донести, о чем и когда. Поэтому каждый будет делать ход только при крайней необходимости, когда ставка «жизнь или смерть» — практически только на эту ставку сейчас и ведется игра. Ну а что твоя частная жизнь для этих ребят? Ты хочешь удержать мужа, а им-то что до этого? Ни холодно, ни жарко. Мои личные возможности? Сейчас я ничего не могу предложить за попытку лишить судебную клику выгодной сделки. Притом ребята там, наверху, не пойдут на это ни за какие деньги. Им нужно быть очень осторожными с твоим мужем — сейчас под него не подкопаешься — после выступления моей сестры по радио.
— Ты попросил меня заставить ее выступить!
— Знаю, Лилиан. В тот раз мы оба проиграли. Оба проигрываем и теперь.
— Да, — кивнула она с тем же мрачным презрением в глазах, — оба.
Презрение такого рода доставляло ему удовольствие: странное, беззаботное, непривычное удовольствие сознавать, что эта женщина увидела его таким, какой он есть, однако остается в его обществе, сидит на месте, откинувшись в кресле, словно признавая свою зависимость.
— Ты удивительный человек, Джим, — сказала Лилиан. Это прозвучало как проклятие. Однако была в нем и дань восхищения; она не имела в виду ничего другого, ведь оба сознавали, что вращаются в тех кругах, где проклятье является ценностью.
— Знаешь, — неожиданно произнесла Лилиан, — насчет этих помощников мясника, таких как Гонсалес, ты не прав. Польза от них есть. Тебе нравится Франсиско д’Анкония?
— Терпеть его не могу.
— Знаешь истинную цель вечеринки, которую устроил сегодня сеньор Гонсалес? Отпраздновать соглашение национализировать «Д’Анкония Коппер» через месяц.
Она бросила взгляд на Джеймса; уголки ее губ чуть приподнялись в улыбке:
— Он был твоим другом, не так ли?
Это было сказано таким тоном, какого Джеймс раньше не удостаивался: в ее голосе звучало чувство, дававшееся ему лишь обманом, — восхищение. И Джеймс вдруг понял, что это и было целью его беспокойных часов, тем удовольствием, найти которое он отчаялся, тем признанием, которого ему не хватало.
— Давай выпьем, Лил, — предложил он.
Разливая по стаканам виски, Джеймс взглянул на нее, удобно устроившуюся в кресле.
— Пусть он получает развод. Последнее слово будет не за ним. Его скажут помощники мясника. Сеньор Гонсалес и Каффи Мейгс.
