Дьявол и сеньорита Прим - Коэльо Пауло (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
Однако он с той поры оставался глух к доводам ангелов, дьявол же постепенно завладевал его душой, пока не подчинил ее себе почти полностью.
— Почти полностью, — повторила Берта. — Вы сказали «почти»?
Гости подтвердили — «почти»: оставался еще неразличимый свет, ибо один из ангелов прекратить борьбу не пожелал. Но его и слышно-то не было вплоть до вчерашнего вечера, когда ему удалось ненадолго подать голос. А орудием своим избрал он как раз сеньориту Прим.
Бабушка Шанталь объяснила, что именно это обстоятельство и заставило ее прийти сюда — если есть на свете кто-нибудь, способный переломить ситуацию, то это как раз ее внучка. Но борьба все равно предстоит как никогда жестокая, поскольку ангел чужестранца совсем задавлен присутствием его демона.
Берта попыталась успокоить своих визитеров: в конце концов, их обоих ведь уже нет на свете, так что волноваться и тревожиться пристало ей. А сумеют они помочь Шанталь все изменить?
Демон Шанталь тоже пока выигрывает битву, — отвечали они. Когда девушка была в лесу, бабушка отправила к ней проклятого волка — ага, значит, он все-таки существует, и кузнец говорил правду. Надо было пробудить в чужестранце добрые чувства, и это удалось. Но дальше, насколько можно судить, дело не продвинулось: слишком уж сильные характеры оказались и у Шанталь, и у чужестранца. Остается лишь надеяться, что девушка увидит то, что, по их мнению, она должна увидеть. Верней сказать — они знают, что она это увидела, и хотят теперь, чтобы она осознала увиденное.
— Что же она должна осознать? — спросила Берта.
Этого они сказать не могут — общение с живыми имеет границы, кое-кто из демонов прислушивается к тому, что они говорят, и, заранее прознав про их замысел, может все испортить. Однако они ручаются, что это очень просто, и Шанталь — если проявит сообразительность, в чем ее бабушка не сомневается, — сможет выправить положение.
Берта, хоть и обожала секреты, допытываться не стала, удовлетворясь и таким ответом: выспрашивать подробности, которые могли бы стоить ей жизни, было не в ее характере. И все же она повернулась к мужу, ибо одну вещь все-таки следовало прояснить:
— Ты велел мне сидеть на стуле перед домом и год за годом караулить город, ибо в него может войти Зло. Ты сказал мне это задолго до того, как ангел-хранитель дал маху и девочка погибла. Муж ответил, что Зло так или иначе пройдет через Вискос, ибо ходит по земле и любит заставать людей врасплох.
— Не уверена.
Он тоже в этом не уверен, однако это так. Быть может, поединок Добра и Зла происходит каждую секунду в сердце каждого человека, ибо сердце и есть поле битвы, где сражаются ангелы и демоны. На протяжении многих тысячелетий бьются они за каждую пядь, и так будет продолжаться до тех пор, пока один из противников не уничтожит другого. Впрочем, хоть он и пребывает теперь в духовной сфере, там остается еще очень много неведомого — гораздо больше, чем на Земле.
— Ну, теперь ты меня более или менее убедил. Не тревожьтесь — если мне придется умереть, значит, пришел мой час.
Берта не сказала, что немного ревнует и хотела бы вновь оказаться рядом с мужем; бабушка Шанталь всегда считалась в Вискосе одной из тех, кто своего (да и чужого) не упустит.
Гости удалились, сославшись на то, что им необходимо заставить Шанталь как следует осознать виденное.
Берта возревновала еще пуще, но вскоре успокоилась, хоть и подумала, что муж пытается немного отсрочить ее уход, чтобы без помех наслаждаться обществом бабушки Шанталь.
Кто знает, может быть, завтра и окончится эта его независимость. Берта поразмыслила и пришла к другому выводу: бедняга заслужил несколько лет отдыха, что ей — жалко, что ли? Пусть считает, что волен, как птица, и может делать все, что ему хочется: она-то ведь все равно знает, что он тоскует в разлуке с нею.
Заметив стоявших у дома женщин, старуха подумала, что совсем неплохо было бы еще малость пожить в этой долине, разглядывая горы, присутствуя при вечных распрях мужчин и женщин, деревьев и ветра, ангелов и демонов. Ей стало страшно, и она попыталась сосредоточиться на другом — надо бы завтра взять клубок шерсти другого цвета, ибо салфетка, которую она вязала, получалась больно уж монотонной.
Собрание на городской площади еще продолжалось, а Берта уже спала, пребывая в полной уверенности, что сеньорита Прим, хоть и не обладает даром разговаривать с тенями усопших, поймет все, что те хотели ей сказать.
— В церкви, на священной территории храма, я говорил о необходимости жертвы, — сказал священник. — Здесь, на мирской территории, я прошу вас приготовиться к появлению мученика.
Маленькая площадь, скудно освещенная одним-единственным фонарем (хотя мэр во время избирательной кампании обещал установить еще несколько штук), была заполнена народом. Полусонные крестьяне и пастухи — они привыкли ложиться и вставать с зарей — хранили почтительное и боязливое молчание. Падре поставил рядом с крестом стул и взобрался на него, чтобы его видели все.
— На протяжении нескольких столетий Церковь обвиняли в том, что она вела неправедные войны, хотя на самом деле мы всего лишь стремились защититься от разнообразных угроз и выжить.
— Падре, — крикнул кто-то. — Мы пришли сюда не за тем, чтобы слушать про Церковь. Мы хотим знать, что будет с Вискосом.
— Нет надобности объяснять, что наш город рискует вот-вот исчезнуть с карты. прихватив с собой вас, ваши земли и ваши стада. Я и не собираюсь говорить о Церкви, но одно все же обязан сказать: прийти к спасению мы можем лишь через раскаяние и жертвы. И я, пока меня не прервали, говорил о жертве, которую принесет кто-то, о раскаянии, которое необходимо всем, и о спасении города.
— Завтра все это окажется брехней, — раздался еще чей-то голос.
— Завтра чужестранец покажет нам золото, — сказал мэр, радуясь, что может сообщить сведения, которыми не располагает даже священник. — Сеньорита Прим не желает нести ответственность в одиночку, и хозяйка гостиницы убедила чужестранца принести золото сюда. Без этой гарантии мы палец о палец не ударим.
Мэр взял слово и принялся расписывать волшебные изменения, ожидающие город, — благоустройство, преобразования, детский парк, сокращение налогов, распределение нежданно-негаданно привалившего богатства.
— Всем поровну, — выкрикнул кто-то.
Настало время произнести главное, чего мэру делать очень не хотелось, однако все взоры обратились к нему, и люди на площади, казалось, очнулись от спячки.
— Всем поровну, — подтвердил священник, опередив мэра. Он понимал, что выбора нет: либо все несут одинаковую ответственность за содеянное и получают одинаковое вознаграждение, либо очень скоро кто-нибудь донесет о преступлении, обуреваемый чувствами зависти и мести. Священник превосходно знал смысл этих слов.
— Кто же должен умереть?
Мэр стал объяснять, почему по справедливости выбор должен был пасть на Берту — женщина преклонного возраста, очень горюет по мужу, друзей у нее нет, и вообще она едва ли не выжила из ума, потому что с утра до сумерек сидит перед домом; никак и ничем не споспешествует процветанию Вискоса. Вместо того чтобы купить земли или овец, положила свои деньги в банк под проценты: польза от нее — только торговцам, которые, как и булочник, раз в неделю появляясь в городе, продают свои товары.
В толпе не раздалось ни одного протестующего возгласа. Мэр остался доволен этим, считая, что тем самым подтверждается его авторитет. Священник, однако, знал, что в зависимости от обстоятельств молчание можно трактовать как угодно, ибо не всегда оно есть знак согласия; порой оно свидетельствует лишь о том, что люди не способны быстро соображать и принимать решения немедленно. Так что если кто-нибудь в толпе будет не согласен, он очень скоро начнет терзаться угрызениями совести — зачем, дескать, я промолчал, ведь был против? — и последствия могут быть самыми печальными.
— Нужно, чтобы все были единодушны, — сказал священник. — Нужно, чтобы все сказали, принимают они это решение или нет, вслух — пусть Господь услышит, пусть Он знает, что в его воинстве — отважные люди. Тех, кто не верит в Бога, я прошу высказаться «за» или «против» открыто и прилюдно, чтобы все точно знали, кто что думает.
