Родичи - Липскеров Дмитрий Михайлович (чтение книг .TXT) 📗
– Я знала, – говорила Маша, упаковывая вещи. – Была уверена, что тебя не забудут, что твои таланты пригодятся на самом высоком уровне!
Жена говорила все это в ночь перед отъездом, когда Иван Семенович Бойко закончил, волею Божьей, все дела в Бологом и получил возможность слегка расслабиться. Он сидел в казенном кресле с алюминиевой биркой «МВД, № 666999» и пил из бокала самый дорогой коньяк, который нашли в городе.
– Мой полковник!
Жена присела на ручку кресла, поцеловала Ивана Семеновича в губы, поморщившись от коньячного вкуса.
– Дай и мне, что ли, выпить!
– Машенька, – муж плеснул из бутылки в свой же бокал и протянул жене, – я теперь генерал-майор.
– Когда? – глаза Машеньки округлились.
– Пять дней назад, указом Президента, – смущенно ответил генерал-майор.
– Почему же ты мне ничего не сказал! – с упреком воскликнула Машенька и выпила до дна.
– Забыл, – признался Иван Семенович.
Потом они сидели молча, пока не зазвонил телефон и кто-то из подчиненных не сообщил, что самолет ожидает генерала на взлетной полосе. Под окнами тихо тарахтела единственная в городе бронированная «Волга».
– Потрудитесь доставить к самолету из больницы Никифора Боткина! – отдал распоряжение генерал-майор. – Он полетит с нами!
– Есть, – отозвались в трубке.
Они посидели на дорожку всего пару секунд и впустили в квартиру двух маленьких прапорщиков и молоденького лейтенанта, которые живо перетаскали имущество в автомобиль.
Машина рванула форсированным движком.
На дом не оглядывались, так как ни жилье свое, ни город этот не любили.
Молча доехали до аэродрома и через пятнадцать минут взлетели навстречу рождающемуся утру.
– Смотри, – прошептала Маша, указывая еще выше в небо. – Полярная звезда.
Иван Семенович в этот момент глядел не на небо, а на землю, на могучие русские леса – черные и дремучие…
А где-то внизу, по дремучему русскому лесу, мчался, не разбирая дороги, некто злобный и освещал себе путь недобрым сиянием глаз. От тяжелого бега с рельсом на плече язык злобного не удерживался во рту, а, свешиваясь, капал желтым.
Летели меньше часа и приземлились в Чкаловске, где генерала и его жену ждал «мерседес» с мигалками, две «Волги» сопровождения и машина «скорой помощи» с такой же цветомузыкой на крышах.
Никифора Боткина загрузили, а врач «скорой» поинтересовался:
– Куда его, бессознанного?
– В Боткинскую, – пожал плечами Иван Семенович.
Рванули на огромных скоростях к Москве и скоро были дома.
– Спокойного утра, товарищ генерал! – попрощался сопровождающий полковник и мягко закрыл дверь.
Маша включила свет и тихо охнула.
Квартира была абсолютно пуста. Даже стула не было… Зато на полу гостиной, на листе газеты, обнаружилось несколько пачек с долларами, а на верхней было написано от руки: «Потратьте на обстановку». Рядом лежал мобильный телефон.
– Доброе утро, Машенька.
Полковник обнял жену и предложил позавтракать. Она вопросительно обвела взглядом квартиру.
– В «Арагви», – уточнил генерал.
Далее они завтракали под неустанным оком охраны, а потом посетили ЦПКиО, где долго стояли под колесом обозрения и делали то, что обычно люди в их возрасте наблюдают по телевизору, – они целовались…
Полковнику Штыкову, возглавляющему охрану новоиспеченного генерала, эти нежности не понравились. Густо сплюнув, он позвонил из машины и поинтересовался, как идет закупка мебели для квартиры Бойко. Ему ответили, что все нормально, кухня в квартиру уже установлена, и спросили, плазму покупать или обыкновенный.
– Чего?.. – не понял Штыков.
– Телевизор какой?
– Обыкновенный, – уточнил начальник охраны и снова сплюнул, на сей раз себе на ботинок…
В понедельник генерал-майор был на приеме у министра МВД. Они разговаривали как люди штатские, безо всяких обиняков.
– Знаете, сколько стоят ваши колеса?
Иван Семенович развел руками.
– Больше пятидесяти миллионов.
Министр был мужчиной крепким, спортивного телосложения, человеком русским, но со сросшимися бровями, а также с проплешинами в прическе. Он посмотрел на Бойко внимательными, уставшими глазами, думая, спросит ли визави: «Миллионов чего?» А он скажет утомленно и буднично: «Долларов, конечно».
Но Иван Семенович и без подсказки министра знал, что в долларах, а еще он знал, что цену генерал занизил, а потому позволил себе вопрос:
– А где сейчас колеса?
– В надежном месте. – Министр был краток. – Итак, что у нас по делу?
– Мало чего, – ответил Иван Семенович. – Дело чрезвычайно странное…
– В чем странность?
– До сих пор непонятно, откуда взялись эти вагоны…
Министр кивнул головой: мол, продолжайте.
– Вагон и локомотив абсолютно новые, первый раз в рейсе.
– Что здесь странного? – Министр почесал заросшую волосками переносицу.
– А то, что мы проверили вагоностроительный завод. Там никогда не производили этих вагонов, а также локомотива.
– А вы что хотели, чтобы они легально их строили?
– Какая разница, легально или нелегально. Вероятно, смысл был в том, чтобы переправить палладий в Москву, – Иван Семенович сделал паузу. – Лучше даже, если бы это были легальные вагоны, меньше подозрений.
– Арестовали руководство вагоностроительного?
– Так точно.
– Говорят что-нибудь?
– Говорят, что понятия не имеют про вагоны! Невозможно на заводе утаить левый заказ.
– Пытали?
– Что? – Иван Семенович едва не поперхнулся.
– Специальные средства воздействия применяли?
– Никак нет!
– Примените! – Министр вновь почесался. – Что насчет машиниста и его помощника?
– Жены говорят, что, как обычно, мужья ушли в рейс… Требуют, чтобы отдали тела для захоронения.
– Потерпят! Кто еще был в поезде?
– Проводница Розалия Семенович и студент медицинского института Михайлов А. А. Студенческий билет нашли.
– Что значит «А.А.»?
– Расшифровать инициалы не представляется возможным. Такой студент ни в одном из медицинских не значится.
– Что говорит?
– Все, кто находился в составе, погибли. В том числе и студент Михайлов.
– Жаль, – посетовал министр и попытался вырвать из переносицы волосок.
– Дело в том… – Иван Семенович поерзал в кресле. – Дело в том, что тело так называемого студента Михайлова исчезло из морга.
– Как исчезло?
– Также исчез и патологоанатом Ахметзянов.
– Тоже мертвый?
– Живой.
– Что же получается? – Министр покрепче ухватился за волосок, тот скрипнул и выдернулся. – Получается, что он труп упер?
– Может быть.
– В розыск объявили маньяка?
– В местный.
– Объявляйте в федеральный, – приказал министр, затем встал, одернул китель и, не дожидаясь ответа, отдал честь, тем показав, что прием закончен.
Честь Иван Семенович в ответ отдать не мог по причине аппарата Илизарова, а потому вытянулся и кивнул головой…
Никифор Боткин очнулся на третий день пребывания в Москве в отдельной палате, с цветами на тумбочке и телевизором. В вену капал физиологический раствор или еще что, а вокруг была такая тишина, что хирург подумал, будто вовсе не приходил еще в сознание, а пребывает в глубинах подсознания, о котором некогда поведал Зигмунд Фрейд.
В городе Бологое ни в одной больнице таких палат не было, уж об этом Никифор знал наверняка.
Тем не менее, находясь в глубинах своего подсознания, Никифор ощущал сильную головную боль, плохое зрение правым глазом, но вместе с тем необыкновенную тягу к жизни со всеми ее коллизиями и радостями.
Тело Никифора встрепенулось, а подсознание устремилось оплодотворить сознание.
Пыхнуло из форточки морозцем, Никифор Боткин окончательно вошел в себя и несколько испугался чужих заоконных запахов… Он попытался приподняться, но в голову словно чугуна залили, а потому Никифор лишь жалобно застонал.
На его стон явилась медсестра, та, с которой он делил диванчик в ординаторской, которая вытянула из него сексуальную энергию, на время опустошив душу от гениальности. Увидев искус во плоти, хирург Боткин застонал еще жалобнее и запекшимися губами произнес:
