Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Дик Филип Киндред (е книги .txt) 📗
Хотел бы я знать, стоит ли мне продавать эти машинки, думал он. Если они могут довести их до кондиции по пять долларов за штуку, то смогу и я. Нет, сообразил он. Это их цена: у них есть верстаки в задних помещениях, а также разнорабочие с уклоном в механику, чтобы выполнить эту работу.
Однако ему пришло в голову, как последняя возможность, что он может попытаться сделать эту работу самостоятельно. Это обойдется ему минимум в триста долларов. Может, и в большую сумму. Но ему не понадобится переделывать все шестьдесят машинок сразу; он мог бы начать с нескольких, продать их, на вырученные деньги переделать еще какое–то количество и так далее.
Допив эль, он поехал дальше, пока не увидел мастерскую по ремонту пишущих машинок. Остановившись, вышел и внес туда «Митриас». Показав его мастеру, спросил, сколько будет стоить переделать клавиатуру.
Мастер, напыщенный маленький и низенький субъект, аккуратно одетый в белую рубашку с галстуком и отутюженные брюки из плотной ткани, со всех сторон осмотрел машинку, после чего озвучил цифру от двадцати до двадцати пяти долларов.
— Так много? — с упавшим сердцем сказал Брюс.
Мастер объяснил ему, что для некоторых изменений потребуется перепаивать литеры. Или же рычажки с литерами можно отпилить, поменять местами и приварить снова в другой последовательности. Но некоторые клавиши придется расщеплять, а это очень мудреная работа.
— Есть ли какой–то шанс, — спросил Брюс, — что я смогу сделать эту работу самостоятельно?
— Зависит от того, какой вы умелец, — сказал мастер.
— Как насчет инструментов?
— Да, инструменты вам понадобятся. Но ради одной машинки…
— У меня их шестьдесят.
— Вот что вам надо сделать, — сказал мастер. — Договориться с кем–нибудь, кто занимается этим делом. У которого есть мастерская и инструменты, который знает, как это сделать. Если попробуете сами, то повредите пару букв, а тогда машинке конец. Готов поспорить, что запчастей вы для них не найдете.
Поблагодарив мастера, он покинул мастерскую.
Вот и все. Если только он сможет договориться с каким–нибудь мастером. Может быть, для начала, чтобы потом его заменить.
А кого он знает? Никого. По крайней мере, никого с высокой квалификацией.
Они меня поймали, подумал он. Купят у меня машинки, переделают их, а потом накрутят чертовски большую прибыль. Вся моя работа, все разъезды, планы и ожидания… и, подумал он, «Копировальные услуги» или как бы мы это в итоге называли. Мы получим обратно свои деньги — большую их часть, — но я очень сомневаюсь, чтобы мы смогли оттуда уехать. Собственно, я знаю, что мы не сможем уехать. Как это сделать? Куда мы поедем?
Вот у меня есть машинки, думал он, и я ничего не могу с ними поделать. Не могу исправить их и продать. Мне нужны только деньги. Деньги. Несколько сот долларов. Тысяча. А еще лучше — две тысячи. Но, в любом случае, хоть сколько–нибудь. А где их взять? Мы должны банку пятнадцать сотен плюс проценты; все, что мог, я выбил у родителей и Мильта Ламки, и вот результат. Нечего продать, сдать в аренду, обменять; нечем обеспечить уверенность в будущем.
А как насчет моей машины?
За нее достаточной суммы не получишь. Отпадает.
Может быть, дом Сьюзан? Занять под него. На срок, которого бы хватило, чтобы привести эти чертовы машинки в порядок и продать их.
А потом он подумал: она таки позвонила. Позвонила им и рассказала про клавиатуру. Так что, может, подумал он, я не хочу больше с этим тянуть. Может, сейчас подходящий момент, чтобы остановиться.
Как же это низко — поступить вот так, сказал он себе. Хотя, конечно, ей так не кажется. Ей это кажется правильным.
Что хуже всего. Она поступила так из морального долга.
Но для него это было отвратительно, это поставило его в ужасное положение. Твоя жена звонила нам, сказал Эд фон Шарф. Твоя жена нам рассказала. Она тебя кинула, шут ты гороховый. Клоун. Во имя чего? Чтобы поддержать дисконтный дом, которого она никогда не видела и которому явно не симпатизировала?
Мне никогда этого не понять, подумал он. Так что ну это все к черту.
Он позвонил ей из таксофона в аптеке.
— Они возьмут их, — сообщил он.
— Ой, слава богу, — с жаром сказала Сьюзан. — По какой цене?
— По сорок пять за штуку.
— Какое облегчение! — Она вздохнула. — Брюс, это чудесно. Это означает, что мы возвращаем почти все свои деньги. Сколько мы теряем? Триста долларов? Я слишком волнуюсь — не могу прикинуть с ходу. Мы можем считать это деньгами Мильта, частью из пятисот долларов, что он вручил нам в качестве свадебного подарка. Между прочим, я ему звонила. Застала его в Покателло, в доме у подруги. У Кэти Гермес, ты с ней знаком.
— Как он? — спросил Брюс.
— Гораздо лучше. Уже опять куда–то поехал. Он спросил, купили ли мы машинки, и я сказала ему, что… — Она запнулась. — Сказала ему, что мы решили отказаться.
— Почему? — сказал он.
— Потому что… ну, я подумала, что это, может быть, его расстроит.
— С какой стати это должно его расстроить?
— Я поразмыслила над этим и решила, что ты, возможно, прав. Он мог подсознательно знать о клавиатуре. И тогда, если бы он узнал, что мы их купили, ему пришлось бы справляться с чувством вины. По–моему, из–за этого он и дал нам пятьсот долларов — чтобы успокоить свою совесть. Меня это удивило… это же огромные деньги.
— Я просто предположил, что это было сделано из–за тебя, — сказал он. — Потому что вы с ним были близкими друзьями.
— Ничего подобного, — сказала она. — Кто тебе такое внушил? Я знаю его ничуть не лучше, чем ты.
— Так продавать мне им эти машинки? — спросил он.
— Да–да, — сказала она. — Обязательно. Пока они не передумали.
— Они не передумают, — сказал он. — Они собираются заработать на них около девяти тысяч долларов, плюс–минус несколько человеко–часов на переделку.
— Мистер фон Шарф говорил тебе что–нибудь о твоей работе? — спросила Сьюзан.
— Почему ты спрашиваешь? — сказал он, холодея.
— Просто интересно. Если мы собираемся закрыть офис, то тебе придется об этом подумать. Я хочу закрыть его, Брюс. После твоего отъезда я поговорила с Фанкортом, и он сказал, что считает это хорошей идеей. Тогда я смогу сидеть дома с Тэффи.
— Ты что–нибудь сказала об этом фон Шарфу? — спросил он.
— Я… сказала ему, что мы, может быть, переедем в Рино.
— А он что?
— Сказал, что твое место за тобой.
— Ладно, — сказал он. — До свидания. — Он собрался повесить трубку.
— Ты завтра приедешь? — спросила она.
— Да, — сказал он и повесил трубку.
Боже мой, подумал он, она говорила с ними о моей работе. Они, наверное, разделили ее между собой. Время, оклад, обязанности.
Он вернулся к машине. Несколько минут посидел, потом завел двигатель и поехал обратно в мастерскую, где низенький маленький человечек в аккуратной одежде оценивал свою работу.
— Вижу, вы вернулись, — серьезно и тихо, по своему обыкновению, сказал мастер, когда увидел Брюса с «Митриасом» в руках.
— Хочу, чтобы вы взялись за эту работу, — сказал Брюс. — Можете вы это сделать прямо сейчас?
— Полагаю, что могу, — сказал человечек. — Поставим ее сюда. — Он взял машинку и поместил ее на свой верстак. — Совсем не тяжелая.
— Я бы хотел посмотреть, — сказал Брюс. — Вы ведь не будете из–за этого нервничать, верно? — Достав шариковую ручку и бумагу, он уселся поблизости.
— Вы хотите увидеть, как это делается, верно? — спросил мастер.
— Да, — сказал он.
— Давайте начистоту. Чтобы это хоть как–нибудь вам помогло, вам недостаточно просто наблюдать за моей работой. — Он поразмыслил. — Вы не очень спешите? Что, если мы отложим это дело до вечера?
— Пожалуй, можно.
— Тогда приезжайте сюда после ужина, — сказал мастер. — Часов этак в семь. Ради вас я пройдусь по ней шаг за шагом, покажу, какие вам понадобятся инструменты. И вы сможете проделать то же самое на моем верстаке, пока я не увижу, что вы знаете, что делаете. Иначе вы угробите свои шестьдесят машинок.
