Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Дик Филип Киндред (е книги .txt) 📗
— Если ты хочешь одурачить кого–то еще, заставив его купить эти машинки… — Ее глаза наполнились слезами. — Это мой промах. Я несу за это ответственность.
— Почему? — спросил он.
Под глазами у нее набрякли темные мешки, а горло, заметил он, сморщилось от отчаяния.
— В конце концов, — сказала она неровным голосом, — я ведь была твоей учительницей. Помогала тебе формировать нравственный облик.
При этих словах он не смог сдержать улыбку.
— Это что, такое нравственное падение? — сказал он. — Что ты делаешь, когда кто–нибудь всучивает тебе фальшивую купюру? Разве ты не передаешь ее кому–то следующему?
— Нет, — сказала она.
— В самом деле? — Ему представилось, что она говорит так только для вида. — Все их передают дальше, — сказал он.
— Разве ты не понимаешь? — сказала она. — Вот в чем между нами разница. Ты думаешь, что я тебя разыгрываю.
— Я не думаю, что ты меня разыгрываешь, — сказал он. — Но я думаю, что на практике…
Он передумал продолжать.
— Теория — это одно, — сказал он. — Мы должны от них избавиться. Разве не так? Мы не можем покрыть убыток. В большом заведении, вроде БПЗ, могут не то что покрыть этот убыток, но даже его и не заметить. Они ежегодно несут определенный процент убытков: там заключают сомнительные сделки и предвидят это. Там заключают тысячи сделок в год, и, по закону распределения, некоторые из них просто не могут не пойти наперекосяк.
Она кивала, внимательно его слушая.
— Но с нами, — сказал он, — все совсем по–другому.
— В мире бизнеса все чувствуют так же, как ты, — сказала она. — Не так ли? Для меня, Брюс, это просто другой мир. Это не имеет никакого отношения к добру или злу; я просто знаю, что не могу сделать чего–то такое. То ли мы застрянем с этими машинками, то ли кто–то другой сможет с ними что–нибудь сделать, но тебе придется сказать им, что они получают. Я серьезно. Если ты поедешь в Рино, я позвоню ему; я помню, как его зовут. Эд фан Шарф или фон Шарф.
Она показала ему записную книжку. На одной из страниц значилось имя его бывшего босса и телефон дисконтного дома.
— Можно мне сегодня переночевать в доме? — спросил он чуть погодя.
— Конечно, можно, — сказала она, поглаживая его по руке и плечу и напряженно на него глядя, как будто, подумалось ему, в поисках какого–то знака. Какого–нибудь указания, что делать. — И прошлой ночью можно было. Не надо было никуда уезжать. Где ты был?
— Спал в машине, — сказал он.
— Никогда не надо так делать. Я больше не ложилась, так и просидела до утра в раздумьях. Не надо было мне упрекать тебя в том, что ты работал в дисконтном доме. Но это правда, Брюс. У нас с тобой разное воспитание и мировоззрение. Я звонила Фанкорту, и он приедет сюда к шести. Хочу обрисовать ему ситуацию. Я знаю, что он ничем не сможет помочь, но хочу в этом убедиться.
— Это хорошая мысль, — одобрил он, хотя не видел в этом никакого смысла.
— А потом я избавлюсь от этого заведения, — сказала она. — То, что случилось, послужило мне уроком. Из трех тысяч ровно половину мы должны. Этого хватит, чтобы с легкостью оплатить заем, и еще много останется. Может даже случиться, что Зоя захочет выкупить фирму. Я думаю запросить за нее около пяти тысяч. Просто хочу сбыть ее с рук и убраться отсюда. А потом, когда с этим будет покончено, посмотрим, чем нам захочется заниматься. — Она улыбнулась ему с надеждой во взгляде.
— Ты не хочешь разок попытаться избавиться от этих машинок?
— Я… я не думаю, что нам это удастся, — колеблясь, сказала она.
— Еще как удастся, — заверил он.
— Мы не знаем этого, Брюс.
Поднимаясь на ноги, он сказал:
— Я поеду домой и заберу те десять штук, что ты проверяла.
— А потом?
— Даже если ты продашь контору, — сказал он, — нам все равно придется что–то делать с этими машинками.
— Ты собираешься ехать в Рино?
— Да, — сказал он. — Если не подвернется что–то еще.
— Надеюсь, когда ты вернешься, я уже продам это заведение. — Она Произнесла это таким тоном, что он ей поверил. Она говорила всерьез. Если сможет, то непременно так и сделает. Но, подумал он, так быстро Не получится. Потребуется какое–то время. И усилия.
— Могу я одолжить пятьдесят баксов на расходы? — спросил он. Деньги у него кончились.
— Думаю, да. — Она заглянула в кассу, после чего дала ему двадцать пять долларов из своего кошелька и две десятки из кассы, в завершение добавив к этому кучу десятицентовых монет. — Почти пятьдесят, — сказала она.
— Этого хватит, — сказал он. — Бензин буду покупать по карточке.
— Ты не поверил мне, когда я сказала, что позвоню твоему старому боссу?
— Поживем — увидим, — сказал он. Он не верил, что, когда до этого дойдет, она подвергнет сделку опасности. Оба они понимали ситуацию и не могли позволить себе удовольствие рассказывать кому–либо о клавиатуре. Возможно, Барановский сам не обнаружил этого, пока еще не купил четырехсот машинок…
Все идет по одной схеме, подумал он. Эти машинки передаются из рук в руки. От Мехико до Сиэтла, через Сан–Диего и Лос–Анджелес, Сан–Франциско и Портленд, может, в промежутках даже через какие–нибудь города поменьше.
А теперь часть партии принадлежит нам.
Теперь нам решать, как заставить колеса вращаться дальше, как сделать, чтобы они двигались дальше.
Про себя он был убежден, что Сьюзан все это видится точно так же. Это было слишком серьезно. Какой еще мог существовать путь?
— Знаешь, — сказала Сьюзан, — когда ты позвонил мне и рассказал о Мильте, это меня встревожило. Что ты мог уехать и оставить Мильта одного. Думаю, вот так ты и отсюда когда–нибудь уедешь, как уехал прошлой ночью. Когда подсчитаешь у себя в уме, что оставаться со мной невыгодно. Когда придешь к выводу, что не видишь способа извлечь средства к существованию из этого места или из женитьбы на мне. Можно мне воспользоваться твоей терминологией? По–моему, из меня можно добыть средства к существованию. Я, наверное, могу зарабатывать сама себе на жизнь — я всегда зарабатывала. По крайней мере, с тех пор, как… Хотела сказать: с тех пор, как была в твоем возрасте. Но на самом деле — с тех пор, как мне исполнилось девятнадцать. Разве тебе не стоит об этом поразмыслить? О жене, которая может продержать саму себя и, наверное, тебя тоже?
— Знаешь, я никогда ни о чем таком не думал, — возмутился он.
— Может быть, подсознательно? — предположила она.
— Ну что за дурацкие предположения, черт возьми! — сказал он с отвращением.
— Не хотел ли ты подсознательно опереться на меня? Ситуация об этом так и вопиет. Старшая женщина, на которую ты привык взирать снизу вверх, зависеть от нее и полагаться на ее руководство.
— Никогда я от тебя не зависел и на тебя не полагался, — сказал он, задерживаясь на пороге офиса. — Я боялся тебя. Ждал и не мог дождаться, когда удастся уйти из твоего класса.
— Врешь. Тебе нужен был кто–нибудь, кто бы тобой руководил. Тебя необходимо было наставлять и вести.
— Не будь такой мстительной, — сказал он, с трудом сдерживаясь. Ее измышления не имели никакой другой цели, кроме как уязвить его. Она говорила все, что приходило ей в голову.
— Ты был слабым ребенком, — с бледным, но сдержанным лицом сказала она. — Ребенком зависимым, шедшим на поводу у остальных детей.
— Неправда, — с трудом проговорил он.
— Так оно и есть, — сказала она. — У тебя был старший брат. Сейчас он занимается медицинскими исследованиями, не так ли? Он завоевал множество стипендий. Помню, я видела его школьные оценки. У него были выдающиеся способности, я это помню.
— Забавляешься? — сказал он. — Ну–ну, забавляйся.
— Я понимаю твое желание продемонстрировать мне, что ты взрослый, что способен быть со мной на равных, — сказала она с той капризной резкостью, которая неизменно проявлялась в ней, когда она бывала рассержена. — Если бы ты только мог успешно завершить эту свою сделку! Ради твоего собственного блага, а также, конечно, и нашего общего, как бы я хотела, чтобы ты действительно оказался способен сделать то, в чем, как ты утверждал, обладаешь некоторым опытом. Полагаю, мне не следует говорить тебе подобных вещей, не правда ли? Ты недостаточно силен психологически, чтобы выслушивать их. Прости.