Куда пропали снегири? - Сухинина Наталия Евгеньевна (книга жизни .txt) 📗
Две жизни. Этоведь тоже дано не каждому. Бывает, мы и от одной устаём и тянем лямку земногобытия безрадостно и по привычке, А две жизни? Кто знает, может, это и не крествовсе, а награда Создателя, как тут разобраться?
Мы сидим сОксаной в её комнате, и нам хорошо говорится за жизнь. Вслушиваюсь в еёмедленную речь и привыкаю к ней, всё понятно. Хочу спросить её об очень личном,но всё не решаюсь - кому понравится, когда лезут в душу?
- Вы хотите очём-то спросить? - чуткая девушка смотрит на меня серьёзно.
- Да, да, вот скажимне, пожалуйста, когда, в каком возрасте ты почувствовала, что ты не такая, каквсе?
- А я и сейчасэтого не чувствую, - засмеялась Оксана.
ЕвгенияФедосовна хлопочет на кухне насчёт чая.
КУПЕ НА ДВОИХ
Я опаздывала напоезд и привычно корила себя за несобранность. Скорее, скорее... В вагонвлетела запыхавшись и облегчённо оглядела купе: с кем суждено мне коротатьнеблизкую дорогу к Северному Уралу. И увидела женщину в обтягивающих бёдралосинах и много-много коробок, баулов, безразмерных клетчатых сумок, которымипестрит наша матушка-столица, принимая и провожая бедолаг-коробейников. Вещилежали и под столом, и в ногах у моей попутчицы, и даже на двух верхних полках.
- А если придутпассажиры, тогда как? - удивлённо спросила я.
- Не придут. Яоплатила три места, - голос у попутчицы был резковатый, с хрипотцой, - так чторадуйтесь, у нас купе на двоих.
Радоватьсяпочему-то не хотелось.
Было в женщинечто-то вызывающее, неделикатное. Даже лосины, заправленные в чёрные высокиесапоги, даже яркая, просторная, почти до колен футболка с двумя уродливымимышками на животе. Крашеные волосы уже пробивались честной сединой, небрежноподведённые глаза смотрели колюче. Но - всё, хватит. Мы не выбираем попутчиков.
- Хотите кофе? -делаю попытку «подружиться» с женщиной: ехать долго, и колючий взгляд мне совсембез надобности.
- Можно...
Мы пьёмрастворимый, из пакетиков, кофе и уже знаем друг про друга, что одна едет вкомандировку, а другая - домой. Отоваривалась в Лужниках, успела обернуться заодин световой день. Поезд пришёл в Москву утром, только метро открылось - онауже «на Луже», сапог женских двадцать пар взяла, перчаток мужских - тридцать,домашние тапочки, свитера, два мужских костюма, джинсовые сарафаны.Обернулась, и на поезд обратно, домой, в Ханты-Мансийск.
- Теперьнадолго хватит... - успокаиваю.
- Что вы, какой тамнадолго! Сейчас хорошо берут, к зиме всем надо. Я каждые пять дней в Москвуезжу.
- Каждыепять дней с такими баулами?!
- Хочешьжить, умей вертеться...
Жалко моюпопутчицу. Тягать по метро тяжёлые тюки, жить на колёсах, не поесть толком, непомыться, не поспать. Нелегко зарабатывают люди свой хлеб насущный. Чувствовины в душе, сострадание к сидящей напротив женщине. Мыши на животе хохочут,заливаются, а измученное лицо серо и невыразительно.
Онаушла покурить. Вернулась нескоро.
- Сейчас с мужикамив тамбуре разговорилась. Из Белоруссии. Едут на Север деньги зарабатывать, коттеджкакому-то крутому строить. Говорят, большие деньги обещал. Спрашиваю, это какиеже большие? Полторы тысячи баксов за три месяца. Ну, мужики, ну измельчали.
- Неплохиеденьги, - говорю, - для семьи существенная поддержка.
- Неплохие?! Дая, бывает, за день столько имею.
Вот и разберись,жалко ли мне её теперь. Чтобы зарабатывать так много, можно и баулы «с Лужи»потаскать, и не поспать, и не помыться. Попутчица видит, что произвела должное впечатление.Она достала губную помаду и без зеркала, по памяти, ловко ею мазанула.Закинула ногу на ногу, посмотрела насмешливо:
- Авы сколько зарабатываете?
- По-разному,- смутилась я, - по-разному.
- Деньги человека кжизни возвращают, - принялась философствовать женщина. - Мне говорят, ты,Валентина, крутиться умеешь. Да, умею. У меня цель есть, вот и кручусь.
И она безвступлений стала мне рассказывать про цель. Стучали колёса, горячий кофе согрели развеселил, спешить было некуда. Окончила торговый институт в Челябинске,пошла в промторговую организацию, но очень скоро поняла, что протирать на этойработе юбки - себе дороже. Знакомствами кой-какими обросла, стала доставатьдефицит, конечно, за переплату. Быстро окрепла материально. Вышла замуж. Мужтоже попался «не из инженеров», раскрутились, купили машину, построили дачу,обставили с иголочки квартиру. Родилась дочь. И ей ни в чём не отказывали,жили в достатке. Достаток стал привычным, естественным. А как же по-другому?Поехали своей машиной в Крым. Она хорошо помнит. Ободзинский. «Эти глазанапротив...»
- Сделайпогромче, - попросила мужа.
«Эти глазанапротив чайного цвета...» Откинулась на сиденье, прищурила в блаженстве глаза.Только вдруг полоснула по ним жаркая молния, и тепло, противное, липкое,поползло по щекам. На полной скорости врезались в идущий навстречу «Жигуль».
Врач зашивал наеё лице швы и матерился. Первое её осознание случившегося: матерные слова иболь.
- Молчи, сдохнутьмогла, радуйся. Правда, красавицей уже никогда не будешь, - врач негодовал, дежурствоуже заканчивалось, «скорую» встретил у подъезда.
Удивительно, мужотделался сотрясением мозга и лёгким переломом ребра. А она полгода пролежала вкорсете в больнице, потом на реабилитации в загородной клинике, потом дома.Стремительно, под уклон, под горочку, посыпались с вершин её благополучия,нажитые умением крутиться «пятаки». Сбережения на книжке «сожрала» больница,врачи беспомощно разводили руками: «С радостью бы, но лекарство очень дорогое».Уж она-то знала расшифровку этих слов. «Нужны деньги? Скажите сколько. Яготова на всё». Сильнейшее потрясение: впервые с палочкой самостоятельно дошладо туалета и увидела в зеркале безобразное лицо с красными шрамами,изуродованной губой. Закричала, забилась в истерике.
- За любые деньги,сделайте что-нибудь!
Продали дачу.Деньги нужны были не только на пластическую операцию, но и на откуп от тюрьмы.Мужу грозил приличный срок, вина его в аварии была установлена, а пострадавший«Жигуль» оказался не промах. Назвал такую сумму...
- Всё, что угодно,только не тюрьма! - она плакала на плече у мужа, а он опускал глаза.
Она уже не разловила на себе брезгливый взгляд. Шрамы, они заживали очень медленно...Операция надежд не оправдала. Предательские ниточки, метины страшной беды,прочертили на лице Валентины геометрический незамысловатовый узор. Елезаметный...
- Видите, как меняизуродовало? Но ничего, мы ещё поборемся.
Пришла беда -отворяй ворота. Деньги таяли как снег, и в конце концов истаяли окончательно.Даже мебель кой-какую продали, добрались до шубы, украшений. Отбиться от судаудалось. И когда они с мужем праздновали победу, он вдруг сообщил, что уходит.
- Куда?
- Туда, где менялюбят и где я испытал настоящее чувство.
Опухла от слёз.Плакала и удивлялась, когда же, наконец, они выльются все, и она сможет сухимвзглядом всматриваться в реалии жизни. А всматриваться было надо. Безденежьенастолько зажало её, что она выла по ночам от страха наступающего дня. И - запила.И - загуляла. Случайные поклонники успокаивали её, боль отходила. Она ещёмолода, она ещё сможет устроить свою жизнь.
- Надоеловам меня слушать?
- Нет-нет,продолжайте.
Пила долго. Икогда уже совсем озверела от угарного похмелья, вдруг трезвым взглядомвсмотрелась всё в то же, честное зеркало. Увидела старуху. Жалкую, опухшую.Испугалась.
- Я сильнаяженщина. Я смогла бросить пить раз и навсегда. Трудно было, обросласобутыльниками. Но послала их всех однажды подальше, и вот уже пять лет никапли спиртного. Бывает, даже сижу за столом, рядом пьют, а мне хоть бы что. Ясильная...
Правда, онауехала из Челябинска, чтобы начать жизнь с чистого листа. Ей сказали, что вХанты-Мансийске хорошо идёт торговля. Уехала, оставив квартиру взрослой дочери.Раскрутилась. Начала с малого: шнурков, резинок для волос, ободков, батареек.Дело пошло. На рынке, где она появилась новенькой, сначала насторожились, когдаотказывалась посидеть после удачной торговли. Но она стояла насмерть. И -стоит. Теперь не зовут, не приглашают.
