Атлант расправил плечи. Трилогия. - Рэнд Айн (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
— Давайте отложим это до послезавтра, мисс Таггерт, — сказал Маллиган. — Сегодня вы все еще здесь.
— Спасибо, — ответила она.
Дагни осталась стоять у окна, а мужчины перешли к обсуждению дел долины; это было заключительное совещание месяца. Они только что поужинали, и Дагни подумала о своем первом ужине в этом доме месяц назад; на ней был серый костюм, уместный в кабинете, а не крестьянская юбка, в которой так хорошо под летним солнцем. «Сегодня я все еще здесь», — подумала она и по-хозяйски прижала ладонь к подоконнику.
Солнце еще не скрылось за горами, но небо обрело ровную, густую, обманчиво ясную синеву, сливавшуюся с синевой невидимых туч в единую пелену, застилавшую солнце; лишь края туч были очерчены тонкими линиями пламени. «Они похожи на неоновые трубки, — подумала Дагни, — на карту извилистых рек… на… на карту железных дорог, начерченную белым огнем на небе».
Она услышала, как Маллиган называет Голту фамилии тех, кто не возвращается во внешний мир.
— Работа у нас есть для всех, — сказал Маллиган. — Собственно говоря, в этом году возвращаются всего десять-двенадцать человек — главным образом для того, чтобы завершить дела, продать имущество и приехать сюда насовсем. Думаю, это был у нас последний отпускной месяц, потому что до конца будущего года мы все будем жить в долине.
— Хорошо, — сказал Голт.
— Придется, судя по положению во внешнем мире.
— Да.
— Франсиско, — спросил Маллиган, — ты вернешься через несколько месяцев?
— Самое позднее в ноябре, — ответил Франсиско. — Сообщу по коротковолновому передатчику, когда буду готов вернуться. Включите отопление у меня в доме?
— Включу, — ответил Хью Экстон. — И приготовлю к твоему появлению ужин.
— Джон, — сказал Маллиган, — насколько я понимаю, на сей раз ты не возвращаешься в Нью-Йорк.
Голт взглянул на него, потом спокойно ответил:
— Еще не решил.
Дагни обратила внимание, как встревоженно, резко Франсиско с Маллиганом подались вперед и уставились на него, и как медленно Хью Экстон переводил взгляд с одного лица на другое; ответ Голта его как будто не удивил.
— Неужели собираешься вернуться еще на год в тот ад? — спросил Маллиган.
— Собираюсь.
— Господи, Джон! Зачем?
— Скажу, когда приму решение.
— Но тебе там уже нечего делать. С нами все, кого мы знали и кого надеялись узнать. Наш список исчерпан. Остались только Хэнк Риарден — он будет с нами еще до конца года — и мисс Таггерт, которой предстоит сделать выбор. Вот и все. Твоя работа завершена. Там нечего делать — нужно только ждать окончательного краха, когда крыша рухнет им на головы.
— Знаю.
— Джон, я не хочу, чтобы там была и твоя голова, когда это случится.
— Обо мне беспокоиться не нужно.
— Неужели не понимаешь, до какой стадии они дошли? Остался всего один шаг до открытого насилия! Черт возьми, они давным-давно сделали этот шаг, утвердили его и объявили о нем, но вот-вот поймут полностью, что натворили, это рванет в их гнусные рожи: открытое, слепое, своевольное, кровопролитное насилие, безудержное, крушащее без разбора все и всех. Я не хочу, чтобы ты оказался в его гуще.
— Обо мне не нужно беспокоиться.
— Джон, тебе нет смысла идти на риск, — сказал Франсиско.
— На какой риск?
— Грабители обеспокоены исчезновением людей. Они что-то подозревают. Уж тебе-то нельзя больше оставаться там. Существует вероятность того, что они узнают, кто ты и что ты.
— Существует. Незначительная.
— Но подвергаться риску совершенно незачем. Там не осталось ничего такого, что бы мы с Рагнаром не могли довести до конца.
Хью Экстон, откинувшись на спинку кресла, молча наблюдал за ними; на его лице была та напряженность, не совсем горечь, не совсем улыбка, с какой человек следит за интересующим его процессом, но результат которого для него уже очевиден.
— Если я вернусь туда, — заговорил Голт, — то не ради нашего дела. Ради того единственного, чего хочу добиться от мира для себя. Я ничего не брал от мира и ничего не хотел. Но есть то единственное, чем мир еще владеет, что принадлежит мне, и что я ему не оставлю. Я не собираюсь нарушать принесенной клятвы, я не стану иметь дел с грабителями, не буду представлять ценности или опоры ни для грабителей, ни для нейтральных, ни для штрейкбрехеров. Если вернусь туда, то лишь ради себя, и не думаю, что буду рисковать жизнью, но если и буду, что ж, теперь я волен рискнуть ею.
Он не смотрел на Дагни, но ей пришлось отвернуться и прижаться к оконной раме, потому что у нее дрожали руки.
— Но, Джон! — воскликнул Маллиган, указывая на долину, — если с тобой что-то случится, что будем мы… — он внезапно умолк с виноватым видом.
Голт усмехнулся:
— Что ты хотел сказать?
Маллиган смущенно махнул рукой.
— Хотел сказать, что если со мной что-то случится, я погибну величайшим на свете неудачником?
— Ладно, — с виноватым видом заговорил Маллиган. — Я не стану этого говорить. Не скажу, что мы не сможем обходиться без тебя. Сможем. Не буду упрашивать тебя остаться ради нас — я не думал, что когда-нибудь прибегну к этой дрянной старой просьбе, но, черт возьми, каким это было искушением, я почти понимаю, почему люди прибегают к ней. Я знаю, что, если ты хочешь рисковать жизнью, это твое право, и говорить тут не о чем, но только думаю, что… Господи, Джон, это такая ценная жизнь!
Голт улыбнулся.
— Знаю. И потому не думаю, что есть риск, думаю, что одержу победу.
Молчавший Франсиско пристально смотрел на Голта, недоуменно хмурясь, по его лицу было видно, что он не нашел ответа, но внезапно уловил суть вопроса.
— Послушай, Джон, — сказал Маллиган, — поскольку ты еще не решил, вернешься туда или нет… ты пока что не решил, верно?
— Да, пока что не решил.
— В таком случае позволишь напомнить тебе кое о чем?
— Я слушаю.
— Меня страшат случайные опасности — бессмысленные, непредсказуемые опасности в распадающемся мире. Подумай о физическом риске, какой представляют собой сложные механизмы в руках слепых дураков и обезумевших от страха трусов. Подумай только об их железных дорогах! Всякий раз, садясь в поезд, ты будешь подвергать себя опасности попасть в такую катастрофу, как в Уинстонском туннеле — а такие катастрофы будут происходить все чаще и чаще. Они дойдут до той стадии, когда дня не будет проходить без крушений.
— Знаю.
— То же самое будет происходить повсюду, где есть машины — машины, которые, по мнению грабителей, способны заменить наш разум. Авиакатастрофы, взрывы нефтяных цистерн, прорывы металла из домен, удары тока высокого напряжения, обрушения линий метро, падения эстакад — со всем этим они столкнутся. Те самые машины, что делали их жизнь столь безопасной, станут представлять собой постоянную опасность.
— Знаю.
— Знаю, что знаешь, но обдумывал ты это в конкретных подробностях? Позволял себе представить их зрительно? Представь себе ясную картину того, во что хочешь сунуться, — пока не решил, может ли что-то оправдать этот риск. Ты знаешь, что пострадают больше всего города. Города созданы железными дорогами и погибнут вместе с ними.
— Это верно.
— Когда железные дороги выйдут из строя, в Нью-Йорке через два дня начнется голод. Запасы продовольствия придут к концу. Нью-Йорк кормит континент протяженностью три тысячи миль. Как будут доставлять туда продукты? Директивами и воловьими упряжками? Но до этого жители вкусят все прелести агонии города: дефицит, разруху, голодные бунты, паническое бегство.
— Да.
— Сначала они лишатся самолетов, потом легковых машин, потом грузовиков, потом телег.
— Да.
— Заводы остановятся, остынут печи, замрут радиостанции. Потом выйдет из строя энергосистема.
— Да.
— Районы континента будет соединять лишь изношенная тонкая нить. По ней будет проходить один поезд в день, потом один в неделю — потом мост Таггерта рухнет, и…
— Нет, не рухнет!
Все повернулись на голос Дагни. Лицо ее было бледным, но более спокойным, чем при ответах на их вопросы.
