Это моя война, моя Франция, моя боль. Перекрестки истории - Дрюон Морис (читаем книги онлайн .TXT) 📗
— И что?
— Тогда я ему показал свой переводной вексель на миллион, выданный в Танжере, и это его успокоило.
— И вы говорите, что деньги ничего не смогли решить?
— А! И то правда, — произнес он, признав, что его переводной вексель всех нас спас.
Загадочный и циничный, г-н Бертран только что открыл для себя прежде неведомую ему человеческую породу: честных людей.
Наш славный алькальд и в самом деле желал, чтобы мы удалились. Он позаботился о нашем благополучном отъезде, велев привести нам верховых животных — трех мулов и одну маленькую горную лошадку, — выдать нам пончо из грубой темной шерсти, чтобы защитить нас от дождя и холода, предоставить провизию и фляжки с агуардиенте. И за все это мы заплатили весьма умеренную цену. Нас собрались сопровождать шестеро фалангистов, на сей раз без ружей, чтобы не увеличивать риск на чужой территории. Что касается проводника, контрабандиста по профессии, то это был маленький угрюмый и молчаливый человек, который вполне оправдывал свое прозвище Тристе-эль-Португезе — Печальный Португалец.
Горы были каменистые, без растительности. Все еще шел дождь, и наши пончо вскоре отяжелели. Я ехал на маленькой лошадке; считалось, что у нее нога не такая уверенная, как у мулов. Однако на осыпях она вела себя довольно хорошо.
На горы опустилась тем нота, особенно густая. Но у Тристе-эль-Португезе были кошачьи глаза, он предупреждал, когда нам предстояло ехать вдоль пропасти. Тогда фалангисты зажигали карманные фонарики, которые отбрасывали маленькие желтые пятна света на тропу. Температура упала ниже нуля, и ледяные корки хрустели под подковами наших ездовых животных. Иногда фалангисты кричали мулам, чтобы подбодрить: «Аrrе burro… Arre burro».
Как назывались эти пустынные горы, на которые мы поднимались? Край земли, придавленный черным небом.
Около полуночи мы заметили тонкий прямоугольник света, сочившегося сквозь дверные щели, и сразу же почувствовали облегчение. Словно вновь установили связь с обитаемым миром.
Дом, куда впустил нас наш проводник, был просторным и круглым. Посредине горел огонь, дым от которого уходил в дыру на крыше. Галльская или иберийская хижина. На круглой скамье отогревалось и дремало все население хутора, мужчины с беззубыми ртами, старухи в нескольких юбках, надетых одна на другую. Суетился хромой деревенский дурачок со слюнявым подбородком. Видение Средневековья. Мы вернулись на тысячу лет назад.
Все немного отдохнули; фалангисты хорошенько осмотрели наш багаж и успокоили Жефа насчет остатков его золота.
Нас растормошил Тристе-эль-Португезе. Худшее было впереди, поскольку дождь превратился в снег. Мы вновь оказались среди порывов ветра, а снег вскоре повалил так густо, что мулы брели, опустив голову; не удавалось даже разглядеть ехавшего впереди спутника.
Чтобы не потерять друг друга из виду, нам оставалось только перекликаться. Что кричать? «Аrrе burro» — так понукают мулов. Мы словно цеплялись за веревку, сплетенную из голосов.
Никогда еще ночь не казалась мне более долгой. Нас одолевало физическое изнеможение. Мы стучали зубами — от холода или от жара? Агуардиенте, которой мы согревались, казалась нам прохладной.
Батарейки карманных фонариков истощались одна за другой. Лишь по краснеющему огоньку сигареты нашим фалангистам удавалось различить край тропы. Мы поняли не слишком ободряющие слова, которыми они обменивались: «Estamos perdios… Мы-то, быть может, выкарабкаемся, но они погибнут…»
«Аrrе burro»… «Аrrе burro»… Через два часа мы уже не могли повторять это «аrrе burro».
— Давай найдем что-нибудь другое! — крикнул мне ехавший впереди Жеф.
— Стихи! — ответил я ему.
— «Как соколов полет… — начал один.
— …прочь от гнезда родного», — подхватил другой.
Вот так, с Эредиа, Корнелем, Гюго, Ростаном, Виньи мы вновь и вновь бросали наши полустишия сквозь снежную кашу и продолжали двигаться к свободе.
Когда мы миновали португальский склон, как раз называвшийся Tras los Montes, нашему проводнику понадобился еще час, чтобы довести до своей деревни.
Мы настолько одеревенели от холода и усталости, что пришлось стаскивать нас с седел.
Всеобщее восхищение заслужила Жермена Саблон. Эта красивая женщина и в самом деле была упорна, во всех смыслах этого слова. За все время испытания мы не слышали от нее ни слова жалобы или беспокойства.
Мне пришли на ум слова песенки, которую ее брат Жан, тоже певец, сделал популярной:
Наконец мы достигли дома Тристе-эль-Португезе. Он поместил нас на втором этаже, в большой, теплой и очень скудно меблированной комнате. Через щели в полу мы видели, как возятся свиньи, слышали хрюканье и ощущали их запах.
VI
Две страны вне войны
Португалия в Европе того времени была политическим курьезом. Республика, именовавшаяся корпоративной, отнюдь не была демократической. Но и не опиралась на тоталитарные доктрины, на которых основывались советские, фашистские или нацистские режимы. Это было авторитарное государство, достаточно вдохновленное Моррасовым национализмом; в качестве военного вождя оно имело генерала Кармону, а в качестве председателя Совета министров — экономиста профессора Салазара. Из этих двоих диктатором был профессор.
Рабочие и служащие не могли работать, если не состояли в профсоюзе, а забастовки запрещались. Все хозяева должны были принадлежать соответствующим корпорациям, которые подчинялись инструкциям правительства. Неграмотные не имели права голоса, если только не платили больше ста эскудо налогов. Бюджетное равновесие было абсолютным правилом.
Португалия, примирившаяся с Ватиканом (что отнюдь не всегда случалось в начале века) и довольно благосклонная к франкистской Испании, все свои усилия направляла на то, чтобы не испортить отношений ни с державами Оси, ни с коалицией союзников, а стало быть, не испытать затруднений с любым победителем, когда конфликт наконец закончится.
Там находили убежище беглецы со всей Европы (за ними лишь тайно наблюдали), прежде чем определиться с дальнейшим выбором: Англия, Северная Африка или Соединенные Штаты. Там работали разведслужбы всех стран. Лиссабон наверняка был центром самого массированного шпионажа на планете, а бар палас-отеля «Авенида» казался местом встречи шпионов со всех пяти континентов. Все наблюдали за всеми, а коктейли с джином были любимым напитком этой публики.
Г-н Бертран покинул нас по прибытии без всяких сердечных излияний. Он очень торопился добраться до Танжера, куда его призывал миллионный вексель. Не оставил нам своего адреса и не проявил никакого желания, хотя бы из любопытства, вновь с нами увидеться. Доверить нам свое настоящее имя ему тоже не пришло в голову. Какое воспоминание сохранил он о наших общих приключениях? Наверняка лишь как о досадном недоразумении, которое его задержало. Он вновь надел свою городскую шляпу и исчез, навсегда.
Один друг моего дяди Жефа — где только их у него не было? — бывший, как и Жеф, в предыдущей войне авиатором, принял нас так, словно наше появление было подарком.
Директор компании «Сжиженный воздух» Альбер Неви, по прозвищу Большой Наб, благодаря своему высокому росту выглядевший особенно элегантно, был человеком щедрым и влиятельным. У него имелись связи как с британскими службами, так и со Свободной Францией. Пока готовилось наше отбытие в Лондон, мы провели десять дней в его прекрасном жилище в Эшториле, окруженные заботами его замечательной семьи. Для нас это стало своего рода каникулами.
Уже изрядно стемнело, когда нас привели на величественную торговую площадь — декор, достойный всех мечтаний Старого Света. Перед нами на быстрых водах Тежу колыхался большой гидроплан. Нас к нему доставила хлипкая лодка. Пассажиры усаживались вплотную друг к другу, по шесть или восемь в ряд, на довольно низкие и гибкие сиденья из стальной сетки. Я впервые садился в самолет.
