Цвет пурпурный - Уокер Элис (книги без регистрации TXT) 📗
Коринна посмотрела на Самуила, Самуил посмотрел на Коринну, а нам с детьми уже кто-то сунул в руки маленькие коричневые глиняные стаканчики, и мы, после всех дневных волнений, тут же стали пить.
Мы прибыли в деревню около четырех и просидели под лиственным навесом до девяти. Там же мы в первый раз ели деревенскую пищу, жаркое из курицы в арахисовом соусе, и ели мы его пальцами. Но большей частью мы слушали песни и смотрели, как танцуют наши хозяева, поднимая тучи пыли.
Основная часть обряда гостеприимства состояла из рассказа про листья, идущие на кровлю, который нам перевел Джозеф. Люди в этой деревне верят, что они всегда жили на одной и той же земле, там, где сейчас их деревня. И эта земля всегда была щедра и добра к ним. Они сажают маниоку, и поля приносят большие урожаи. Они сажают земляной орех, и опять земля дает им сторицей. Они сажают ямс, хлопок и пшено. И еще много другого они сажают. Но как-то, давным-давно, один человек захотел получить земли больше, чем ему полагалось. Он мечтал вырастить большой урожай, чтобы продать его белым людям на побережье. Поскольку в то время он был вождем, то он захватывал все больше и больше общей земли и брал себе все больше и больше жен, чтобы они на этой земле работали. Жадность его была беспредельна, и он стал распахивать землю, на которой рос лист для крыш. Даже его жены были недовольны и стали жаловаться, но они были известны своей ленью, поэтому никто не стал их слушать. Лист всегда рос в изобилии, и жители не помнили такого, чтобы листьев не хватало всем, кому они были нужны. Постепенно жадный вождь захватил столько земли, что даже старейшины забеспокоились. Но он их подкупил, подарив им новые топоры, горшки и ткани, которые он получил от торговцев на побережье.
Однажды, во время дождливого сезона, буря унесла все листья со всех хижин в деревне, и люди вдруг, к своему горю, увидели, что в округе не осталось ни одного растения с листьями для кровли. Там где раньше, с незапамятных времен, колыхался кровельный лист, теперь росли земляные орехи, маниока и пшено.
Полгода небо и ветры обрушивали свою злость на жителей Олинка. Дождь лил косыми струями, размывая глину в стенах домов. Ветер дул с такой силой, что галька из стен летела в горшки с пищей. Потом с неба стали падать холодные комки, похожие на пшенную крупу, они без жалости секли всех, не жалея ни детей, ни женщин, ни мужчин, и несли с собой болезни и лихорадку. Сначала заболели дети, потом родители. В деревню пришла смерть. К концу сезона дождей деревня недосчиталась половины жителей.
Люди молились своим богам и с нетерпением ждали перемены погоды. Как только дождь перестал, они бросились в поля, где раньше рос кровельный лист, в надежде найти старые корни растений. Они нашли всего лишь несколько дюжин корней, где раньше их было без числа. Прошло пять лет, и листья выросли снова. Но за эти пять лет умерли еще люди. Многие ушли из деревни навсегда. Иных загрызли дикие звери. Очень и очень многие были больны. Вождю сунули в руки мотыги и топоры, которые он купил у торговцев, и выгнали из деревни навсегда. Его жен отдали другим мужчинам.
День, в который крыши хижин украсились новыми листьями, жители отпраздновали песнями и танцами и историями про листья для кровли. А само растение стало священным.
В конце рассказа, когда мы взглянули поверх окруживших нас детских голов, мы увидели что-то огромное, колючее, коричневого цвета, шедшее к нам на шести ногах. Когда коричневая штука дошла до нашего навеса, это оказалась наша крыша, которую нам торжественно вручили. Все жители кланялись ей.
Белый миссионер, который был до вас, не позволил нам совершить эту церемонию, сказал нам Джозеф. Но люди олинка ее очень любят. Мы знаем, что наш простой лист это, конечно, не Иисус Христос, но, по-своему, разве это не Бог?
Так мы и сидели под лиственным навесом, перед Богом олинка. И знаешь, Сили, я была такая усталая и сонная, объевшаяся курятины с арахисовой подливкой, обалдевшая от песен и танцев, что слова Джозефа мне показались совершенно разумными и полными смысла.
Интересно, что ты думаешь обо всем этом.
Шлю тебе мою любовь,
Твоя сестра Нетти.
Давно тебе не писала. Я так занята, что даже некогда присесть и написать тебе письмо. Но что бы я ни делала, я мысленно тебе рассказываю обо всем, что со мной происходит. Дорогая Сили, говорю я про себя во время вечерней службы и посреди ночи, и когда я готовлю обед. Милая, милая Сили. И воображаю, будто ты получаешь мои письма и пишешь мне в ответ: Милая Нетти, а у меня в жизни происходит вот это.
Мы встаем в пять утра, завтракаем пшенной кашей и фруктами и начинаем утренние занятия в школе. Мы учим детей читать и писать по-английски, преподаем им историю, географию, арифметику, читаем библейские рассказы. В одиннадцать мы делаем перерыв, чтобы пообедать и заняться домашними делами. С часу до четырех так жарко, что трудно пошевелиться, хотя некоторые мамаши сидят в тени своих хижин и шьют. В четыре начинаются уроки для старших детей, а вечером мы занимаемся со взрослыми. Некоторые дети постарше раньше ходили в школу при миссии и привыкли, а младшие нет. Они визжат и брыкаются, когда матери тащат их на уроки. В школе только мальчики. Оливия единственная девочка.
Люди племени олинка считают, что девочкам не нужно учиться. Когда я спросила одну мать, почему они так думают, она сказала: девочка сама по себе ничто, только для мужа она может стать чем-то.
Чем она может стать? — спросила я ее.
Ну, матерью его детей, — она мне ответила.
У меня нет детей, — сказала я ей, — я сама по себе.
А кто ты такая сама по себе? Работница. Ишачишь на миссионеров, только и всего, сказала она.
Да, я действительно очень много работаю. Даже не ожидала, что я смогу столько работать. Я подметаю пол в школе и убираю после службы, но я вовсе не считаю себя ишаком. Я была удивлена, что эта женщина, чье христианское имя Кэтрин, воспринимает меня таким образом.
У нее есть маленькая дочь, Таши, которая играет с Оливией после школы. В школе с Оливией никто не разговаривает — кроме Адама. Нет, не подумай, они ее не обижают, просто — как бы это сказать? Учиться в школе — это «мужское» занятие. Они ее просто не видят. Ты за Оливию не бойся, у нее твое упрямство и ясная голова, и она умнее их всех вместе взятых, включая Адама.
Почему Таши не может ходить в школу? — спросила она меня. Я ей ответила, что люди олинка считают, будто девочкам не надо учиться. Она мне, ни минуты не задумываясь, ответила: они как белые у нас дома — те тоже считают, что цветным не надо учиться.
Какая она умница, Сили! Вечерами, после того как Таши сделает по дому все, что ей скажет мать, они с Оливией тихонько идут в мою хижину, и Оливия учит Таши всему, что сама за день узнала в школе. Для Оливии сейчас Таши — это вся Африка. Та Африка, куда она так стремилась, когда мы плыли через океан. Все остальное ей доставляет мучения.
Например, насекомые. Не понятно почему, но все укусы превращаются на ней в волдыри, а ночью она плохо спит из-за того, что ее пугают звуки ночного леса. Еще она никак не может привыкнуть к здешней еде, питательной, но простой. Для нас готовят по очереди деревенские женщины, и не все из них аккуратные и старательные. У Оливии всегда болит живот после еды, приготовленной женами вождя. Самуил думает, что это, может быть, из-за воды, так как семья вождя берет воду из отдельного источника, который не пересыхает даже в засуху. Хотя надо сказать, что, кроме Оливии, никто из нас не страдает от местной пищи. Может быть, Оливия просто боится есть их еду, потому что они все такие печальные и усталые. При встрече они всегда ей говорят, что придет день, когда она тоже станет их младшей сестрой и женой вождя. Они просто шутят и на самом деле хорошо к ней относятся, но лучше бы они этого не говорили. Они все несчастные и работают как ишаки, и при этом все равно думают, что быть замужем за вождем большая честь. Сам он гуляет по деревне целый день, сложив руки на круглом брюшке, разговаривает да пьет пальмовое вино со знахарем.
