Деньги - Эмис Мартин (библиотека книг txt) 📗
— Не волнуйся, Проныра, — успокоил он меня по телефону. — Я всегда так делаю, если не успеваю. Опоздавшим, конечно, устраивают допрос с пристрастием — только не первому классу. Это неэкономично.
Но вторая загадка, неразрешенная, по-прежнему не дает мне покоя.
Сегодня воскресенье, и я направляюсь из кухни в спальню. Раздвигаю белые створки встроенного платяного шкафа и вынимаю костюм, который был на мне в тот последний нью-йоркский вечер. Не в первый раз я снимаю с вешалки брюки и выкладываю их на кровати. В промежности — большое неровное пятно, коричневое на бежевом, вдоль складок высохшие сужающиеся струйки. От прикосновения запачканная ткань слегка похрустывает, едва слышно. Чем это я? Водой из крана? Нет. Это шампанское или моча. Мне кажется, я должен знать, в чем дело. Если напрячься, то память можно восстановить, но слишком уж она омерзительна, невыносима. Ой! Уберите подальше, даже думать об этом не хочу. Я снова запираю костюм в одну каталажку с его сообщниками, прячу на ночь с глаз долой.
В настоящем тоже зияют пробелы. Как вам кажется? Сегодня здесь, завтра там, шик-блеск и звезды с неба — моя жизнь выглядит вполне успешной (по крайней мере, на бумаге); но, вроде, все согласны, что у меня большая проблема. Разве не так? В чем тогда дело? Просветите меня, братики-сестрички, уж будьте так добры. Выручайте. Это все бухло, скажете вы... согласен, бухло — тоже проблема, но она стара как мир. Я же чувствую что-то новое. Словно жертва агрессии, дурачина-простофиля, мышка с кошкой. В ушах звучат непонятные голоса, с языка срываются непонятные слова. В голову лезут мысли, которые для меня слишком сложны. Я чувствую себя оскверненным... Как-то утром раскрываю таблоид и обнаруживаю, что за время моего недолгого отсутствия Англию накрыло волной бунтов, разброд и шатания в пылающих трущобах. Это все безработица, прочел я, вот почему все сами не свои. «Понимаю, — сказал я себе. — Очень хорошо понимаю». Мне и самому почти весь день нечем заняться. Сижу тут беззащитный, со своей болью в ушах и тарарамом в голове. В чем же дело, скажите на милость? Трущобы алчут денег, но у меня-то деньги есть, тьма тьмущая, а скоро будет еще больше. Чего же не хватает? О чем таком я даже не догадываюсь?
Следуя внезапному толчку (а только таким толчкам я последнее время и следую; никакой другой мотивировки), я перебрался в соседнюю комнату и пробежал взглядом по книжной полке: «Справочник налогоплательщика», «Остров сокровищ», «Ростовщики», «Тимон Афинский», «Консорциум», «Наш общий друг», «Покупки и траты», «Сайлас Марнер», «Успех!», «Рассказ продавца индульгенций», «Признания судебного исполнителя», «Алмаз величиной с отель Ритц», «Аметистовое наследство» — вот, собственно, и все. (Большинство серьезных книжек остались от предшественниц Селины, за исключением «Ростовщиков», которых я, точно помню, покупал сам.) Я оглядел свою стереосистему, последнее слово техники. Рок-музыку я перерос много лет назад и ни в какую другую до сих пор не врос. Я ждал долго и упорно — вдруг врасту, — но все без толку. Другая заветная мечта — это утреннее телешоу. Может, стоит тоже подождать. Может, и нет. Смотреть ящик — чуть ли не главный мой интерес, едва ли не основной профессиональный навык. Другое мое достижение — видеофильмы: сатанизм, море крови, мягкое порно. Когда хватает сил об этом задуматься, то я осознаю, что все мои увлечения тяготеют к порнографии. Элемент самоудовлетворения недвусмысленно выпячен. Фаст-фуд, секс-шоу, игровые и торговые автоматы, видео-ужастики, журналы для мужчин, бухло, кабаки, драки, телевидение, дрочилово. Кстати, о нем, о дрочилове — кажется, я понимаю, к чему это, к чему, на худой конец, такая изматывающая частота. Дело в том, что по натуре своей я чрезвычайно общителен. А поскольку общаться тут не с кем, остается родной кулак. По крайней мере, онанизм бесплатен, доброволен, за рамками товарно-денежных отношений.
На кварцевом кофейном столике у приземистого диванчика беспечно обдувается вентилятором стопка почты. Интересно, как давно вся моя почта свелась к одной и той же теме? Когда я вижу карты в этой колоде, когда с рыком продираюсь через частокол коварных предложений и требований, и призывов о помощи, мне хочется сказать: послушайте, может, сменим, наконец, тему? Хотя бы раз, за все эти годы? Неужели вы неспособны думать ни о чем другом?.. Когда, скажем, я последний раз получал любовное послание — или, если уж на то пошло, отправлял?
Половина седьмого. Время каяться. Я позвонил Дорис Артур в ее гостиничный номер и долго-долго извинялся. Сколько вообще раскаяния может вместить организм? Этого добра мне о-го-го сколько понадобится, когда вернусь в Нью-Йорк, — для Мартины... Впрочем, Дорис на удивление быстро сменила гнев на милость. Все они так, поначалу. Не говоря уж о том, что она получает сотню тонн баксов, дабы не утратить интереса к затее. Потом я раскопал шариковую ручку, почтовую бумагу, несколько конвертов и марки. Оценивающе согнул дугой чековую книжку. Трудясь, я старательно шевелил губами, и деньги вторили моему шепоту.
На последнем письме адрес был написан от руки — Джону Саму, эсквайру. Эту стопку цвета хаки я перебирал ужасным утром, когда вернулся из Нью-Йорка (полдень по лондонскому времени, пустая квартира, в руке стакан, то есть джин-тоник в шесть утра — воистину благая весть, как для души, так и для тела) и срочно искал дружеского участия, сочувствия; глянув на трогательные каракули, я решил, что это очередное тактичное напоминание от какого-нибудь моего мануального терапевта, цирюльника или сердечных дел мастера... Последнее время они обзавелись секретаршами из стран Содружества, чтобы надписывали конверты вручную; это придает интим. Но письмо вдруг действительно показалось мне донельзя интимным. Ощущая небывалый подъем, я перегрыз его бумажное горло. И вот что я прочел:
Джон милый
Я хочу вернуться. Не верю всему, что ты наговорил, ты наверно просто погорячился. Как ты мог такое подумать. Пожалуйста позвони, не представляю даже что буду без тебя делать.
Целую много-много раз,
твоя Селина
