Хорошо быть тихоней - Чбоски Стивен (читать книги онлайн TXT) 📗
Начался фильм. Как оказалось, на каком-то иностранном языке, с субтитрами. А что, забавно, я как-то привык фильмы смотреть, а не читать. Фильм был очень своеобразный, но не сказать, что очень хороший, потому что после его окончания у меня в душе ничего не шевельнулось.
Но у Мэри-Элизабет было другое мнение. Она твердила, что фильм очень «красноречив». Уж до того «красноречив». Допустим. Только я не понял, о чем там говорилось, хотя, наверно, говорилось очень красиво.
Из кинотеатра мы поехали в магазин музыкального андеграунда, где Мэри-Элизабет провела для меня целую экскурсию. Этот музыкальный магазин она обожает. Говорит, что только здесь чувствует себя органично. Она рассказала, что раньше, когда кафетерии еще не набрали популярность, таким ребятам, как она, вообще негде было потусоваться, разве что в «Биг-бое», но там до недавнего времени был полный отстой.
Привела она меня в отдел видеокассет и рассказала о культовых французских режиссерах и так далее. Потом мы спустились в отдел импортной продукции, и она просветила меня насчет «реальной» альтернативной музыки. Дальше был отдел фолка, где я узнал про женские команды типа Slits.
Мэри-Элизабет повинилась, что не приготовила для меня подарка на Рождество, и сказала, что хочет, мол, оправдаться. Купила для меня пластинку Билли Холидей и предложила поехать к ней домой, чтобы сразу послушать.
Короче, сидел я у нее в гостиной цокольного этажа, а она была наверху — искала нам что-нибудь выпить. Я огляделся: кругом идеальная чистота, но запах какой-то нежилой. На каминной полке — призы за победы в соревнованиях по гольфу. Телевизор, приличная стереосистема. Потом в гостиную спустилась Мэри-Элизабет, принесла два стакана и бутылку бренди. Сказала, что ненавидит все, что любят ее предки, за исключением бренди.
Попросила меня налить нам выпить, а сама взялась разжигать камин. Она была в каком-то возбужденном состоянии, что для нее совершенно нехарактерно. Говорила о любви к открытому огню, о своих планах выйти замуж и поселиться в Вермонте, и это тоже меня удивило, поскольку Мэри-Элизабет никогда на такие темы не распространяется. Разожгла она камин, поставила пластинку и, пританцовывая, направилась ко мне. Сказала, что она вся горит, но не потому, что у нее жар.
Заиграла музыка, мы чокнулись, сказали «чин-чин» и пригубили бренди. Бренди — отличный напиток, но он, скорее, был к месту на вечеринке «Тайного Санты». С первой порцией мы расправились очень быстро.
У меня сильно участилось сердцебиение, и я задергался. Она протянула мне второй стакан и при этом легонько коснулась моей руки. Потом перекинула ногу мне через колено, и я стал смотреть, как болтается ее ступня. Потом у себя на затылке я почувствовал ее руку. Которая плавно двигалась. И сердце у меня чуть не выскочило из груди.
— Тебе нравится пластинка? — еле слышно прошептала она.
— Очень.
Я ничуть не покривил душой. Музон был классный.
— Чарли?
— Ммм?
— Я тебе нравлюсь?
— Ммм.
— Ты понимаешь, о чем я?
— Ммм.
— Волнуешься?
— Ммм.
— Не волнуйся.
— Хорошо.
Тут я почувствовал ее вторую руку. Та легла мне на колено и поползла по бедру к животу. Потом Мэри-Элизабет убрала ногу и уселась мне на колени, лицом к лицу. Уставилась на меня в упор. Не мигая. Лицо у нее разрумянилось и стало каким-то незнакомым. Она наклонилась вперед и начала целовать мне шею и уши. Потом щеки. Наконец поцеловала в губы, и все вокруг растаяло. Мэри-Элизабет взяла мою руку и засунула себе под свитер. Я не мог поверить, что это происходит со мной. Не мог поверить, что узнал, каковы на ощупь ее груди. А чуть позже — и на вид. С лифчиком пришлось повозиться.
Когда мы освоили абсолютно все, что выше пояса, я лег на пол, а Мэри-Элизабет опустила голову мне на грудь. Мы оба глубоко дышали, слушая музыку и потрескивание огня. Когда смолкла последняя песня, я ощутил дыхание Мэри-Элизабет у себя на груди.
— Чарли?
— Ммм?
— Как по-твоему, я красивая?
— Ты очень красивая.
— Честно?
— Честно.
Тут Мэри-Элизабет прижалась ко мне еще сильнее и потом примерно на полчаса умолкла. А я лежал и думал, как изменился у нее голос, когда она спрашивала, считаю ли я ее красивой, и как изменилась она сама, услышав мой ответ, и как Сэм предупреждала, что здесь такие комплименты не проходят, и до какой степени у меня затекла рука.
Слава богу, мы услышали, как щелкнул автоматический замок гаража.
Счастливо.
Чарли
Дорогой друг!
Наконец-то на улице хоть немного потеплело, а люди в коридорах сделались приветливей. Необязательно со мной, а вообще. Я написал и сдал на проверку сочинение по «Уолдену», но теперь подошел к этому заданию по-другому. Получился не просто рассказ о книге. Получился рассказ о моей воображаемой жизни на озере в течение двух лет. Как будто я жил дарами земли и постигал суть вещей. Если честно, я бы не отказался.
После того вечера, который я провел с Мэри-Элизабет, многое изменилось. Все началось в понедельник, когда Сэм с Патриком, увидев меня в школе, заулыбались до ушей. Мэри-Элизабет им расписала, что между нами было, хотя никто ее об этом не просил, но Сэм и Патрик решили, что это просто клево, и только порадовались за нас обоих. Сэм твердила:
— Как же я раньше не додумалась? Вы с ней — отличная пара.
По-моему, Мэри-Элизабет тоже так считает, потому что ведет она себя совершенно по-другому. Все время такая милая, но что-то здесь не то. Не знаю, как это выразить. Допустим, после школы мы с ней и Сэм с Патриком идем покурить, болтаем о том о сем и расходимся по домам. Мэри-Элизабет тут же мне звонит: «Что новенького?» А я не знаю, что ответить: ну, добрался до дому, тоже мне новость. Тем не менее рассказываю, как шел домой. А потом она сама начинает что-то говорить — и это уже финиш. Так продолжается всю неделю. И еще взяла привычку смахивать пылинки с моей одежды.
А пару дней назад пустилась в телефонные рассуждения о книгах, и оказалось, что я многое из этого читал. Когда я ей об этом сообщил, она стала засыпать меня длиннющими вопросами, которые на самом деле сводились к ее собственным взглядам, только с вопросительным знаком на конце. Мне оставалось лишь говорить «да» или «нет». Больше ни слова вставить не удалось. Потом она стала рассказывать, что собирается поступать в колледж, но это мы уже проходили, так что я аккуратно положил трубку рядом с телефоном, сбегал в туалет и вернулся, а она по-прежнему тарахтела. Понятное дело, с моей стороны это было невежливо, но без такой передышки я бы за себя не поручился. Чего доброго, сорвался бы на крик или вообще трубку бросил.
Кроме того, она постоянно интересуется насчет подаренной мне пластинки Билли Холидей. И говорит, что хочет приобщить меня ко всем шедеврам. Если честно, у меня нет ни малейшего желания приобщаться к шедеврам, если для этого придется выслушивать, как Мэри-Элизабет постоянно трендит о моем приобщении к этим шедеврам. Получается, что в этих разговорах три темы: Мэри-Элизабет, я и шедевры, но первая тема интересна только самой Мэри-Элизабет. Хоть убей, не могу понять. Если бы я подарил человеку пластинку, то лишь для того, чтобы он слушал и наслаждался, а не для того, чтобы постоянно тыкать его носом: это тебе не кто-нибудь подарил, а я.
Да, теперь насчет ужина. После каникул мама спросила, не передумал ли я приглашать на ужин Сэм и Патрика, — она сама это предложила, когда я ей рассказал, что они отметили, с каким вкусом я одет. Моей радости не было границ! Передал я этот разговор Патрику и Сэм, договорились на воскресенье, а через некоторое время подваливает ко мне на переменке Мэри-Элизабет и спрашивает:
— А в воскресенье к которому часу приходить?
У меня язык отсох. Ужин ведь планировался только для Сэм и Патрика. С самого начала. А Мэри-Элизабет никто не звал. Ну, я, конечно, догадываюсь, почему она сочла, что ее обязаны пригласить, и даже не стала дожидаться. Даже не намекнула. Ничего такого.
