Купальская ночь - Вернер Елена (читать книги txt) 📗
Паренек насупился:
– Тебе-то какое дело?
– Так. Если ты не хочешь мне помочь, буду рассуждать вслух, – заявила она. – Твой брат разбил окно. Но если бы это была просто пакость, хулиганство, его бы не поймали вылезающим из окна. Он был внутри, в библиотеке. Зачем? В библиотеке хранятся книги. Вчера на пляже я сказала, что у меня кончились книги, и ты ответил, что можно раздобыть. Где? Там, где они есть. Книжного магазина нет. И вечером твой брат оказался в библиотеке. Что это значит?
Она и сама знала, что это значит. Костя каким-то образом узнал, что она говорила Степе, решил ее обрадовать, принеся книгу. Но попался. Это что, значит, он думал о том, как сделать ей приятное? Неужели он решился из-за нее на воровство? Нет, стоп. Ведь его поймали вылезающим из окна, но с пустыми руками…
Катя пытливо смотрела на Степу, замечая его нервно подергивающийся кадык, готовый взрезать тонкую шею, потупившийся взгляд, едва видно дрожащие пальцы. И припухшую, с засохшей корочкой, губу, разбитую слева – как от удара правым кулаком.
Она поняла.
– Это ведь не он, а ты! Он бы не стал бить стекла. Это ты решил принести мне книги. А он узнал и вернул книги на место, ведь так? И когда уже вылезал обратно, его и скрутили. Так? Степа, это так?
Катя встряхнула парня за плечи, но тот грубо оттолкнул ее:
– Иди отсюда.
– Я никуда не уйду, – девушка тоже вскочила на ноги. – Я пойду, но только с тобой, и только в милицию. Там ты скажешь, как все было, и Костю выпустят.
– Костя, Костя, вечно Костя! – взорвался Степа. – Ты в него втрескалась, да? Я же вижу, что да! Ну, что в нем такого? Он не полез бы тебе за книгами, это я полез! Я! Для тебя! А ты тут теперь стоишь и чего-то корчишь еще.
– Я хочу, чтобы ты сказал правду.
– И сел вместо него? Отличная идея, – хохотнул Степа.
Как бы он не старался выглядеть крутым и взрослым, глаза у него были все те же, затравленные. Но в Кате не осталось ни капли жалости. Теперь она хотела только быстрее вызволить Костю. Он сейчас сидит в отделении, в то время, как Степа смотрит телек…
На губе Степы повисла кровяная капелька – снова лопнула ранка.
– Это он тебя так? – догадалась Катя.
– А кто еще… Или ты думаешь, он ангелок? – Степа зло зыркнул и помахал руками, изображая крылья. – Как он взбеленился, узнав по книги и про то, что они для тебя! Сволота…
– Может, он и не ангелок, но вот ты точно трус. Трус! А ведь это твой брат.
Катя смерила его презрительным взглядом и направилась к двери.
– Кать.
Она остановилась.
– Я скажу, – согласился Степа. – Я пойду прямо сейчас в милицию и все расскажу, как было. И попрошу, чтобы его выпустили, а меня посадили, хочешь?
– Хочу…
– Только ты меня за это поцелуй.
– Что?! – не поверила она своим ушам. – Ты совсем уже, того?
Степа покачал головой:
– А иначе я скажу, что ты врешь, тебе никто не поверит, а Костян будет молчать. Я же его знаю, он будет молчать. И сидеть. А ты ж ничего не видела, и у библиотеки тебя в тот момент не было, так что… А если ты сейчас меня поцелуешь, он к вечеру уже выйдет. Как тебе такой план?
Быстрее, чем разум завопил бы «нет», Катя пересекла комнату и прижалась губами к Степиным губам. Он встрепенулся, притянул ее к себе, но девушка тут же отпрянула. Вытирая рот рукой, она чувствовала вкус его крови. И с вызовом и отвращением смотрела на оторопевшего парня. Он явно не ожидал такого быстрого согласия – и такого короткого поцелуя.
Катя направилась к двери, бросив через плечо:
– Идешь или как?
И Степа молча повиновался.
За свою жизнь Катя впервые была в милиции. Крашенные в казенный темно-зеленый цвет стены, кафельный пол, забранное решеткой окно дежурного – все это производило тягостное впечатление. Она ждала. Степа вместе с матерью зашел в кабинет лейтенанта, а она осталась сидеть на дерматиновой лавке.
Она думала о Косте.
А Костя за стеной в «обезьяннике» думал о ней. Его ужасно злила вся эта история, и, признаться честно, ему нисколько не было стыдно за то, что он дал леща младшему брату. Мог бы – зазвездил бы еще раз. Естественно, в воспитательных целях, хотя они и не дрались с детства. Костя с досадой сожалел о потерянном впустую времени. Катя наверняка ждала его вчера вечером – и не дождалась. Того, что станут болтать люди, он не боялся: люди всегда болтают лишнее. Жаль только, что все это достигнет ее ушей. Тысячу раз он представлял ее, такую худенькую, хрупкую, смеющуюся, хмурящуюся. То выныривающую перед его лодкой, рассерженную, с повисшими на ресницах и бровях каплями, в окружении всплывших вокруг головы темных волос, больше похожих на водоросли – ну чисто мавка… То с детским восторгом следящую за факельным шествием на берегу, в белом сарафане, делавшем ее то ли ангелом, то ли призраком. И эта трогательная, выглядывающая из-под подола царапина на коленке, щедро смазанная зеленкой. И босые ноги в пыли, и смелая улыбка. И быстрое прерывистое дыхание, приоткрытый рот, испуганные глаза – после сумасшедшего бега через огороды. И невероятно смешной нос, обгоревший на солнце. Нынешнее положение Костю не слишком-то заботило, его больше волновало, успеет ли он увидеть, как этот вздернутый носик и плечи с острыми косточками станут шелушиться и облезать, или все это пройдет без него.
Обо всех этих мыслях, мыслях о ней, Катя так никогда не узнала.
Услышав, как открывается дверь кабинета, она подскочила. В коридор вышли Костина мать и хмурый Степа.
– Ну что там? – бросилась Катя к женщине.
Они уже успели познакомиться, Катя и Костина мать. Любовь Мироновна была невысокой, крепкой женщиной, смотревшей мягко и кротко. Одетая в юбку и простенькую белую блузочку, она с неуверенностью обеими руками прижимала к груди потертую тряпичную сумку.
– Сказали, что выпустят завтра.
– Как завтра? А сейчас что? А Степа? – Катя ничего не понимала. Любовь Мироновна понуро вздохнула:
– Говорит, с бумагами только завтра разберутся. Это же все оформлять…
– А ты что? – Катя в упор смотрела на Степу. Тот забубнил:
– Я все рассказал. Ковров, ну лейтенант этот, сказал, что меня сажать не будет.
– Зато и Костю не выпустит, так, что ли? – рассердилась Катя.
И прежде, чем Степа и Любовь Мироновна успели что-то добавить, Катя уже ворвалась в кабинет лейтенанта:
– Вы что, смеетесь, что ли? Невинный человек будет у вас еще ночь сидеть?!
Лейтенант Ковров, лысеющий и изрядно вспотевший, привстал из-за стола:
– Так, гражданочка, а ну-ка тише. Вы что это себе позволяете? Тут милиция, не базар.
Катино лицо мгновенно приняло смиренное выражение:
– Ну пожалуйста…. Товарищ лейтенант, вы же уже знаете правду, Костя ни в чем не виноват.
– Ну да, это братец его, знаю. Книжек ему захотелось почитать.
– Да ничего ему не захотелось! Это я сказала, что хочу что-нибудь почитать. Я же не думала, что он пойдет библиотеку громить, – призналась Катя. – А Костя книги обратно отнес.
– И малому по морде съездил, – развеселился Ковров.
– Вы, пожалуйста, выпустите его. Если надо какие-то бумаги оформить, мы завтра утром придем сами. Я обещаю, честное слово! Но не надо же ему тут ночевать из-за этого? – настаивала Катя. – Ну или давайте я тоже тут посижу, раз так. Я же виновата, это же мне книжек захотелось!
– Ух, какая бойкая, – усмехнулся лейтенант. Вздохнул, смахнул со лба испарину и, вытирая руку о форменные брюки, покачал головой:
– И смех и грех с вами со всеми.
Катя терпеливо ждала, когда весы склонятся на ее сторону. Наконец, лейтенант сдался. Погрозил почему-то Кате пальцем и выглянул в коридор:
– Вася, приведи мне этого Венедиктова!
Когда дежурный провел мимо Костю, Катя испугалась его недовольного взгляда – неужели не рад ее видеть? Потом лейтенант что-то недолго говорил ему в кабинете за закрытой дверью, и вот он вышел, один, свободный. Быстро обнял Любовь Мироновну, помедлив, хлопнул брата по плечу. И улыбнулся Кате, отдельной, особенной улыбкой.
