Парень с соседней могилы - Масетти Катарина (книги бесплатно без TXT) 📗

Я навещала ее все три дня. В одно из посещений она спросила: «У тебя что, милая, сегодня окно в школе?» Из остальных ее пространных речей я понимала очень мало. Мамина голова стала вроде телефонного коммутатора, который неверно соединяет линии.

На обратном пути я подумала, что, если бы мне понадобилось заполнить в анкете графу «Ближайшие родственники», я бы запросто могла оставить ее пустой. А если я сейчас по ошибке открою дверь не в туалет и вывалюсь из поезда в темноту, мир едва ли изменится.

36

Много дней подряд я изматывал себя работой, только бы не быть дома, когда зазвонит телефон. Я даже начал валить лес, хотя обычно стараюсь не заниматься этим в одиночку: слишком много знаю лесорубов, которые либо не смогли выбраться из-под упавшего не в ту сторону ствола, либо вынуждены были ползти из леса с отпиленной ногой. А еще я думал: если со мной что-нибудь случится, кто поместит в газете некролог? И перед глазами возникал самый длинный в мире некролог, подписанный 24 коровами (честь по чести, с кличками и номерами).

Не скажу, что я совсем сирый и бесприютный. Скоро Рождество, и мне поступило штук десять приглашений от разных людей праздновать его с ними. Во-первых, от родственников, но они живут далеко и должны соображать, что я не могу нагрянуть к ним с коровами. Еще меня приглашало несколько семейств из деревни. Например, бездетные пожилые супруги, которые были материными ближайшими друзьями: если я приду на Рождество к ним, они будут вне себя от радости и станут меня всячески обхаживать. Ну и, понятное дело, Бенгт-Йоран с Вайолет, которые считают само собой разумеющимся, что я завалюсь к ним. Видимо, так тому и быть, тем более что рождественский стол Вайолет — это тебе не хухры-мухры.

Я старался не думать о том, что мог бы красоваться у елки перед Креветкой. И закусывать покупным холодцом из пластиковой коробки… если не идиотской чечевичной похлебкой!

Обычно мы с мамашей звали родню к нам. Так было еще в прошлом году, когда мать отпустили на праздники из больницы, а тетка Астрид и моя двоюродная сестра Анита навезли полные багажники еды. За столом собралось одиннадцать человек. Все знали, что это материно последнее Рождество, тем не менее мы повеселились на славу. Анита работает медсестрой в окружной больнице, а раньше много лет вкалывала в Швейцарии. Она рассказала массу историй об этой стране, после чего начала травить разные байки, смешав в кучу воспоминания юности, затасканные семейные шутки и всякие небылицы. Мы катались со смеху и потом, когда дядяюшка Грегер исполнил свой коронный номер — подражание Эверту Тобу [18]. Ближе к ночи матушка хитро сказала: «А теперь надо нам, старикам, избавить молодежь от своего присутствия». Под молодежью она, ясное дело, имела в виду нас с Анитой. И мы до полпятого утра чинно-мирно просидели с ней за коньяком вперемежку с рождественским сидром, и Анита рассказала про аборт, который сделала от женатого швейцарского врача.

В этом году у меня не было ни малейшего настроя украшать дом к Рождеству. Угрюмо сидя за кухонным столом, я только оглядывал творившийся вокруг разор.

Мамашу он бы привел в ужас. Дом постепенно приходил в запустение, в нем уже пахло заброшенным хутором… если не ночлежкой. Я, конечно, заменил водосточные трубы и покрасил террасу, но не представлял себе, с какой стороны взяться за наведение уюта внутри. О том, чтобы украшать к празднику собственную комнату, не хотелось и думать. Чистоту я еще кое-как навел, а крахмалить салфеточки и развешивать кругом подзоры с рождественскими гномами, как это делала каждый год мать… нет уж, увольте.

Материны старички друзья подарили мне два худосочных розовых гиацинта в пластмассовой корзине и огромную коробку шоколадных конфет «Аладдин» (кроме всего прочего, потому что я скосил летом траву на их делянке). А еще я купил на распродаже фирменных красных свечей, отыскал дома несколько подсвечников и расставил везде горящие свечи. Теперь можно было не смотреть на окружающий бардак. Телевизор я перетащил из залы в кухню, и стоило мне прийти домой, как я врубал его на полную мощность, особо не прислушиваясь к праздничному гвалту, доносившемуся из того утла.

За два дня до Сочельника, часов в десять вечера, позвонила Креветка.

— Это я. Можно мне на Рождество к тебе? — спросила она.

— Ясный перец, можно! — сказал я и на другой же день съездил за ней в город.

37

Мы с тобой дружок как два косматых мишки

забираемся каждый в свою берлогу и грезим о лете

Забыв про людской гул и мрачные громады домов

мечтаем о тихих лесах и белых летних ночах

Снаружи колючий ветер и с каждым днем густеет

тьма —

иди ко мне ложись рядом и грейся!

Снаружи бродит охотник вдали подвывает лиса

Дай я зароюсь носом в твой теплый жесткий мех!

Меня пригласила на Сочельник Мэрта с Ненаглядным. Ненаглядного, как уже сказано, зовут Робертом. Мэрта называет его Робертино, Бобби или «этот проклятый Боббан-Таракан» — в зависимости от того, как она к нему относится в данный момент и какой фортель он выкинул в последний раз. Сорокапятилетний Роберт зачесывает свои темные волосы так, чтобы прикрыть плешь, и перед его чарами, похоже, не устоит даже витринный манекен. Более того, Роберт всегда готов испробовать их на мне.

Несколько моих сотрудниц — все незамужние, разведенные или матери-одиночки — договорились в складчину снять загородную усадьбу и отпраздновать Рождество там. Я, кстати, тоже ратовала за такой вариант, поскольку меня не привлекала перспектива иметь дело с облившимся глинтвейна Робертино.

Я отправилась по магазинам, чтобы купить коллегам и их детям какие-нибудь мелочи на Рождество.

Вернулась я, однако, с пакетом подарков для Бенни. Целый вечер разбирая покупки, я только под конец сообразила, что на самом деле все они предназначены ему. Сколько я ни уговаривала себя, что запасала подарки для детей и Всей Честной Компании, в голове свербело одно: как бы они понравились Бенни? Тогда я перестала артачиться и позвонила ему спросить, можно ли отпраздновать Рождество у него. Он мгновенно согласился (как мне кажется, удивив этим нас обоих). Я повесила трубку и разревелась, видя перед собой распахнутую во мрак дверь вагона.

На другой день Бенни заехал за мной и мы, потолкавшись в «Домусе», неплохо поддержали торговлю. Мэрта дала мне свою видавшую виды «Поваренную книгу для принцесс», и я закупила продукты, чтобы приготовить по рецептам оттуда «Леденцы из патоки (способ первый)», «Хворост», «Фальшивого гуся из свиных ребер с начинкой» и «Селедку по-русски». У меня было задумано еще несколько блюд, но от них пришлось отказаться, поскольку я не нашла в продуктовом отделе кальцинированной соды, сусла и цельного молока. Бенни жаждал получить «Студень», но необходимой для него свиной головы опять-таки не обнаружилось, так что он переключился на поиски ингредиентов для «Ливерного пудинга», утверждая, что запросто приготовит также «Душу теленка (из легких и сердца)». Пока я рыскала по полкам с экзотическими пряностями и соусами в надежде все-таки найти соду. Бенни ненадолго исчез и объявился с пакетом, раскрыть содержимое которого отказался. Затем мы поехали в Рябиновую усадьбу.

Там мы зажгли на кухне все лампы, обвязали животы и головы полотенцами, раскрыли «Поваренную книгу для принцесс», подперли ее телевизором и принялись за стряпню.

«Леденцы из патоки» получились у нас запросто. Правда, мы забыли купить для них формочки, но Бенни взялся сделать их из пергамента согласно описанию в книге. Мы разлили ароматную массу по неказистым творениям его рук и остались очень довольны собой. С хворостом дела пошли хуже.

— Если тесто слишком долго месить, хворост будет лопаться! — строго сказал Бенни и поставил таймер на две минуты.