Бойцовский Клуб - Паланик Чак (читать книги без TXT) 📗
Мы не хотим знать практически ничего про тех, кого любим.
Чтобы Марла смеялась, чтобы у нее поднялось настроение, я рассказываю ей о женщине из «Дорогого Эбби», которая вышла замуж за преуспевающего владельца похоронного бюро, а тот в брачную ночь заставил ее принять ледяную ванну, чтобы кожа ее стала ледяной на ощупь, после чего положил в постель и попросил не шевелиться все время полового акта.
Забавно не то, что эта женщина послушалась его в брачную ночь, а то, что она продолжала делать так все следующие десять лет их совместной жизни, а теперь она пишет в «Дорогой Эбби» и спрашивает у него совета.
14
Если люди думают, что ты скоро умрешь, они начинают внимательно слушать тебя. Вот за что я любил группы поддержки.
Если люди полагают, что видят тебя в последний раз, они начинают действительно смотреть на тебя. Иначе они говорят с тобой о своих проблемах с банком, о песне, которая играет по радио, или поправляют прическу, пока ты говоришь.
А тут тебе принадлежит все их внимание.
Они начинают слушать, а до того просто ждали своей очереди заговорить.
И даже когда они заговаривают, они уже не говорят про себя. Они говорят с тобой, и после этого разговора вы оба чувствуете себя немного другими.
Марла начала ходить в группу поддержки, когда обнаружила у себя в груди первое уплотнение.
А утром после того, как мы нашли у нее второе уплотнение, Марла прискакала на кухню, засунув обе ноги в одну половину колготок, и сказала:
– Посмотри – правда, я похожа на русалку?
А еще она сказала:
– Бывает, парни, сидя на толчке, делают вид, что они едут на мотоцикле. Но они выделываются. А у меня это вышло совершенно случайно.
Первое уплотнение Марла обнаружила как раз перед тем, как мы повстречались в «Останемся мужчинами», а теперь вот появилось и второе.
Достаточно сказать вам, что Марла до сих пор жива. Философия Марлы заключается в самой возможности умереть в любое мгновение. Трагедия вся в том, говорит она, что этого не происходит.
Когда Марла обнаружила первое уплотнение, она отправилась в клинику, где измученные мамаши семейств, одетые, как пугала, сидели в пластиковых креслах вдоль трех стен приемного покоя с тощими бледными детишками на руках. У детей были черные круги под глазами, и вообще они походили на подпорченные апельсины или бананы, и мамаши вычесывали из их волос корки перхоти, вызванные вышедшим из-под контроля организма дрожжевым грибком. Зубы торчали у детишек из тощих десен так, что до сознания впервые доходило, что человеческие зубы – это просто осколки кости, высунувшиеся наружу, чтобы измельчать попавшие в рот вещи.
Вот чем все кончается, если нет медицинской страховки. Еще когда никто ничего не знал, многие голубые парни захотели родить себе ребятишек от женщин, а теперь дети больны, их матери умирают, а отцы уже умерли. И сидя в приемном покое, провонявшем рвотой, мочой и уксусом, слушая, как сестра расспрашивает каждую мамашу, как давно она больна и сколько веса она потеряла с начала болезни, и есть ли у ребенка родственники или опекуны, Марла решает: нет, нет и нет.
Если уж суждено умереть, то лучше об этом не знать.
Марла заглянула в прачечную-автомат за углом от больницы и украла все джинсы из сушилок, а затем пошла к скупщику, который дал ей по пятнадцать долларов за пару. Затем Марла пошла и купила себе пару отличных колготок, из тех, которые никогда не поползут.
– Даже на дорогих колготках – на тех, что не ползут, – часто бывают затяжки, – говорит Марла.
В этом мире нет ничего вечного. Все потихоньку рассыпается.
Марла начала ходить в группы поддержки, поскольку становится легче, когда поймешь, что ты – не единственная в мире подтирка для жопы. У всех что-нибудь не в порядке. На какое-то время у нее даже сердце стало биться ровнее.
Марла начала работать в морге, где ее посадили заниматься клиентами, оплачивающими похороны вперед. Часто какой-нибудь толстяк, – а еще чаще, – толстуха, – выходили из демонстрационного зала с урной для праха размером с рюмочку для вареных яиц, и тогда Марла, сидевшая за столом в фойе с черными распущенными волосами, колготками в затяжках, уплотнением в груди и нависшим над головой дамокловым мечом, вынуждена была говорить им:
– Мадам, не льстите себе! В эту штучку не влезет пепел даже от одной вашей головы. Пойдите и принесите урну размером с мяч для боулинга.
Сердце Марлы выглядело примерно так же, как мое лицо. Как все дерьмо и грязь в этом мире. Использованная подтирка для задницы, которую никто не собирается использовать даже как вторсырье.
В промежутках между работой в морге и посещением групп поддержки, рассказала мне Марла, она общалась с мертвецами. Мертвецы звонили ей с того света по ночам. Порой в баре бармен подзывал Марлу к телефону, она брала трубку, а там – мертвое молчание.
Временами ей казалось, что это и есть – дойти до точки.
– Когда тебе двадцать четыре, – говорит Марла, – ты не имеешь никакого представления о том, как низко можно пасть, но я всегда всему быстро училась.
В первый раз, когда Марла наполняла урну пеплом, она забыла надеть маску. Когда, покончив с урной, Марла высморкалась, на ее носовом платке остались черные разводы от человеческого пепла.
Если в доме на Бумажной улице телефон звонил только раз, а затем в трубке молчали, значит, кто-то из мертвецов звонил Марле. Это случалось гораздо чаще, чем можно себе представить.
В доме на Бумажной улице стали раздаваться звонки от детективов, расследующих взрыв в моем кондоминиуме. Тайлер становился рядом со мной и нашептывал мне в одно ухо, в то время как я держал телефонную трубку у другого. Следователь спрашивал, знаю ли я кого-нибудь, кто в состоянии изготовить кустарным способом динамит.
– Акты насилия – естественная часть моего развития, – шепчет Тайлер, – в направлении трагедии и распада.
Я объясняю следователю, что, по-моему, взрыв в кондоминиуме вызван неполадками в холодильнике.
– Я покончил с жаждой физической власти и собственническим инстинктом, – шепчет Тайлер, – потому что только через саморазрушение я смогу прийти к власти над духом.
Динамит, сказал детектив, содержал примеси – щавелевокислый аммоний и перхлорат калия – что означает, что взрывное устройство было изготовлено кустарно, в домашних условиях, и что засов на входных дверях был надпилен.
Я сказал, что в ту ночь был в Вашингтоне, округ Колумбия.
Детектив объяснил по телефону, что кто-то впрыснул жидкий фреон в замочную скважину, а затем ввел в нее зубило, которым пытался выбить цилиндр. По этому методу обычно воры снимают замки с велосипедов.
– Освободитель, который разрушил мою собственность, – говорит Тайлер, – боролся за то, чтобы освободить мой дух. Учитель роздал за меня все мое имение, дабы я спасся.
Детектив сказал, что тот, кто сделал самодельный динамит, мог включить газ и задуть дежурный огонек в духовке задолго до того, как произошел взрыв. Газ мог послужить всего лишь спусковым крючком. День за днем газ заполнял кондоминиум, пока искра не проскочила на щетке электрического двигателя в компрессоре холодильника, и не произошел взрыв.
– Скажи ему, – шепчет Тайлер, – Да, это сделал я. Я устроил взрыв. Ведь это то, что он хочет услышать.
Нет, говорю я детективу, я не открывал газ перед тем, как уехать из города. Мне нравилась моя жизнь. Мне нравилась моя квартира. Мне нравилась моя мебель. Вся – светильники, кресла, ковры – я жил этим. Это был я сам. Тарелки в серванте были частью меня. Домашние растения были частью меня. Телевизор был частью меня. Это меня хотели взорвать. Неужели вы не понимаете?
Следователь попросил меня никуда не отлучаться из города.
