Ночь с Ангелом - Кунин Владимир Владимирович (бесплатные книги полный формат txt) 📗
Ибо она графически четко отражала происходившее в этот момент событие: был «Я» — на краю жизни (так, во всяком случае, мне казалось!), действительно прозвучал «дивный голос», и принадлежал он неоспоримо настоящему Ангелу, протянувшему мне свою могучую «хранительную» руку!
— Владим Владимыч, ну что же вы там застряли? Давайте, давайте руку… Я уж давно жду вас здесь. Вот и сердчишко у вас что-то распрыгалось. Открывайте, открывайте глаза… Сейчас мы все приведем в норму.
С невероятным трудом и спасительным ощущением внутреннего высвобождения я открыл глаза, и вокруг меня постепенно стало возникать двухместное купе скорого поезда «Красная стрела».
Очертания деталей купе проступали в моем мозгу томительно медленно, как снимок на фотобумаге в ослабевшем, уже старом растворе проявителя.
Ангел держал меня за руку и приговаривал тоном доброго доктора Айболита, исцеляющего прихворнувшую мартышку:
— Вот и боль прошла. Правда?
— Да… — кажется, ответил я.
— Вот и сердечко стучит помедленнее.
Я прислушался к неожиданно ровному и спокойному ритму своего напуганного сердца и ожил.
— Спасибо, Ангел.
Позвякивала чайная ложечка. Под вагоном стучали колеса.
Я опустил ноги на пол, сел за столик, обхватил руками голову.
— Чайку? — спросил Ангел.
— Нет, спасибо. Знаете, Ангел… Когда мы с вами только что познакомились и вы сказали — кто вы… Нет. Не так. Вот как: когда я безоговорочно поверил в то, что вы — настоящий Ангел-Хранитель, я подумал, что такой вот забавный случай, как столкновение старого, ни во что уже не верующего человека вроде меня с неким мифическим, извините, персонажем, превосходно и реально существующим в сегодняшнем земном мире, мог бы лечь в основу смешного и симпатичного рассказика. А наше совместное путешествие ночью в одном купе подсказывало забавное название, прямо скажем, лежащее на поверхности: «НОЧЬ С АНГЕЛОМ». А внизу, для этакого литературного кокетства, — подзаголовочек маленькими буковками: «невероятная история».
— Однако историйка, рассказанная реально-мифическим существом некоему, извините, пожилому господину, оказалась не очень смешной и на веселый рассказик не тянет, да?
— Точно, Ангел. Не тянет.
— Не огорчайтесь, Владим Владимыч, в этой грустной повести, насколько я припоминаю, было немало и забавных моментов.
— Кстати, я уже давно жду, когда же вы лично наконец появитесь на мрачноватом небосклоне Самошниковых — Лифшицев. Ваша поразительная информированность…
— Прошу прощения, сразу же перебью вас. Все рассказанное мною до этого момента и о некоторых событиях, до которых мы еще не добрались, я узнал из материалов нашей школьной базы данных, поступавших к нам Снизу, с Земли. Пока у нас Наверху Научно-Педагогический Совет томительно долго решал вопрос о моем спуске Вниз и возможном прикомандировании к Леше Самошникову, я не терял времени даром и постарался вызубрить все, что касалось этой семьи. От момента отъезда Любови Абрамовны и Натана Моисеевича в Дом отдыха Балтийского морского пароходства и засорившегося Фирочкиного туалета, в результате чего Фирочка Лифшиц потеряла невинность и быстренько стала Фирочкой Самошниковой. Понятия не имею, как теперь обстоят дела Наверху с информатикой, но даже тогда наша Школа Ангелов-Хранителей обладала превосходной картотекой и удивительно полными досье, позволявшими заглянуть в историю предков наблюдаемого… или «опекаемого», как хотите, на несколько поколений назад. Причем, учтите, это я говорю всего лишь о нашей «школьной» библиотеке. А можете представить себе, какими гигантскими архивами располагало Главное управление нашей службы, подчиненное непосредственно Ему?!
— Погодите, погодите, Ангел… Но, насколько я понял, вам в ту пору было всего двенадцать лет?
— Да. Почти тринадцать. Я же говорил вам, что мы с Толиком-Натанчиком появились на свет одновременно. Но как родился Толик Самошников, было предельно ясно, а вот как возник я сам… Почему-то последние годы меня это очень занимает.
Впервые в голосе Ангела прозвучали нескрываемые горькие нотки.
Мне стало невыразимо жаль этого прекрасного взрослого парня, который никогда, даже в самом раннем детстве, не ощущал Материнского всепрощения и ласковой поддержки Отца.
Не очень ловко я тут же попытался перенастроить Ангела:
— Я заговорил о вашем возрасте того времени лишь потому, что потрясен тем объемом самостоятельной работы, которую произвели вы — мальчик двенадцати… пусть даже тринадцати лет!
Было слышно, как кто-то прошлепал по коридору вагона. Затем мы услышали, как щелкнула дверь туалета, промолчали всю характерную для кратковременного посещения горшка паузу, потом раздался яростный шум низвергающейся воды, снова щелчок двери и шлепанье сонных шагов в обратном вагонно-коридорном направлении.
Почему мы так внимательно прислушивались к этим чужим звукам, совершенно непонятно. Может быть, оттого, что именно эти звуки возвращали нас из душноватой ирреальности прошлого в сиюсекундную обыденность?..
Наверное, Ангел ощутил то же самое и поэтому благодарно мне улыбнулся. Да и мысли мои скорее всего прочитал, сукин кот!
И сказал:
— Во-первых, я очень неплохо учился. Отсюда и возникла моя кандидатура для почти взрослой командировки на Наземную практику. А во-вторых, не забывайте, Владим Владимыч, я все-таки был не «мальчиком двенадцати лет», а «двенадцатилетним Ангелом». А это вовсе не одно и то же!
— Да, да, конечно… Наверное… — растерянно пробормотал я, не очень представляя себе, чем так уж мог отличаться двенадцатилетний Ангел от обычного земного мальчика двенадцати лет. Наличием крыльев и отсутствием родителей, что ли?
Но спросил я совершенно о другом:
— Одно в голове не укладывается, Ангел, — как Лешка Самошников мог стать «невозвращенцем», зная о том, что Толик-Натанчик сидит в колонии, что на суде погиб дедушка Натан Моисеевич, что застрелился старейший друг семьи Ваня Лепехин, всю жизнь покупавший ему мятные пряники?.. Как это могло произойти?!
— Да не знал он ничего этого, Владимир Владимирович! В том-то и трагедия, что Леша стал, как вы говорите, «невозвращенцем» за месяц до всех этих печальных ленинградских событий!..
Вы видели когда-нибудь искренне взволнованного Ангела-Хранителя, который еле сдерживает рвущееся из глубины души отчаяние? А вот я в ту ночь имел возможность наблюдать такое. Признаюсь, это было не самое веселое зрелище в моей долгой и путаной жизни.
— Он ведь всего один раз сумел позвонить домой в самом начале гастролей!.. — нервно продолжал Ангел. — От этой Юты Кнаппе. Еще и расплатился с ней за этот звонок своими несколькими ничтожными восточными марками… Телефоны же всех воинских частей, в которых гастролировал театр, были так «засекречены», что и из Ленинграда к Лешке никто не мог прозвониться… Ведь о том, что Лешка остался на Западе, Самошниковы и Лифшицы узнали только тогда, когда к ним на дом пришли два вежливых сотрудника Калининского райотдела Комитета госбезопасности. Все пытались выяснить — не собирается ли вся остальная семья на выезд из Советского Союза. Скорее всего это известие о Лешке и суд над Толиком и добили старика Лифшица. Он одинаково боготворил своих очень разных внуков и без них просто не представлял себе дальнейшей жизни…
— Вы думаете, что если бы Лешка был в курсе ленинградских дел…
— Естественно!!! Никуда бы он не сорвался. Помня его достаточно хорошо, могу поручиться, что, узнав обо всех этих несчастьях, он плюнул бы в морду своему театру, поставил бы на уши всю Западную группу войск и заставил бы немедленно отправить его в Ленинград!.. Ведь какое-то время спустя, уже там, на Западе, когда Лешка все узнал и про деда, и про Толика, он через пол-Германии помчался в Бонн, в советское посольство и…
— Стоп, стоп, Ангел! — прервал я его. — Вы, я смотрю, так раздергались, что стали перескакивать через какие-то наверняка очень важные события… Я рискую элементарно многого не понять в дальнейшем. А уже скоро Бологое — половина пути, и, насколько я соображаю в драматургии, — это всего лишь половина рассказа?..
