Моя жизнь как фальшивка - Кэри Питер (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗

За год до того умер отец; мы были в ссоре – вернее, я давно дулась и не хотела общаться с ним, а потому не столь уж нелепой казалась мысль, будто Слейтер приглашает меня в Малайзию для особого разговора, хочет что-то объяснить, рассказать о моем злосчастном семействе. Разумеется, ни о чем подобном он не упоминал, и даже теперь, спустя много лет, я не вполне уверена, каковы были его первоначальные планы. Во всяком случае, о сексуальном интересе и речи быть не могло. Позвольте мне сразу объясниться и покончим с этим: давным-давно всем известно, что секс не по моей части.

– Джон, – сказала я. – Я – не турист. Не имею ни малейшего желания бродить по чертовым джунглям с биноклем. Я – редактор и больше ничего. Читаю книги. Из этого и состоит моя жизнь.

– Ты и поесть любишь, – заметил он. – Я видел, как ты уплетала карри.

– Карри было вкусное.

– Куала-Лумпур покажется тебе раем. Дорогая, К. Л. я знаю почти так же давно, как тебя.

Меня-то он вовсе не знал.

– Чего ты, собственно, боишься? Что я стану к тебе приставать? Бога ради, Микс, всего одна неделя! Не так уж далек тот момент, когда все мы будем гнить в земле. Поехали, а?

Этим он меня добил – мыслью насчет «гнить в земле». После завтрака я залезла в сейф и забрала остатки журнальных денег. На Кингс-роуд купила себе сандалии и легкую юбку и сорок пять фунтов обменяла на дорожные аккредитивы. Снарядившись таким образом, я вошла в лабиринт, из которого и посейчас, тринадцать лет спустя, не могу выбраться.

В ту пору перелет от Лондона до Куалы-Лумпур занимал тридцать четыре часа, и нас еще задержали в Тегеране, потому что над аэродромом в Дубай висел туман, и в Сингапуре тоже пришлось ждать. Казалось бы, за сорок два часа мы по крайней мере могли завязать разговор, но Слейтер, как выяснилось, в самолете предпочитал спать, и так накушался фенобарбитала с виски, что в Сингапуре стюардесса приняла его за покойника.

Через малайский паспортный контроль Слейтера пришлось везти в кресле на колесиках, так что мое знакомство с городом началось в мучительных попытках запихнуть толстого и грузного старика в такси и доставить его в фантастически аляповатый вестибюль отеля «Мерлин». Там, славу богу, о Слейтере были наслышаны.

Кроме жуткого золотого орнамента, которым пестрел «Мерлин», первые впечатления от иноземной столицы сводились к жаре, запахам – сточные воды, неведомые цветы, гниющие плоды – и всепроникающей сырости, которая впитывалась в тело и наполняла большой и почти пустой номер, где рядом с унитазом кто-то успел бледным карандашом написать: «Трахни утю».

На следующий день Слейтер не подходил к телефону, и я испугалась, не отдал ли он в самом деле богу душу. На всякий случай я позвонила портье и выяснила, что Джон покинул отель с вещами, не оставив никакого сообщения. Исчез – и дело с концом.

Бывает же такое: обольстили, отымели и бросили. Не слишком-то приятное ощущение, и во мне опять зашевелилась прежняя неприязнь к Слейтеру. Я так обозлилась, что не могла читать, беспокойство мешало уснуть, и в результате я отправилась осматривать индийские галантерейные лавки на Бату-роуд. Я люблю пестрые ткани, но здесь ничто не привлекало внимания. Батик был простоват, подогнан под западный вкус, совсем не похож на тонкую индонезийскую работу. Тем не менее, как все путешественники, я приобрела отрез и пошла дальше, заглядывая в витрины и все отвергая, покуда на забрела на шумную улицу с китайскими магазинчиками. Именовалась она, как ни странно, Джалан-Кэмпбелл. Здесь мне тоже не понравилось, но спасибо хоть за сплошной навес, под которым можно было укрыться от жары. Если бы еще торговцы не устраивались прямо под ногами у прохожих со своими стульчиками, молотками и пластиковыми ведрами.

И вот, заглянув нехотя в очередную лавчонку, я разглядела в сумраке среди кучи велосипедов китаянку, которая раскладывала в пластиковые пакеты ярко-красных рыбин, и немолодого белого мужчину в грязном саронге. Брови его были скошены, волосы острижены так коротко, что он походил то ли на заключенного, то ли на монаха. Более всего меня поразили алые язвы на мускулистых ногах. Мужчина сидел на сломанном пластмассовом стуле, рассеяно озирая улицу, и хотя я остановилась прямо перед ним, на лице его не промелькнуло и признака «расовой солидарности».

Я подивилась мимоходом: как этот человек попал сюда, почему никто не лечит его? Но стояла такая жара, я вся вспотела, мне до смерти надоел азиатский запах рыбного фарша, и раздражение не давало ни о чем особо задуматься. Перебравшись на другой берег мутной реки Кланг, я вскоре возвратилась в затхлый, хоть и оснащенный кондиционерами «Мерлин» и занялась в меру талантливыми английскими поэтами. Я по-прежнему читала, когда в восемь вечера наконец-то позвонил Слейтер.

– Микс! – завопил он в трубку. – Великолепный город, а?

Не могла же я сказать, что целый день сижу и его дожидаюсь. Это прозвучало бы как-то жалобно, по-детски.

– Что ты успела сегодня? Расскажи все.

– Немного погуляла, – ответила я.

– Отлично, отлично, превосходно. Вот что, дорогая, – продолжал он, – я собирался поужинать с тобой во вторник, но малость подзастрял тут. У тебя найдется время для меня в среду вечером?

– Сегодня понедельник, Джон.

– Да-да. Понимаешь, я сейчас в Куале-Кангсар. Только что приехал. Форпост, знаешь ли.

– Куала – как?

– Я же говорил, что поеду в Куалу-Кангсар.

Можете мне поверить – он об этом и словом не обмолвился. Я и название этого «форпоста» слышала впервые. Тогда, как и сейчас, я была уверена: Слейтер повиновался некоему зову – и отнюдь не разума. Безответственность и гедонизм вскормили многообещающий гений Слейтера – и сгубили его на корню. Если б он больше времени проводил за письменным столом и поменьше блудил и пил, Лоуэлл, наверное, его бы узнал.

– В общем, – сказал он, – в среду к ужину я точно вернусь. Поброди вдоволь по К. Л. Знаешь, я тебе завидую: ты впервые видишь все это.

И дело с концом. Ни извинений, ни вопросов, как я там одна. Вот когда я посочувствовала бедной Лиззи, его второй жене, которую в итоге увезли в «Сент-Барт» с алкогольным отравлением.

Вся беда в том, говорила мне бедная Лиззи, красавица с несчастной судьбой, вся беда в том, что лапочка Джонно, дорогуша, всегда делает только то, что ему вздумается, черт бы его побрал.

Как я уже упоминала, турист из меня никакой, однако в тот вечер я так обозлилась, что не могла усидеть в дурацком отеле. На уличном рынке в малайском квартале Кампонг-Бару поблизости от «Мерлина» я с трудом впихнула себе в горло сатэ [9].

И на следующий день я потащилась осматривать пещеры Бату, мавританский вокзал, вонючие китайские рынки на воде. Более всего меня измучили запахи, и не только вонь рыбных рынков, но и вся окружавшая меня чужеродная смесь дыма и специй, сточных вод, мотоциклетных выхлопов, сладковатый аромат плесени, которым тянуло от тропической листвы. Приятней было пройтись спозаранку, по утренней прохладе, когда банковские охранники-сикхи ели прямо на улице сладкий барфи [10], запивая его своим любимым напитком – коровьим молоком. Изящные дождевые деревья свешивали над Джалан-Тричер тяжелые зеленые листья и желтые цветы. Лишь увидев паренька, который срезал банановые грозди острым мачете, я вспомнила, как всего три года назад миляги из Кампонг-Бару резали своих соседей-китайцев. Те глубокие сточные канавы, мимо которых я теперь шла, тогда текли кровью.

Ко мне почти не приставали. 1972 год, как никак – разве что на восточном побережье туземцы пришли бы в возбуждение от короткой юбки или голого плечика.

С «колониальным прошлым» еще не вполне покончили: стоило свернуть с Бату-роуд и заглянуть в «Колизей», чтобы на каждом столике с белой скатертью обнаружить вустерский соус. Достопримечательностей хватало, но, как я и сказала Слейтеру, главное для меня – работа, и вся моя жизнь сводилась тогда к «Современному обозрению». Чем бродить по городу, я предпочитала сидеть в номере и читать – не только стихи, присланные в редакцию, но и «Потерянный рай», который, вопреки мистеру Ливису [11], всегда напоминал мне о деле, которому я себя всецело посвятила. И после обеда я продолжала служить искусству: написала три длинных письма трем членам издательского совета – лорду Антриму, Уистану Одену [12] и чудесной миссис Маккей, бывшей жене одного манчестерского промышленника, чья щедрость не раз спасала наш журнал. В каждом письме я, ни на что особо не рассчитывая, упоминала неоплаченный счет из типографии. Все трое неоднократно выручали меня и, похоже, начали уже разочаровываться в журнале, так и не оправдавшем наших общих надежд.