Больше никогда не спать - Херманс Виллем Фредерик (книга жизни txt) 📗
Его голос тоже становится «нежнее» — почти неразличимым. Шея висит, как драпировка, в слишком широком воротничке. Губы время от времени задумчиво вытягиваются, и тогда подбородок перестаёт разделять морщины — кажется, что они распространяются по всему лицу.
Тишина.
На столе лежат бумаги и два больших камня. И ещё несколько фарфоровых блюдец с мелкими камешками, покрытыми сигарным пеплом. На бумагах — лупа размером со сковородку.
— Ах да, в первую очередь, профессор Сиббеле просил меня передать вам свои наилучшие пожелания.
— Спасибо, спасибо.
Снова тишина.
Я мучительно роюсь в каком-то глубоком, тёмном кармане в поисках тех слов, что могли бы направить разговор в нужную мне сторону — о том, зачем, собственно, я сюда приехал. Но так и не могу придумать никакого тактичного подхода. Ну что же, тогда попробуем напролом.
— Скажите, получилось… смогли ли вы достать для меня аэрофотоснимки?
— Аэрофотоснимки? Какие аэрофотоснимки? Конечно, у нас есть снимки. Но я не знаю, может быть, как раз сейчас кто-то с ними работает. Их здесь так много, этих снимков.
Он совсем не понимает, о чём я говорю! Может быть, он забыл, что́ он пообещал Сиббеле? Что он даст мне аэрофотоснимки той местности, где я собираюсь работать? Я подозреваю, что настаивать бесполезно, но и другого выхода не вижу. Всё-таки нельзя уходить, не сделав всего возможного.
— Да, профессор, те аэрофотоснимки…
— Вы что, хотите осмотреть всю нашу коллекцию?
— Я… Я имею в виду…
Под столом моя левая рука хватает правую, сжатую в кулак, и локти упираются в бока.
— Я имею в виду набор аэрофотоснимков, которые я мог бы взять с собой для работы в Финской Марке.
Я не знаю, можно ли назвать мою речь правильным немецким, но и не могу себе представить, чтобы в ней оказалось нечто непонятное Нуммедалу. Все слова я произнёс чётко, без запинки.
Он глубоко вздыхает и говорит:
— Квигстад и Йордал — из моих лучших учеников, а у меня их, как вы и сами понимаете, было очень много. В Финской Марке они как дома.
— Да, конечно. С Квигстадом я едва знаком, но Арне показался мне человеком, у которого многому можно научиться. Поэтому пойти с ним в экспедицию — большая честь и удача для меня.
— Удача, молодой человек! Именно! Геология — такая наука, где всё зависит от особенностей местности. Чтобы получить захватывающие, поразительные результаты, нужно по крайней мере работать там, где хоть что-нибудь ещё можно найти. А как раз это сейчас и трудно. Я знал множество геологов, отправлявшихся в места, где ещё никто не был — а не был там никто только потому, что всем и так было ясно, что искать там на самом деле нечего. И, разумеется, эти геологи тоже ничего не находили.
— Могу я разболтать вам один секрет? — продолжает он. — Настоящий геолог до сих пор не особенно отличается от своих предков-золотоискателей. Может быть, вы за эти слова надо мной посмеётесь, но я старик, и поэтому имею определённое право на романтику.
— Нет, что вы, я очень хорошо Вас понимаю!
— Ах, значит, вы меня понимаете. Тогда вам, как голландцу, должно бы сделаться немного не по себе от этого понимания. Маленькая страна, давно перенаселённая и к тому же с научными стандартами из самых высоких в мире! Да у вас, наверное, геологи друг друга поедом едят. И, должно быть, многие впадают в соблазн принять сплюнутую коллегой косточку за клык пещерного медведя!
— Конечно, у нас маленькая страна. Но недра очень разнообразны.
— Это вам так кажется. Потому что у вас на каждый квадратный метр — по геологу с микроскопом! Но куда вы денетесь от того, что у вас нет гор? Тем более нет ни плоскогорий, ни ледников, ни водопадов. А всё, что у вас есть — это болота, грязь и глина! В конце концов ваши геологи займутся подсчётом песчинок — по одной. Это никакая не геология, для меня, по крайней мере. Это мелочёвка, бухгалтерский учёт! Verfallene Wissenschaft, так я это называю, verfallene Wissenschaft!
Я посмеиваюсь, непроизвольно, но вежливо.
— Ах, профессор, так ведь нашли же и каменный уголь, и соль, и нефть, и газ!
— А главные задачи, господин хороший? А фундаментальные проблемы? Как произошла наша планета? Что нас ждёт в будущем? Предстоит ли нам новый ледниковый период, или же на Южном полюсе в один прекрасный день вырастут финики? Вопросы и задачи, сообщающие величие науке, представляющие её истинное назначение?
Опираясь обеими руками на скрипящий стол, он резко встаёт.
— Истинное назначение науки! Вы меня понимаете? Уголь, чтобы растопить ваш камин, газ, чтобы сварить яичко на завтрак, и соль, чтобы это яичко посыпать — да это просто бакалейная лавка какая-то! А что есть наука? Наука — это титанический порыв человеческого интеллекта, грандиозная попытка вырваться из космической изоляции путём познания!
2
Нуммедал выходит из-за стола, с краем которого ни на секунду не теряют контакта кончики его пальцев.
— Я думаю показать вам сегодня кое-что из окрестностей Осло. Где здесь эти карты…
Он подходит к одному из заваленных картами журнальных столиков.
— С удовольствием, — говорю я.
Я сказал это без особого воодушевления, машинально.
Но что, если бы я объяснил, что мне нужно сегодня же продолжить своё путешествие на Север?
Он поворачивает обратно вниз свои вторые очки и подносит карту к глазам.
А что, если прямо признаться, что я приехал только ради обещанных аэрофотоснимков?
Он приоткрывает рот.
Или, может быть, сказать ему, что я уже взял билет на самолёт в Тронхейм? Что я должен уйти через четверть часа?
Но вдруг он сочтёт это за грубость и отправит меня в Финскую Марку с пустыми руками, без всяких снимков?
Я подхожу к нему на шаг, встаю рядом у журнального столика. Карта, которую он держит в руках, долго лежала свёрнутой, и теперь углы её заворачиваются вовнутрь. Нуммедал сгибается, чтобы разложить карту на столе, я придерживаю для него неподатливую бумагу. Это фототипия. Может быть, какая-нибудь неопубликованная карта, которую Нуммедал извлёк специально для того, чтобы меня порадовать?
Но нет, самая обычная геологическая карта района Осло.
— У меня должен где-то быть ещё цветной экземпляр, — говорит Нуммедал.
Проходя вдоль стола, он сбрасывает с него целую стопку бумаг, которые веером ложатся по полу. Пытаясь их подхватить, я падаю на колени.
— Ладно! Оставьте вы это!
Я поднимаю на него глаза. Теперь он держит в руках другую карту, наклеенную на льняное полотно. С полными бумаги руками я поднимаюсь на ноги. Нуммедал, кажется, не обращает внимания.
— Я уже нашёл карту. Пойдёмте скорее со мной.
Я кладу бумаги на стол и следую за ним. Интересно, что у него за карта? Пока я придерживаю для него дверь, я вижу, что это та же самая геологическая карта района Осло, только цветная. Что же он, совсем не понимает, зачем я приехал?
— Эта карта подклеена, — говорит он, — но неправильно. Она из-за этого не складывается.
Мы идём к лестнице. Я — слева от него, несу под мышкой карту, свёрнутую в рулон.
— До войны я побывал в Амстердаме, — рассказывает Нуммедал. — Видел Институт Геологии. Великолепное здание. Богатые коллекции из Индонезии.
Его правая рука скользит вдоль стены.
— Должно быть, утрата колоний была страшным ударом для вашей геологической науки.
— Это только на первый взгляд так кажется. К счастью, на самом деле у нас и теперь достаточно возможностей для работы за границей.
— За границей? Ах, молодой человек, не мечтайте понапрасну! За границей есть свои собственные геологи. И если ваши будут постоянно связывать все свои надежды с другими странами, то ничего, кроме трудностей, вам это не принесёт.
Тринадцатая ступенька второй лестницы.
— Возможно, — говорю я. — Но, видите ли, в наше время, когда есть так много разных международных организаций… Когда границы становятся всё прозрачнее…
