Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник) - Милн Алан Александр (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗

– Ничего подобного я не говорила, мисс Марр! – возмущенно возразила Эллен.

– Значит, я подумала о ком-то другом. Или о чем-то другом. Вам нравится коктейль, милый?

Клод кивнул. Его охватило восхитительное ощущение благоденствия. Он так и видел себя со стороны: он привольно сидит в спальне Хлои Марр, той самой прекрасной мисс Марр, о которой столько судачат. Тут перед его мысленным взором возникла иная картинка: Венера и ее зеркало. Современная Венера, сплошь изящные изгибы, сидит за туалетным столиком, а за ней, отраженный в зеркале и очень далекой и маленький, чопорно выпрямился на чопорно-жестком стуле очень старый джентльмен в очень жестком воротничке и чопорно держит на коленях цилиндр. Это была бы аллегория… аллегория… чего-нибудь… Или, может, выбросить мужчину и, если уж на то пошло, зеркало тоже, зато поместить бедную старую Эллен. Или отражение Эллен в зеркале. Две женщины… Зеркало показывает, к чему неизбежно идет красота. Да, так было бы хорошо. Но разумеется, первым он увидел очень маленького старого джентльмена в цилиндре, поэтому, наверное…

– О чем вы задумались, милый? – спросила у зеркала Хлоя.

– О моем искусстве, – с одной из редких своих улыбок ответил Клод.

– И я тоже. – Она присмотрелась к себе внимательнее. – Ну? – спросила она, поворачиваясь. – Каков вердикт?

Клод сделал глубокий вдох.

– Вы были правы. Прекраснее быть невозможно.

Хлоя победно рассмеялась, и зазвонил телефон.

– Вам придется сейчас уйти, милый. Мне нужно одеться.

2

Как часто говорил ей Барнаби, она была самой чудесной, самой милой, самой верной, самой доброй, самой щедрой девушкой на свете. И всегда (потом) он осознавал, что ни одним из этих качеств она не обладает. Разве только чудесной красотой. И эта красоту нельзя было бы назвать легкой или умиротворяющей, душевной или даже такой, которая расцвечивает и приукрашивает красоту душевную. Ее красота была триумфальной: живой, провокационной и неудержимой, – эдакое молниеносное и необоримое наступление на мужское начало любого, кто носит брюки. Вдали от Хлои Барнаби частенько задумывался, была ли эта атака холодной и рассчитанной, а рядом с ней признавал свое поражение, ведь счастьем было просто смотреть на нее. Поэтому он смотрел на нее раз в неделю… а остальные дни о ней думал.

Барнаби было тридцать с небольшим, и на мир взирало честное, тупоносое, неприятное, но одновременно красивое лицо и дружелюбные серые глаза под вздернутыми на концах бровями. Когда его взгляд соскользнул с лица Хлои на счет, она спросила:

– У нас все в порядке, милый?

Хлоя любила ходить на ленч в дорогие рестораны, и Барнаби любил ее туда водить, но у них было соглашение, что счет никогда не должен превышать двадцать четыре шиллинга. Однажды, давным-давно, получилось двадцать четыре шиллинга, и она сказала:

– Давай эту черту не преступать, ладно?

Когда они не переступали, у них все было в порядке.

– Пожалуй, неплохо, – ответил он.

Отведя взгляд от зеркальца, она посмотрела на счет.

– О, милый!

– Лишняя пара коктейлей, – объяснил он.

– И верно, – с облегчением отозвалась она и вернулась к зеркальцу. – Но теперь и вправду хорошо, верно?

– Не знаю, как насчет хорошо, – сказал Барнаби. – Просто я благоразумен. И если ты думаешь, что я предпочел бы ленч за шиллинг одному в какой-нибудь жуткой чайной ленчу за тридцать шиллингов с тобой, то ты просто сумасшедшая.

– Милый! – Она наградила его чудесной, быстрой, нежной улыбкой, которой, как он знал, награждала сотню мужчин, но которая всегда доставалась даром ему одному. – Я очень-очень дорого тебе обхожусь?

– Ты стоишь каждого пенни, золотко.

– Но ведь не взаправду же, да? Мы ходим на ленч или еще куда раз в неделю, когда мы оба в Лондоне, что гораздо меньше, чем просто раз в неделю, и если получается чуть больше фунта каждый раз…

– Я думал, истинная леди никогда не забивает себе такими мыслями прелестную головку.

– С тобой я никогда не бываю истинной леди, милый. Разве ты еще не понял?

– Не настолько полно, как хотелось бы.

И снова эта улыбка – на сей раз с тенью смеха, – сокровенная и исполненная любви. Даже если такая доставалась всем прочим тоже, он был не в обиде.

– С тобой я всегда чувствую себя по-другому. Ты же знаешь.

– Господи помилуй, да. Я практически единственный приятный мужчина, кого ты встречала.

– Ну, ты единственный, кому я могу сказать все, что хочется.

– А что бы тебе хотелось?

Она коснулась его ладонью.

– Я собиралась сказать, что…

– …настоящая леди или нет…

– …что получается всего пятьдесят фунтов в год, и за эту сумму мы получаем уйму счастья, правда, милый?

– Получаем. И стоит оно даже втрое дороже.

Так и правильно, ведь к этому все сводилось: пятьдесят фунтов плюс-минус. А на остающиеся четыреста пятьдесят он вполне перебивался – и жил гораздо счастливее, чем на любые миллионы, но без Хлои.

Она начала искать перчатки. Обычно за ними приходилось возвращаться, или она доставала из сумочки другую пару со словами: «Не важно, милый. Всегда можно позвонить метрдотелю».

– Когда снова увидимся, голубчик?

– Когда захочешь, – ответил Барнаби. – Как насчет поездки за город? Целый день вдвоем?

– А как же пыльная контора?

– Беру с понедельника неделю отпуска, чтобы подстроиться под женатых.

– Восхитительно, дружок! Почему ты мне не сказал? Куда ты едешь?

– Ждал, пока ты спросишь. Следующий четверг подойдет?

– Не глупи, дурачок. Разве ты не уедешь отдыхать, как все приличные люди?

– Нет. А поедем вместе как неприличные? Поедем в Бретань. Я знаю одну деревушку.

Снова тот взгляд, та краткая интимная улыбка. Но иная. Раньше никто такой не удостаивался, разве только… Да и вообще, какая разница?

Вздохнув, Хлоя надела перчатки.

– Почему бы и нет. Почему мы не…

– Один Бог знает.

– Я недостаточно тебя люблю, мой милый.

– Так я и думал.

– Тебе бы не понравилось, если я любила бы тебя по-настоящему.

– Нет, понравилось бы.

Она довольно рассмеялась.

– Ах, золотко, я так рада, что ты это сказал. Я бы возненавидела тебя, если бы ты сейчас ударился в Теннисона.

– Попытайся ради разнообразия возненавидеть. Что угодно, лишь бы выделиться из остальных. И если уж на то пошло, мне не понравилось бы.

– Думаю, понравилось бы. Думаю, понравилось бы.

– Нет. Если бы ты сделала это для меня, то сделала бы и для всех остальных. А мне было бы противно.

Сверкнув на него взглядом, Хлоя занялась перчатками.

– Давай держаться Англии. Четверг? Если тебе не хочется за город, можем взять корзинку для пикника и поехать на матч в «Лордс». Джентльмены и крикет.

– Ладно, милый. И… Однажды мы поедем в Бретань!

– Поедем.

– Честно-пречестно.

– И я тебе обещаю. Возможно, мне тогда уже стукнет девяносто, но плавание через Ла-Манш я как-нибудь осилю.

– Будем сидеть на палубе в инвалидных креслах и попросим, чтобы их поставили рядом.

– Надеюсь, море будет спокойное. Оно обязательно должно быть спокойным – из-за инвалидных кресел.

– Теперь на инвалидные кресла ставят тормоза, чтобы не катились под уклон в Лиз-эт-Фолкстоун. Раньше на этом курорте уйма старых дам погибала.

– Я разузнаю, – пообещал Барнаби.

– Ах, милый, как же я тебя люблю! – воскликнула Хлоя, и ему показалось, что это внезапный крик из самого сердца, но означал он: «Ах, милый, как бы мне хотелось тебя любить!»

В такси он сказал:

– Сними перчатки, пока не приедем к «Антуану»…

– Милый… Ты дальше поедешь на такси?

– Думаю, так лучше, не то опоздаю. Куда поедем в четверг?

– Посмотрим по настроению, милый. Позвони мне во вторник и обсудим.

– Ладно.

Даже если бы он женился на Хлое, даже если бы Хлоя принадлежала ему безраздельно, ему пришлось бы сейчас ее оставить. Не мог же он сидеть и держать ее за руку полтора часа, пока ей будут делать укладку. Это странно выглядело бы.