Родичи - Липскеров Дмитрий Михайлович (чтение книг .TXT) 📗
Прозектор ушел к окну и, уставившись в ночное окно, машинально перелистнул балетный журнал. Студент Михайлов обошел вокруг каталки с мертвым Алехой и остановился посреди помещения.
– Хотите, я вам станцую? – спросил он.
Ахметзянов закашлялся и, обернувшись, посмотрел в самые глаза молодого человека. В них было небо, а киноварь растворилась в лазури.
– А говорите, не танцор…
– Мне нужно посмотреть журнал.
– Пожалуйста.
Патологоанатом двинул по подоконнику «Российский балет», молодой человек взял журнал, на секунду прикрыл глаза, затем вдруг распахнул. Ресницы словно бабочкины крылья взмахнули. В его лице обозначилась еще большая серьезность, сквозь тело будто искра прошла, студент Михайлов расправил руки, сделал несколько изящных плие, затем великолепный каскад па-де-буре, а в довершение почти с места прыгнул так высоко и затяжно, что прозектор не выдержал и завопил:
– Барышников!!! Нуриев!!! Нижинский!!!
Он почти плакал от созерцания волшебной картины. Каскады прыжков сменялись выразительной пластикой, на смену ей опять невероятные прыжки, а в довершение всего в морге вдруг опять запахло летом, лесом и земляникой…
Неожиданно студент закончил танцевать и сказал:
– Все.
– Ах, как мне бы хотелось еще! – взмолился Ахметзянов.
– Больше не могу, – развел руками молодой человек, ничуть не запыхавшийся. – Я станцевал вам весь журнал. Там больше нет картинок.
Ахметзянов глупо улыбнулся и спросил:
– Да?
– Да.
Прозектор еще закурил и поинтересовался, чувствует ли господин А. какие-нибудь посторонние запахи?
– Запахи? – задумался молодой человек. – Пожалуй.
– А какие?
– Пахнет летним лесом.
– А еще чем?
– Ягодой.
Ахметзянов знал, какой ягодой пахнет и где та помещается, но спросил о том же и студента Михайлова.
Студент развел руками.
– Земляникой, – с хитрецой в голосе объявил патологоанатом. – А произрастает сия ягода…
Прозектор на цыпочках подкрался к каталке с Алехой и откинул простыню. Обернулся к студенту:
– Хи-хи.
– Что вы ищете? – поинтересовался молодой человек, когда понял, что разделыватель трупов лезет пинцетом в нос мертвеца.
– А сейчас увидите…
У Алехи нос был здоровенный, а потому Ахметзянов сменил пинцет на более надежный зажим и полез им в ноздрю покойного:
– Здесь она, здесь!
Казалось, еще немного, и сам патологоанатом влезет в ноздрю целиком. Но ничего подобного не произошло, что-то хрустнуло в голове мертвеца, Ахметзянов улыбнулся и принялся осторожно вытягивать зажим.
– Есть! – воскликнул он, когда металл целиком оказался снаружи. – И как вам это?!!
Он поднес зажим почти к самому лицу молодого человека. На конце инструмента, крепко схваченная, висела целая гроздь земляники, источающая запах, от которого голову кружило.
– Ну, каково же! Две… пять… девять… двенадцать!!! Целых двенадцать штук! – Ахметзянов втянул в себя аромат и сглотнул слюну. – Листочки…
Молодой человек взирал на эту картину абсолютно спокойно. Он даже иногда отворачивался и пытался вглядываться в ночь за холодным окном.
– Хотите? – заговорщически предложил патологоанатом.
– Нет, спасибо, – рассеянно ответил студент Михайлов.
– Как хотите!
Тотчас Ахметзянов засунул куст себе в рот, где его язык завертелся, обдирая с кустика ягоды. Затем прозектор выплюнул стебель, а плоды безжалостно прожевал и сглотнул.
– Что вы делаете? – изумился молодой человек.
– Ягоды ем, – чавкая, сообщил прозектор. – А что такое?
Студент Михайлов зажмурился.
– Что случилось?
– Нет-нет, ничего, – отмахнулся молодой человек, хотя по лицу его было видно, что событие произошло. Щеки господина А. слегка порозовели. Он дождался, пока Ахметзянов сглотнет сладкую последнюю молекулу.
– Скажите, – вопрос давался ему с трудом. – Розину ягоду вы тоже съели?
– Землянику?
Студент что-то промямлил.
– У нее всего-то было по ягоде в ноздре. Но и у машиниста, и у помощника его – по целому кусту!
Молодой человек быстро замигал. Казалось, что он вот-вот заплачет, но глаза его были сухи и представлялись теперь не голубыми, но почти синими.
– Что-то не так? – поинтересовался Ахметзянов и тотчас сам понял, что не так.
Носы, покойники, земляника, Алеха, господин А. – все было неправильно. Это ощущение было едва уловимым, но оно сильно напугало прозектора, напугало так, что по телу поползли мурашки с горошину каждая… Впрочем, страх и странное ощущение исчезли внезапно, как и накатили. Ахметзянов встряхнулся, посмотрел на часы и сказал, что времени к четырем утра, а сна ни в одном глазу.
Но тут в глазу патологоанатома отразилась некая мысль, мгновение назад сверкнувшая в уме.
– Я знаю, что надо делать! – воскликнул прозектор.
– Что же? – машинально поинтересовался молодой человек.
– Как же мне это в голову раньше не приходило!
Ахметзянов заходил кругами, потирая высокий лоб. Наконец он остановился и объявил:
– Я стану вашим импресарио!
– Кем? – не понял студент Михайлов.
– Я буду продюсировать ваш великий талант.
– Какой же?.. У меня даже памяти нет!
– А нам ваша память не нужна вовсе!
Ахметзянов еще энергичней забегал по залу, тщательно обходя каталки с трупами. Всем его существом быстро овладевала огромная идея, и перспективы открывались такие, что у патологоанатома дух прихватывало!
– Я из вас сделаю гения! – торжественно заявил разделыватель трупов. – Я превращу вас в Нижинского!
– Кто это?
– Самый великий танцовщик всех времен и народов!
– Вы умеете превращать? – с улыбкой спросил студент Михайлов.
Но Ахметзянов иронии не слышал. Им уже владела та фантазийная сила, которая затмевает разум, подменив его инстинктом, и влечет вперед безоглядно.
– Кто вы такой! – кричал прозектор. – У вас не то что памяти нет, своя одежда отсутствует! Вы погибнете через два дня! – Он махнул рукой, сшибая на пол какой-то мелкий инструмент. – Да что через два дня! Вы умерли прошлым вечером, и я вас должен был разделать вот на этом столе. Вы – часть небытия, которую я могу облечь в плоть и кровь и мало того – наделить душой и великим талантом!
– Вы – Господь Бог?
На этом вопросе студент Михайлов посмотрел в самые глаза Ахметзянова и увидел в них угольную шахту, ведущую к центру земли.
– Да, – понизил голос патологоанатом. – Я Бог! – Он выдержал паузу. – Я
– Бог для вас… Я – Дягилев, вы – Нижинский! Вместе мы великий русский балет!!!
– Мне кажется, что вы ошибаетесь. – Молодой человек виновато развел руками. – Я всего лишь студент Михайлов. Студент-медик. Вероятно, больше всего на свете мне хотелось лечить людей, но что-то произошло, и я потерял память. – Он пригладил волосы. – Я – не Нижинский, а вы – не Дягилев. И давайте покончим с этим…
Надо было видеть в этот момент Ахметзянова. Состояние его охарактеризовывалось ровным счетом так: украли мечту, которая уже сбылась… Почти… Он стоял с открытым ртом, железные коронки на его коренных зубах мокро блестели.
– Наверное, – продолжил студент, – наверное, более всего в жизни мне хотелось лечить людей! Избавлять их от мучений… Извините меня…
Ахметзянов ощерился.
– А вы уверены, что у вас имеется талант, чтобы людей лечить?! А?!!
– Нет, – признался молодой человек. – Всякий гений имеет сомнения. Лишь бездарность не сомневается.
– Души человеческие врачевать надо! Куда важнее это, нежели геморрой резать! – Ахметзянов поднял руку и потряс ею. – Лишь искусство одно душу излечить может!..
Студент Михайлов задумался над словами нового знакомого.
– Может быть, вы и правы…
И тут прозектор рухнул на колени. Он схватил молодого человека за руки и, крепко сжав их, заговорил-заговорил, что в нем, в господине А., заключен тот самый гений и что сам он может сомневаться в этом, но он, Ахметзянов, не гениален, а потому сомнений никаких! Технический работник, только и всего!.. Зато толк знающий!..
