Как я охранял Третьяковку - Кулаков Феликс (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
Но в целом отечественная живопись производила на меня, как ни жаль в этом признаваться, удручающее впечатление. Что ни картина, то бичевание каких-то человеческих пороков и язв общества, демонстрация гражданской позиции, и зеркало русской революции. Все эти «Тройки», «Неравные браки», «Боярыни Морозовы», и прочие «Сельские крестные ходы»… Тоска.
Итак, брожу я, брожу по «иконам». Вдруг смотрю, на дальнем рубеже появляется Крыканов и направляется прямиком ко мне. И, знаете, вот как-то сразу мне не понравилась его напряженная походка. Кроме того, у Вована было странное выражение лица, а само лицо – обычно румяное и свежее, – пугало землистым оттенком кожи. Вскоре я понял, по какой причине. Он этак приобнял меня за плечи (а Вован – парень весьма крупный) и тихим, срывающимся на хрип голосом спросил:
– Это ты мою куртку узлами завязал?!
Небо свидетель я не имел к этому кощунству ровным счетом никакого касательства. Но, представив предмет вовановой гордости в виде маленького, бесформенного кулька, просто не смог совладать с собой и гаденько хихикнул. Естественно, Вован мою реакцию расценил как косвенное признание, и натурально позеленел. Я, перепугавшись, тут же поспешил все отрицать, но было уже поздно: Крыкс оставался непреклонен в своем заблуждении. Хорошо еще, что он не закопал меня там же, в иконах. Но слова его были как сталь холодны.
– Значит так, слушай сюда, – сказал Вован, скрипнув зубами. – Или все эти смехуёчки немедленно прекращаются, или будем круто ссориться!
Я в те времена скорее согласился бы поссориться с собственным папой, нежели с Крыксом, а потому совершенно расстроился. На обеде я уже без особого удивления узнал от Кулагина, что Крыкс навестил и его тоже. Более того, Крыкс с ним вел себя куда как активнее, и даже делал всякие смелые предложения пойти прогуляться на воздух, спеть дуэтом «Карамболину-Карамболетту».
Общим голосованием мы признали, что очутилсь в глупом положении. Игриво и по-доброму (в нашем, конечно, понимании) посмеиваться над Вованом – это одно. Но собачиться с ним вдрызг – уже совсем другая история..
Кстати, добросердечный старина Кулагин был опечален гораздо более моего. И совсем не потому, что Крыкс именно ему предлагал немедленное ристалище и побоище. Случись это самое ристалище в реальном времени, Крыкс скорее всего был бы порван на маленькие бесформенные тряпочки (Кулагин тоже не на помойке себя нашел, и КМС по боксу просто так никому не дают). Печалился старина просто по причине общей мягкости характера. Добрый он человек.
А вот я совсем даже наоборот. Я не то что не грустил, я был до глубины души возмущен крыкановским демаршем, так как совершенно не видел здесь никакого предмета для обсуждения и ломания копий. Подумаешь, какая цаца! Ишь, не поохоться даже на него!
Кулагин еще пытался меня урезонивать:
– Пойми, что естественно для нас с тобой, то не всегда по душе окружающим. И особенно вот эта твоя дурацкая манера постоянных подтруниваний!
Но я был молод, горяч, и наотрез отказывался вникать во внутренний мир Крыкса.
– Нам счастье досталось не с миру по нитке! – бессвязно орал я в бешенстве. – Если чертов Крыкс не понимает ни хрена веселого юмора, придется решительно вычеркивать его из списков! Решительно! Самым беспощадным образом!
– Но Фил, умоляю тебя, будь поосторожней с Крыксом! У него, понимаешь ли, второй дан по тэкван-до и он весьма опасен в гневе. Не хочу тебя пугать, но случись что – Крыкс просто размажет тебя.
Я сглотнул. У Крыкса оказывается второй дан? Фигасе… За что же мне такое наказание?
– И зачем ты только прозвал его Крыксом? – сокрушался старина. – Он раньше был Бешеным Псом, и совсем не обижался.
– А сейчас он что, обижается? – осторожно спросил я.
Кулагин только фыркнул:
– П-ф-ф! А как ты думаешь?
– Ну… никак.
– А ты подумай! Одно дело быть Бешеным Псом, Мистером Брауном, мариачи-десперадос… И, совсем другое – каким-то там Братцем Крыксом. В Люберцах это не котируется, Фил.
Сама же история с подлой шуткой неизвестного завершилась просто. Сергей Львович, который в тот роковой обеденный перерыв более пятнадцати минут наблюдал за манипуляциями с курткой, подошел к Вовану и, не закладывая преступника (теперь уже можно сказать, что это был Горобец), все же восстановил наше совместное с Кулагиным доброе имя.
Вроде бы все прояснилось, но с тех пор дурная слава стала бежать впереди нас. Что бы ни случалось в «Куранте» особо гадкого и циничного, подозрение моментально падало или на меня, или на старину. Приведу характерный пример такой предубежденности.
Работал у нас некий Курочкин Виктор Карлович. Начитанный, религиозный инженер благостного вида, постоянно толковавший о душе и возможных последствиях. Однажды кто-то из многочисленных курантовских недоумков приволок такую, знаете ли, фальшивую резиновую какашку из магазинчика смешных ужасов. Какашка была чудо как хороша! Визуально она представляла собой совершенно натуральный бублик говна во всех подробностях. Это удивительное сходство явилось настоящим кладом для всеразличных веселых шуток и розыгрышей.
Какашку и в залах подбрасывали, и новому начальнику объекта Е. Е. Барханову в ящик стола засовывали, и на стул девочке из экскурсионного отдела по соседству клали, и в сейф на радиостанции, и куда только еще ее не запихивали. В общем, использовали, как могли.
В конце концов, когда фантазия совсем иссякла, муляж положили на кружку этому самому милейшему Виктору Карловичу Курочкину. Только, значит, человек пришел с поста, налил себе кофейку, вышел буквально на минуточку, а когда он возвращается, то видит, что евоный кофей венчает котях. Смешно, ничего не скажешь.
Я не имел к этому идиотизму никакого, повторяю, никакого отношения. В тот роковой момент я, сидя в кресле Е.Е, внимательно изучал таблицу чемпионата России по футболу, и даже не был в курсе происходящего. Да и вообще, это совершенно не в моем стиле шутка. Если уж на то пошло, я скорее положил бы настоящего.
И, тем не менее, Виктор Карлович, с минуту грустно рассматривавший сей натюрморт, наконец, с убежденностью верующего человека смиренно изрек:
– Вот… Это все филовские штучки.
Оправдываться было бесполезно – Курочкин все равно бы мне не поверил. Хотя справедливости ради стоит признать, что именно Виктор Карлович испытал на себе одни из самых громких моих мистификаций. Конечно, мы здорово сейчас прыгнем по хронологии, но боюсь другого случая может не представиться..
7. Как весело, обув пластмассой быстрой ноги, скользить по склонам снежных гор!
Виктор Карлович появился у нас в Третьяковке в числе других сотрудников-суточников, сокращенных из гостиницы «Арктика». Это та самая «Арктика» где располагался легендарный как страна Гиперборея «офис», и куда меня безуспешно пытался сбагрить ЧП. Администрация моряцкой ночлежки вероломно заключила договор с другим охранным агентством – благо их пруд пруди, – и выставила доблестный «Курант» вместе с Виктором Карловичем со своей территории вон.
Поначалу я его как-то вообще не замечал. Ну Витя и Витя, подумаешь… Ничего особенного. Все были счастливы, каждый по-своему, пока однажды Виктор Карлович не совершил странный пасс, вмешавшись в абсолютно его не касавшийся разговор.
Как обычно, дело происходило за обедом. Существовало лишь три временных промежутка, в течение которых рядовой сотрудник имел радость наблюдать более двух своих коллег одновременно. День-деньской болтаясь по постам и зонам, мы зачастую виделись только ранним утром, поздним вечером, и в обед.
Каждая такая возможность использовалась сполна для наслаждения человеческим общением, которое, как известно, есть наивысшая роскошь. В основном этой роскошью наслаждались другие, и чаще всего не по своей воле. Некоторые особо насладившиеся специально подгадывали время своего обеда так, чтобы не пересекаться со мной или с Кулагиным. С очевидной целью не портить себе аппетита.
