Всюду третий лишний - Хетч Бен (е книги TXT) 📗
Мы и пальцем о палец не стукнули, чтобы сделать нашу жизнь в доме хоть немного более удобной и комфортабельной: за все два года, что прожили в нем, мы ни разу не сделали уборку с пылесосом. В холодильнике никогда не было ничего кроме пластмассовых коробок с «Вы никогда не поверите, что это не масло» и банок легкого пива, а газовую плиту мы зажигали лишь в тех случаях, когда Дэнни был необходим хотя бы такой свет, который давали газовые горелки. В кухне всегда воняло протухшей водой, которой мы заливали грязную посуду, и к нам регулярно вторгались огромные коричневые слизняки, величиной с носок. Они пролезали через вентиляционный канал над кухонным шкафом и оставляли на стене блестящие от слизи следы. На ванне была черта из въевшейся грязи, напоминавшая ватерлинию на бортах кораблей; а пепельницу нам заменяла глубокая и вместительная ваза на высокой ножке, преимущество которой состояло в том, что ее не нужно было часто опорожнять.
Я хотя и учился в университете, но никогда не жил настоящей студенческой жизнью. Дня Дэнни, если не считать пребывания в Темз Велли, это тоже было первым в жизни проживанием вне дома, что же касается Карлоса, то он как-никак провел три года в Плимуте. Мы восприняли эту жизнь как данный нам шанс вкусить полную свободу и превратили нашу обитель в такую помойку, что Карлос, приводя в гости девушек, спешил как можно скорее провести их в свою спальню, расположенную на чердаке, пользуясь пожарным выходом второго этажа, так как боялся, что они, испугавшись царящих повсюду хаоса и грязи, убегут прочь. Однажды Джейн, когда приехала нас навестить, устроила скандал, причем из-за того, что разбросанные повсюду гниющие остатки пищи отравляют воздух, которым мы дышим. Дэнни и я однажды подхватили какой-то таинственный вирус, из-за которого вдруг среди ночи у нас отнялись и руки и ноги. Я до сих пор так и не знаю, что это было, но помню, как мы, с трудом доковыляв до комнаты Карлоса и бросившись на его пуховое одеяло, закричали в один голос: «Карлос, Карлос, ну скажи, в какой части дома мы были, а ты не был? Зови скорее доктора – у нас болезнь Паркинсона».
Да, я помню, как мне нравилась такая жизнь, каждая ее минута. Мы получали необъяснимое удовольствие, видя, насколько отталкивающее впечатление производили на других грязь и хаос, в которых мы жили. Эта шутка была придумана нами и заключалась в том, чтобы сознательно делать наши собственные жизни еще более жалкими, чем они были в действительности. В доме существовало неписаное правило, согласно которому телевизор никогда не выключался. Он молотил без остановки по двадцать четыре часа в сутки и из-за проблем с электропитанием часто включался сам по себе среди ночи, и нас часто будил голос диктора, читающего, к примеру, сообщения центра занятости о том, что на бирмингемской фабрике строительных изделий открылось множество вакансий. Было и еще одно неписаное правило, запрещающее нам бывать на кухне. Она была загромождена маленькими школьными стульчиками, и во время приема пищи мы сидели на полу и ели из бумажных тарелок пластмассовыми ложками. Затем мы приняли решение, запрещающее любому из нас выбрасывать мусор. Телевизор пришлось взгромоздить на постамент из оберток и пакетов, в которых мы приносили из магазинов еду, и дом очень скоро заполнился мышами, маленькими коричневыми созданиями, появлявшимися невесть откуда по ночам и пристальным взглядом провожавшими нас на пути в туалет, пищащими и скребущимися под половицами.
Когда мы переехали в этот дом, я работал в винном магазине на Партон-роуд и время от времени готовил бесплатно, практики ради, небольшие материалы для местных газет – «Бакс фри пресс», «Бакс экзаминер», «Темз газетт», – пытаясь проникнуть в мир журналистики. Карлос работал в Лондоне в той же самой фирме по расфасовке и упаковке фруктов, где директором служил его отец. Что касается Дэнни, то ему, до того как его приняли диджеем на радиостанцию британских вооруженных сил в Чалфонте, пришлось поработать в должности главного подавальщика чая в банке у отца, а по субботам – трудиться над своим шоу в больнице в Сток-Мендевиле.
Наше убогое житье и недостойная работа никогда по-настоящему не волновали нас, поскольку мы были вместе, в нашем собственном маленьком мирке, соревнуясь, кто забьет больше голов в ворота, которыми служили растопыренные ножки кофейного столика; полем служил щербатый пол в гостиной, клюшкой – палка с укрепленным на конце куском рыбы, а вместо шайбы использовались объедки, в изобилии валявшиеся на ковре, которые под ударами клюшки, намного чаще, чем в ворота, вылетали в окно и падали на дорогу А41, проходившую рядом с домом, где попадали под колеса проезжавших машин.
Ко всему прочему, нас еще и гордыня обуяла (причем весьма неумеренная, ведь мы никогда и не пытались ее обуздать). Мы мечтали о том, что в один прекрасный день совершим удачное ограбление банка, пошлем к черту Эйлсбери и заживем на крутой лондонский манер в Камдене. Будем ходить по театрам, художественным галереям и моднейшим пабам, в которых чистые, натертые до блеска полы из сосновых досок, а пиво подают в полупинтовых вазах. Или же мы обоснуемся где-нибудь в Брикстоуне или Пекаме, чтобы стать частью местной культурной богемы – станем употреблять наркотики, носить кожаные пиджаки и рубашки от Бена Шермана, сведем знакомство с владельцем местного заштатного ресторана и зеленщиком и обзаведемся крутыми друзьями, у которых будут такие прозвища, как, например, Деньга, Мазила, Гастролер и Верзила. Дэнни, которого тогда увлекли книги, написанные бывшим чернокожим торговцем наркотиками Стивеном Томпсоном, однажды с возмущением натолкнулся на отрывки интервью с ним, помещенные в «Обзервере», оказавшемся у него в руках, когда мы сидели в «Плау Бифитер» на Тринг-роуд, слушая музыкантов небольшой лондонской группы, высмеивая манеры вокалистов цих тексты в перерывах между записями: «А есть электричество в этом загоне?… Овцам ночью захочется блуд почесать?»
– Какого черта мы вообще прозябаем в этой провинции? Вы только послушайте: Томпсонг поперли из школы «Хекни даунс Кемп» [25]за то что он курил сигарету с травкой перед носом у учителей. Один из преподавателей приказал ему выйти вон из класса, на что Томпсон ответил: «Может, поможешь мне?», и, когда учитель попытался выставить его силой, Томпсон и Верзила жестоко избили его. Черт подери, ну что общего может быть у нас с типами, которые позволяют себе такое? Мисс Реддинг выгоняла меня с урока музыки за то, что я продолжал играть на металлофоне, когда она призывала всех к тишине. Ведь ты, Кит, если помнишь, сказал мне потихоньку, что мисс Реддинг не в себе, потому что не замечала, как Тим Уолтон также продолжал колотить по треугольнику, но все это едва ли могло спровоцировать меня на то, что сотворил Верзила, чтобы помочь Томпсону. Так давайте переедем в Хекни и станем такими, как йярди. [26]Давайте станем наркоманами. Мне необходимо более звучное имя, которое в одном слове передаст всю мою сущность… Ну что-нибудь типа «Узкий».
Дэнни собирался стать диджеем на Радио-1, что требовало изменения внешнего облика. Он старался стать крутым и спокойным; говорить резким скрипучим голосом, обильно пересыпая речь словечками «да» и «так», произносимыми по-особому, медленно, с придыханием и последующими паузами. Я рассчитывал получить работу в местной газете и в конечном счете занять там свою нишу, став обозревателем по внутренним проблемам, быстро реагирующим на все. Устремления Карлоса были несколько иного рода. Кисти его рук были слишком большими по сравнению с самими руками, уши слишком большими для головы, губы слишком большими для его рта, и, наконец, голова слишком большой для плеч, на которых она сидела, – иными словами, некий набор несоответствий, объясняемых, возможно, происхождением (он был наполовину испанцем, наполовину – англичанином). Еще в школе в его внешности подмечали сходство с персонажами игры «Счастливые семьи», тела которых состояли из неправильно подобранных частей: ноги фермера, туловище почтальона, голова пекаря. И все-таки, вопреки устоявшимся правилам симметрии, три года, проведенные им в университете, явились убедительным свидетельством того, что его физические несоответствия не только уравновешивали друг друга, но еще и придавали ему в среде обитателей Трикг-роуд какую-то необъяснимую привлекательность, которую он в то время только-только начал осознавать. Карлос мечтал сделаться опытным сердцеедом, а в нашем представлении, бабником.
