Висельник - Слаповский Алексей Иванович (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
– Вам все равно не объяснишь. Вглядитесь в себя, вот и все. Нельзя вам жить на этом свете. Сами же пожалеете. И сами же, кстати, говорили, что частенько жить неохота. Чего ж теперь нервничаете?
– Вы первый, – сел я в кресло, – кому довелось увидеть, как я нервничаю. Потому что я Нину – люблю. Понимаете вы это?
Он помолчал. И вдруг начал размышлять вслух.
– В конце концов, есть судьба. Ведь сложилась она у меня так, а не иначе, хотя сложилась дико, нелепо… Может, и тут пусть все идет так, как идет. С чего я решил, что могу что-то изменить? На небесах-то ничего не изменится. Ну, искалечите вы ее, изуродуете, даже убьете – потому что шизоид со склонностью к навязчивой ревности, – что мне с того? Что я о себе возомнил? Вас вон чуть до греха не довел. Убить меня хотели?
– Хотел.
– Человека наняли?
– Нанял.
– Это сейчас просто… А из-за чего, из-за страха за свою жизнь? Из-за любви к Нине?
– Из-за страха за свою жизнь. Из-за любви к Нине. И из-за того, что понял: вы готовите убийство. Я решил защищаться.
– Почему же убийство? – удивился майор и сел на кушетке; воздух всколыхнулся, и запах его носков волной ударил мне в нос. – Сами же согласились на условия. Рулетка настоящая, а не убийство.
– А чутье ваше? Вы уверены, что шестым чувством не поймете, какой жребий надо тянуть?
О, тут я умно сказал, я правильно сделал, выложив ему свои опасения. Тут и расчет на его честность, и лесть его экстрасенсорскому самолюбию, – и сработало!
Он ошарашенно уставился на меня.
– А я ведь не подумал об этом… – пробормотал он. – Действительно, я могу этого не хотеть, а оно само получится… Я ведь карты с изнанки угадываю. Не всегда, но часто. Тогда… Тогда пусть наши секунданты… Хотя я и на них повлиять могу… Вы не представляете, как это иногда тяжело!
– Что?
– Ну, как вам объяснить… Вот я в детстве мечтал: хорошо бы видеть сквозь стены! А вырос и понял, какой бы это был ужас… Я все понимаю. И что вы меня облапошили сейчас – понимаю. Или – сам я себя облапошил. Но знаете, мне соврать нельзя. Почти невозможно. Посмотрите мне в глаза.
Я посмотрел.
– Значит, вы Нину любите?
– Мы что, в детектор лжи играем?
– Любите? – почти жалобно переспросил он.
– Люблю, – ответил я без всякого напряжения, не делая магнетического взгляда, не округляя честно глаза, как врущий школьник, сказал даже почти с усмешкой.
– Самое удивительное – не врет, – обратился к письменному столу Александр Сергеевич – и стал обуваться.
– До пяти домой успеете? – спросил я.
– Должен.
– Ложитесь спать и не выходите из дома. А я пока предупрежу.
– Понял.
– И с собою не кончайте. Нине будет неприятно.
– Вы считаете?
– Уверен.
Майор подумал и согласился:
– Хорошо. И будь что будет. А ничего хорошего не будет, я-то знаю.
– И пророки ошибались.
– Да, да… – рассеянно ответил майор. – И вдруг: – А как вас по отчеству, Сергей?
– Сергей Валентинович.
– До свиданья, Сергей Валентинович. Дай Бог, я ошибаюсь.
– Несомненно, ошибаетесь.
Он ушел, а я помчался к Бен Гуриону. И – застал его на выходе.
– Куда так рано, идиот?
– Осмотреться. И вообще.
– Все отменяется. Прошу вернуть задаток.
– Увы.
– Это как – увы?
– Задаток – плата за готовность. За молчание. И – в счет аванса последующих услуг, – высказался начитавшийся «Анны Карениной» Бен Гурион.
– Черт с тобой!
Уладив это, я вернулся домой и завалился спать.
Свадьба наша, как и предполагалось, была тихой, лиричной. То есть, получив свидетельства о браке, мы приняли поздравления от мамы Нины, которая говорила, что никогда, в сущности, не любила шумных торжеств (глядя на дочь с радостью и тревогой – на меня глядеть почему-то вообще опасаясь), – и скрылись в моей квартире, которую я мог теперь называть НАШИМ домом.
– Странно, – сказала Нина. – Ведь ничего не произошло – и все-таки что-то произошло. Ну, стали называться муж и жена. Ну и что? Остальное осталось по-прежнему. Ну, теперь я буду жить с тобой. Ну и что? Остальное-то осталось по-прежнему.
И заплакала.
– Ба! – умилился я, утирая ей слезы. – Тогда чего ж ты ревешь, дурочка?
– А это сырая вечная бабья натура. Потому что все-таки произошло что-то очень важное.
– Ладно, – сказал я. – Теперь – свадебное путешествие. Вот тебе глобус, ткни пальчиком – и мы туда поедем.
– Нет, – сказала она. – Никаких свадебных путешествий. Во-первых, меня мама много по стране повозила…
– Я тебе глобус показываю, а не карту бывшего СССР.
– Дело не в этом. Свадебное путешествие, когда на средства жениха, это… Ну, плохо я себя буду чувствовать. То есть – ты только не сердись, пойми – будто платишь сама собой за предоставленные удовольствия, за поездку, за гостиницы-люкс, за берег моря, я ведь знаю, ты именно это представляешь.
– Чего ж ты хочешь?
– Ничего. Пока лето – буду читать, по хозяйству возиться – свадебные путешествия по магазинам совершать.
– Я буду все привозить на неделю, зачем?
– Я хочу сама. Я люблю ходить по магазинам. А если в выходные отвезешь меня куда-нибудь на берег реки или в лес – спасибо. Вот чего я хочу.
Что ж. Поразмыслив, я это понял. Я это принял. Я это оценил. К чему, действительно, заморские пляжи и ананасы в шампанском, если главная радость – рядом. И – в душе.
Касательно же потомства – с обоюдного согласия решили подождать.
Университет заканчивать нужно, сказала она. А потом стать свободным специалистом. Психоаналитиком. Ведь до чего мы дикие, у нас только талдычат на всех углах о психоанализе, а уже каждому нужен свой психоаналитик, как свой зубной врач! – горячо говорила она. У меня есть способности и понимать людей, и даже на них действовать, я чувствую. Хочешь, попробую на тебе?
Я охотно соглашался. Действовало.
Однажды, мотаясь по городу, я остановился перед перекрестком и рассеянно поглядывал на аллею широкой улицы, разделяющую две полосы движения. На лавочках сидели разные люди: погода погожая.
Вон юная парочка сидит, девушка очень похожа на мою жену. Уже загудели сзади, требуя, чтобы я поехал – зеленый свет давно, – а я все смотрел и все никак не мог решиться понять, что это моя жена и есть. Наконец я опомнился, переехал перекресток, нашел свободное место у тротуара, вышел – и за деревьями, за коммерческим киоском, за остановкой троллейбуса стал пробираться так, чтобы оказаться у них сзади.
Они были довольно далеко, но по каким-то признакам я видел, что говорят они тихо и задушевно. То он что-то скажет, то она. То – помолчат. Это молчание меня больше всего и взбесило. Понимаете, когда встречаются просто знакомые и присаживаются поболтать – ну как, мол, дела, – в их разговоре пауз не бывает. Паузы, а иногда и просто молчание, – бывают только у близких. Так, недавно мы с ней лениво лежали на берегу реки, просто смотрели на воду, на небо, держались за руки – и молчали. Кажется, молчали полдня – не было необходимости говорить, потому что я думал о ней, а она обо мне, и, значит, мы мысленно разговаривали. Она потом сказала мне, что иногда явственно слышала мой голос. «Так и мысли читать научишься», – сказал я. Она рассмеялась.
Вечером я ничего не стал у нее спрашивать. Я знаю еще одну тонкость: есть привычные места встреч. Сперва они выбираются случайно: шли – и сели на свободную лавку. А потом это уже становится ритуалом, в этом уже что-то такое… «На том же месте, в тот же час», вот именно! И, колеся изо дня в день по городу, я не менее пяти-шести раз проезжал мимо этой аллеи. И ровнехонько через неделю увидел их – на том же месте, в тот же час. Ну, разве что лавка была другая, потому что «их» лавка была занята группой пьющих пиво и харкающих плевками и словами подростков. На этот раз я не стал выслеживать и присматриваться, с первого взгляда было видно, что говорят они тихо, задушевно. Можно сказать, лирично. Можно сказать, с печалью.
