Дэниел Мартин - Фаулз Джон Роберт (читаем книги txt) 📗

К этому времени уже не было необходимости выяснять, почему Хуперы не хотят возвращаться в Штаты; Джейн и Дэн составили себе довольно четкую картину: это люди, переживающие смену критериев отчасти из-за событий, происходящих в мире, отчасти – из-за личной трагедии. Особенно ясно это было выражено у женской половины семейства. Открытие, что она не может иметь детей, вполне очевидно, поразило ее гораздо глубже, чем мужа. Оба голосовали за демократов, но расходились во взглядах на войну во Вьетнаме: это неожиданно выяснилось как-то во время ленча. Марсия считала, что следует из Вьетнама уйти – они не имеют права там оставаться; Митчелл же проявил несколько поношенный шовинизм: он согласен, что не надо было вообще туда лезть, но раз уж влезли, надо довести дело до конца. Оба страшно разгорячились. Марсия даже вооружилась статистическими данными – потери, затраты…

– Да я не спорю, Марсия. Я и сам знаю эти цифры. Если б дело только в цифрах – кто бы спорил. Сокращаем потери, уходим – и вся недолга.

Марсия смотрела в стол.

– Интересно, ты долго станешь работать с программой, если вирус там обнаружишь?

– Господи, это же совсем разные вещи. Это же люди. Ну откажемся мы от всего этого плана. Только тогда не проси меня объяснять все «почему» тем ребятам, у кого жизнь покалечена. Ну я хочу сказать – как ты это объяснишь? Простите, парни, мы вас случайно не тот матч играть отправили?

– И с чего это ты таким агрессивным стал?

– Ох Господи. Агрессивным! – Растерявшись от такого наскока, бедняга несколько раз кивнул и наконец смог усмехнуться Дэну. – Вы уж нас простите, пожалуйста. Очень распаляемся из-за всего этого. Может, просто опыта не хватает – отступать.

Но Марсия не желала сдавать позиции. Обратилась к Джейн:

– А что в Англии по этому поводу думают?

– Думаю, мнения разошлись. Как у вас.

– В Оксфорде Джейн была активным участником кампании против войны во Вьетнаме, – сказал Дэн.

– Если распространение небольшого количества листовок можно назвать активным участием.

– Так вы – против? – спросила Марсия.

– Боюсь, что да. От всей души против.

Она бросила быстрый взгляд на мужа.

– Митч на самом деле тоже против, только не хочет признаться.

– Не хочет признаться, потому что не уверен. В этом все дело. – Он взглянул на Дэна. – Европа, да? Согласен, конечно, это где-то у черта на рогах находится. Только я смотрю на это как на Вторую мировую. Как это тогда было с вами и нацистами. То есть я что хочу сказать – если с ними до самого конца не воевать, где они-то остановятся?

Джейн возразила:

– Насколько я помню, Гитлер заявил о своем намерении завоевать Британию. Мне кажется, руководители Северного Вьетнама вряд ли намереваются переплыть Тихий океан.

Ее с явной охотой поддержала Марсия:

– Вот именно.

– Постой. Простите, пожалуйста, а ваша позиция – не упрощенчество, если речь о коммунизме идет? Как я слышал, за Ханоем еще кто-то стоит, верно?

Марсия вмешалась прежде, чем Джейн успела ответить.

– Ну и что? Будем решать эту проблему, когда она возникнет.

– Господи Боже мой, детка, да она же уже возникла!

Спор продолжался еще несколько минут, и Дэну стало казаться, что это скорее не политическая, а лингвистическая или – в данном случае – еще и психологическая проблема, тот случай, когда волнения из-за личной жизнеспособности усилены опасениями за жизнеспособность страны; тут, разумеется, была и неспособность регулировать собственный дискурс, видеть иные перспективы. Он прекрасно понимал, что на самом деле беспокоит Митчелла – проблема свободы: хоть на посторонний взгляд он и выглядел как человек с промытыми до предела мозгами, он верил в свободу как в панацею от всех мировых бед. Джейн высказала предположение, что коррумпированность южновьетнамского правительства вряд ли свидетельствует о существовании там свободного общества, но Митч этого не принял. Там надо провести свободные выборы. Но это все-таки привилегия развитых демократических государств, не так ли? В ответ на это он, весьма симптоматично, вдруг помрачнел и с чудовищным высокомерием заявил: он-то думает, вовсе не «всякому» позволено решать, что народ так уж чертовски невежествен, что не имеет права сделать свой выбор; и Дэн в который уже раз подивился, как могла мысль о том, что прагматизм – твердая основа американского характера, возникнуть и утвердиться во всем мире.

Это показалось ему еще одной древнеегипетской чертой Соединенных Штатов. Подтверждение своей мысли он обнаружил в путеводителе (Джейн с улыбкой указала ему на эту страницу). У египтян Земля мертвых находилась там, где садится солнце, на западе, и умершие обозначались эвфемизмом «жители Запада». Страх смерти, когда-то пронизывавший все и вся, теперь превратился в пронизывающий все и вся страх перед несвободой; этот страх столь же трагичен и бесплоден, столь же преувеличен и глух к доводам разума, как и параноидальное стремление доказывать существование жизни после смерти, Миллионы азиатских крестьян должны были погибать, чтобы иллюзия оставалась живой. Реальные и архетипические «красные под кроватью» были результатом детерминизма, тем более устрашающего, что их «пятая колонна», их агенты и вредители, их пропагандисты проникали во все области жизни… и более всего – в каждодневный бытовой язык.

Они вышли из-за стола и отправились готовиться к очередной экскурсии, так и не разрешив спора. Марсия к тому времени совсем умолкла, и, когда через двадцать минут все собрались у трапа, чтобы сойти на берег, она не появилась. Митчелл сказал, что она устала – плохо спала ночь. Но во время экскурсии, когда они на минуту остались одни, он вдруг рассказал Дэну об их бездетности, как будто считал, что только мужчина может по-настоящему понять эту проблему. Он явно не знал, что Марсия уже говорила Джейн об этом. С Марсией из-за этого порой бывает очень нелегко, сказал он, она вроде бы переключает то, что чувствует и о чем не может сказать, на отношение к войне. Зря он ввязался в этот спор.

Дэн сказал:

– Это тяжело. – И сочувственно улыбнулся: – Жизнь иногда просто дерьмо.

– Это вы верно сказали.

– А вы пытались?..

– Еще бы. У меня приятель – врач. Держит меня в курсе последних достижений. Как только выход какой появится, мы – со всех ног домой.

И Дэн остался с этим печальным доказательством веры в новейшие технологии, в этот ключ к самому лучшему из миров. Этот славный и пагубный миф, казалось, лежал в основе всех взглядов и восприятий его спутников. Если придерживаться бейсбольных образов, близких Митчеллу, он уже пробил в аут, но все еще надеялся снова завладеть битой; а то, может быть, в игре даже не было подающего, просто так уж сложилось. Он был так простодушен, словно Вергилий и Вольтер еще не явились в мир. В тот день он почти не фотографировал, мрачно тащился за гидом, и Дэну стало его очень жаль.

Но обедать Марсия все-таки пришла. Она выглядела посвежевшей, пришедшей в себя, она выспалась; по-видимому, семейное согласие было восстановлено, и как бы для того, чтобы это продемонстрировать, они заговорили о Ливане и Сирии, об отпуске, который они провели там вскоре после приезда в Египет: Бейрут, Дамаск, Библос, Пальмира… 383 Пальмира особенно, это ни на что не похожее, чертовски странное место – самое странное на земле. Джейн слышала о ней от одного из оксфордских знакомых. Это ведь там замок крестоносцев, да? Да, там христиан львам скармливали, да-да, они и там были. Крак-де-Шевалье 384, на краю света, Дэн и Джейн просто и представить не могут… – просто фантастика… какая жалость – Митч свои потрясающие снимки с собой не взял. С этим Дэн в глубине души согласился: их энтузиазм становился все более и более утомительным. Опасная вещь – путешествовать мало и редко. Впрочем, он слушал, улыбался, удивленно приподнимал брови и полагал, что подчиняется ослабленной версии знаменитого трафальгарского сигнала Нельсона, на сей раз выброшенного Джейн 385.