Дитя эпохи - Житинский Александр Николаевич (бесплатная регистрация книга txt) 📗
Я даже присвистнул.
– Можете идти в Первый отдел и брать задание, – сказала Зоя Давыдовна.
Я пошел туда и сказал, что у нас теперь все в порядке в смысле дверей. Расписался в какой-то книге, взял запечатанный конверт с грифом «для служебного пользования» и пошел обратно.
Как бы там ни было, в руках у меня было техническое задание.
Наша новая железная дверь оказалась запертой. Я постучал.
– Набери трехзначный шифр. Дверь откроется, – сообщил мне изнутри глухой голос Чемогурова.
– Какой шифр?! – крикнул я.
– Пошевели мозгами, какой! – крикнул он.
Это была месть. Я прикинул количество сочетаний из десяти элементов по три. Получилось громадное число. Я забарабанил кулаками в дверь. Чемогуров дьявольски захохотал.
Тут меня осенило. Как-то сразу пришло решение. Если такой человек, как Чемогуров, изобретает трехзначный шифр, что ему первым делом может придти в голову? Конечно, стоимость поллитровки!
И я смело набрал 3-62. Дверь мгновенно распахнулась.
Чемогуров выскочил из-за интегратора страшно довольный. Он радовался моей удаче. Он даже хлопнул меня по плечу.
– Молоток! Башка варит!
Я прошел к своему столу с таким видом, будто всю жизнь разгадывал тайные шифры. Славка Крылов сидел отвернувшись и давился от смеха. Ничего, это ему дорого обойдется!
Я важно распечатывал конверт и вынул оттуда несколько листков. Чемогуров сзади жадно следил за моими действиями. Он ждал развязки. Видимо, ему было что-то известно. А может, он догадывался.
– Между прочим, в этой комнате я делал схему, которая сейчас летает на спутнике, – сказал он. – И ничего. Никто меня в железо не заковывал...
Он явно издевался. Не обращая на него никакого внимания, я развернул листки. На одном из них было письмо Зураба Ираклиевича Юрию Тимофеевичу и мне. Письмо стоит того, чтобы привести его целиком.
«Уважаемые Юрий Тимофеевич и Петр Николаевич! Пользуясь случаем, шлю вам горячий привет из нашего солнечного Тбилиси. Мы с товарищами ожидаем успешных результатов нашей совместной плодотворной работы. Нам бы хотелось, чтобы прилагаемое техническое задание ни в коей мере не сковывало вашей инициативы. Всегда будем рады принять вас в нашем городе для выяснения любых вопросов и деталей.
С дружеским пламенным приветом,
Зураб Харахадзе».
Письмо было на бланке института.
Вторым листком оказался сложенный вчетверо план города Тбилиси на русском и грузинском языках. Маршруты автобусов, названия улиц и достопримечательности.
На третьем листке была нарисована электронная лампа. К внутренней ее детали была протянута стрелочка, рядом с которой стояла надпись: «режем здесь». Никаких размеров и разъяснений.
Я повертел листок в руках, соображая. В смысле полной свободы действий и проявления инициативы это было идеальное техническое задание. Я покосился на Чемогурова, ожидая его реакции. Интересно, какую поговорку он сейчас произнесет? Я ожидал услышать: «Эйнштейн на скрипочке играет». Мне казалось, что она наиболее подходит к случаю.
– С пламенным приветом! – сказал Чемогуров.
– Ну что? Все в порядке? – спросил Славка, отрываясь от книги.
– Почти, – сказал я.
После этого я взял авторучку и каллиграфическим почерком написал письмо Зурабу Ираклиевичу. Письмо было полно ответного дружеского оптимизма. Я выражал полнейшую уверенность в успехе нашей плодотворной работы. Я сообщал, что никто и ничто не в силах остановить нашей безумной инициативы. Я слал приветы тбилисским достопримечательностям.
Игра началась, и нужно было соблюдать ее правила.
– За это надо выпить, – предложил Чемогуров.
В конце дня я сбегал за двумя бутылками «Гурджаани», и мы выпили их, сидя за интегратором. Чемогуров был в прекрасном настроении. Уходя, он сменил шифр замка на 2-37. Столько стоила бутылка «Гурджаани».
Заткни фонтан!
Я уже собирался впасть в тоску и идти к профессору с жалобами на заказчика, но Чемогуров посоветовал мне этого не делать. Он сказал, что заказчики развязали нам руки, и я могу рассчитывать что угодно. Он набросал мне несколько эскизов характерных конструкций и сказал, чтобы я занимался ими. Попутно он порекомендовал использовать метод интегральных уравнений. Оказалось, что Чемогуров может не только паять.
Я засел за интегральные уравнения и приближенные методы. К следующему приходу профессора у меня была готова расчетная схема по первой конструкции. Конструкция представляла собой тонкую пластинку металла, к которой под углом была припаяна другая пластинка. Путем хитрых расчетов я определял, где можно резать одну пластинку, чтобы вторая не отвалилась.
Юрий Тимофеевич выслушал меня с огромным удовольствием. Так мне показалось. Я тоже был рад, что оправдываю его надежды, хотя до сих пор не знал, почему он возложил их именно на меня.
– А что, получится неплохая работа... – задумчиво сказал он. – Практическое внедрение обеспечено... Кстати, где они используют эту конструкцию?
– В лампах бегущей волны, – сказал из закутка Чемогуров, прежде чем я успел во всем сознаться.
Профессор удивленно поднял брови и покосился на интегратор.
– Я показывал техническое задание Евгению Васильевичу, – промямлил я.
– Ах, вот как!... Ну что ж, он у нас главный специалист по электронике... Евгений Васильевич, вы не возражаете, если мы впишем вас консультантом по теме Петра Николаевича? – обратился он в пространство.
– Ради Бога, – сказал Чемогуров.
Тут я понял, что это у меня с профессором предпоследний разговор. Последний будет, когда я ему принесу диплом на подпись. К сожалению, я ошибся, как это потом будет видно.
Юрий Тимофеевич порекомендовал мне провести численные расчеты на ЭВМ и ушел, дружески пожав руку.
– А если потом выяснится, что я липу считал? – подумал я вслух для Чемогурова.
– Не понимают люди своего счастья... – ответил он.
– Кстати, у профессора есть дочка? – спросил я.
– Хорошенькое «кстати», – проворчал Чемогуров. – Кажется, есть.
– Сколько ей лет?
– Что-то около двадцати.
Я подошел к окну и стал рассматривать свое бледное отражение в стекле. Я пытался отгадать, что в моей внешности могло понравиться профессору. Нет, вообще-то я ничего себе. Без особенных уродств... Глаза вдумчивые, брови просто красивые. Рот, правда, никуда не годится. А главное, я женат...
– А зачем тебе его дочка? – лениво поинтересовался Чемогуров.
Я не успел ответить, потому что щелкнул замок с шифром, и в дверях показался Крылов. С Крыловым в последние дни стало твориться что-то странное. Во-первых, он выдал Мих-Миху какую-то идею, от которой доцент пришел не то в ужас, не то в восторг. Эту идею Славка предварительно опробовал на мне. Я ничего не понял. Мих-Мих, видимо, понял больше, и стал приходить каждый день к нам в комнату. Но тут Крылов повел себя странно. Это и было во-вторых.
Он стал пропадать. Без всяких объяснений не являлся на работу. Уходил вдруг среди дня. Появлялся вечером и сидел один в комнате допоздна. Утром я находил на его столе чайник Чемогурова и куски сахара. Один раз он ушел посреди разговора с Мих-Михом. Посмотрел вдруг на часы, застенчиво улыбнулся и ушел. Мих-Мих даже обидеться не успел. Если бы не гениальная идея, с которой возился Крылов, Мих-Мих его бы приструнил. Но сейчас Славке все прощалось.
– Ты где был? – спросил я Славку.
Он только загадочно улыбнулся.
– Тебе звонил Мих-Мих. Спрашивал, когда мы сможешь его принять.
Теперь Крылов улыбнулся смущенно. Но все равно ничего не сказал, сел за стол и мечтательно уставился в стенку.
– Ты что, совсем офонарел? – спросил я. – Он ждет звонка в первом корпусе. На кафедре вычислительной математики.
– Сейчас позвоню, – сказал Крылов и попытался сделать озабоченное лицо. У него ничего не вышло.
Он сладко потянулся, рассеянно переложил листки на столе, раскопал телефон кафедры вычислительной математики и промурлыкал:
