Тени исчезают в полдень - Иванов Анатолий Степанович (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Он так и не спросил у жены, давно ли Демид живет в Озерках, отчего это он до сих пор не дал ему, Устину, знать о себе, а посылал нищих именно к ней. Он не спросил даже, правильна ли его догадка, что все эти годы не Демид командовал всеми ими, а она, Пистимея.
Не спрашивал он этого и сейчас.
Немного погодя он поднялся, пошел в свою комнату, принес папку, подаренную Демидом, сел почему-то с ней не за стол, а возле истопившейся уже печки, в которой еще, однако, ярко переливались березовые угли, маленько помедлил и открыл ее.
Сверху лежала свернутая вчетверо газетная вырезка. Устин развернул ее. В глаза ему бросились два места, подчеркнутые красным карандашом: "Штюльпнагель, подробно рассматривая причины поражения Германии во второй мировой войне, писал: «Никакое поражение не является окончательным. Поражения – это лишь уроки, которые нужно усвоить, готовясь к следующему, более сильному удару… Наше поражение в нынешней войне следует рассматривать всего лишь как несчастный случай в победоносном продвижении Германии по пути завоевания мира…»
– Ишь ты! – проговорил Устин, отрываясь от статьи. – Крепко режет Штюльп этот: как несчастный случай в победоносном продвижении… Ты понимаешь? Тоже, видать, не дурак, как и тот… как его, – Устин порылся в папке. – Дениц, что ли? Ага, верно…
Пистимея стояла рядом, скрестив руки на груди. Устин принялся читать другое подчеркнутое место: «История почти никогда ничего не забывает… И когда-нибудь в хранилищах Боннского генерального штаба будут, вероятно, найдены тайные меморандумы, приказы, письма, на основе которых исследователи сумеют со всей точностью рассказать о том, как в этом учреждении пятидесятых и шестидесятых годов планировали третью мировую войну…»
Устин внимательно прочитал всю статью до конца, иногда пошевеливая губами. Потом аккуратно сложил ее снова вчетверо, посидел не шевелясь в задумчивости. Иногда по его губам, по всему лицу пробегало что-то – не то вымученная усмешка, не то просто судорога.
И бросил газетную вырезку в печь, на горячие угли.
Бумага сразу покоробилась, свернулась, густо зачадила черной копотью. Потом вспыхнула, как порох, и моментально сгорела.
Легкий бумажный пепел тотчас потянуло в дымоход.
Пистимея не изменила своей позы, не шелохнулась. Она только чуть сузила глаза.
А Устин взял другую вырезку и принялся читать. Но через некоторое время поднял голову, спросил:
– Сколько, говоришь, западные немцы собираются уничтожить людей в новой войне? Два миллиарда, что ли? Хотя ведь это не ты, это Демид говорил… – Но тут, опомнившись, махнул рукой: – А-а…
И снова принялся читать.
В статейке говорилось, что в будущей войне немцы, возможно, и не планируют массовое уничтожение людей, что сейчас, подготавливая эту войну, они, может быть, штампуют и штампуют где-то на сверхсекретных подземных заводах вроде бы обыкновенные противогазы. А на самом деле… Придет пора – и они просто дадут каждому подышать вот через такой «противогаз». И у каждого выпрямятся все мозговые извилины. Эти два миллиарда людей превратятся в бессловесных, тупых идиотов. «Хозяева» пропустят каждого через специальное «воспитательное» заведение, где бывшим людям – русским, китайцам, англичанам, французам, индусам, американцам, всем, всем внушат одну-единственную мысль, проложат в мозгу одну-единственную извилину. И все земли будут покрыты стадами покорных рабов. Это будут очень удобные рабы. Они не взбунтуются, их не надо будет охранять, не надо бояться. Одного надсмотрщика хватит на целое стало. И этот надсмотрщик не будет таскать с собой даже плети. Одно слово, один жест, один знак – и все стадо примется за работу. Каждый будет делать указанную ему работу безразлично, как машина, до тех пор, пока тот же надсмотрщик словом или жестом не прикажет эту работу прекратить… Это и будет тот «новый порядок», о котором сейчас мечтают в Западной Германии. Править всем земным шаром будут несколько тысяч избранных «господ». Этих «правителей мира» будут выводить, как цыплят, в специальных заведениях. И здесь ничего не надо выдумывать – такие «господовыводители» уже существовали на земле при Гитлере, работа инкубаторов для производства расы «хозяев» земли была уже опробована. В свое время немецкие нацисты с помощью своих выдающихся медицинских светил и авторитетов тщательно отбирали из числа чистокровных «арийцев» самых крепкозадых самок, самых крепконогих производителей и посылали в специальные дома-дворцы. Их погружали в царственный комфорт, их поили неземными напитками, кормили «священной» пищей, ублажали развлечениями, недоступными обыкновенным смертным. А они должны были делать одно – рожать и рожать «детей повышенного типа», будущих столпов тысячелетнего гитлеровского рейха, будущих «господ» земли.
– Ловко! – промолвил Устин, дочитав статью, и тоже швырнул ее в печь, взялся за третью, потом за четвертую, за пятую.
Иные вырезки были величиной в ладонь, иные – в целый газетный лист. Фотографии маневров немецких войск, диаграммы роста военного потенциала Западной Германии, карты ракетных ударов почти по всем крупным городам Советского Союза… Вот нарисовано, как и откуда будут пускать ракеты на Владивосток, Красноярск, Иркутск, Новосибирск, Свердловск, Горький, Москву, Ленинград…
Устин все это прочитывал, просматривал – и потом в печь, в печь, в печь. Пистимея все так же стояла рядом да все уже и уже сощуривала свои поблекшие от времени, когда-то голубые глаза.
Наконец в папке осталось всего несколько листов, сшитых тетрадкой, на которую раньше Устин не обратил внимания. На каждом листе сверху стояло: «Список генералов бундесвера, занимавших в прошлом военные посты в гитлеровском вермахте и участвовавших в военных преступлениях против народов Европы», «Список боннских дипломатов, занимавших важные посты в государственном и партийном аппарате нацистской Германии», «Список бывших гитлеровских судей, занимающих в настоящее время…» Устин вскочил, затряс этими листами под носом Пистимеи, закричал ей в лицо:
– Ну, Демид, ну, Демид! Даже списочки эти умело подобрал, с напоминанием… Нет, что ты, высохшая библейская корова, перед ним! – издевался Устин, как мог. – Он, он всегда командовал, а не ты! Он сказал тебе: «Привези ко мне Устина – я враз вылечу его». И вылечил, вылечил…
Пистимея наконец уронила с груди руки, отшатнулась от мужа.
– А вот один человек недавно сказал мне: «Светлиху не испоганить ведром помоев!» Это как? Почему об этом ни одной вырезочки не положено? – тряся бородой, спрашивал Устин.
– Господи! – жалобно вымолвила Пистимея. – Какими помоями? Чего городишь?!
Устин кинулся на улицу. Пистимея побледнела как стена и вдруг впервые за много-много лет… перекрестилась невольно по-православному, метнулась, как молодая, следом.
Устин никуда и не думал бежать. Он просто стоял на дворе и жадно глотал свежий морозный воздух. Но Пистимея все-таки повисла на нем, обхватив мужа за шею, прильнув к нему, как огромная, чудовищная пиявка.
– Устин! Устюша! Опомнись, чего ты… – бормотала она.
– Да отстань ты! Ну чего, в самом деле! – крикнул на нее Устин. – Не хватит у меня сил, понятно? Нету их вообще. Не бойся…
Он оторвал от себя жену и пошел обратно в дом. А Пистимея еще раз осенила себя крестом.
Глава 30
Петр Иванович Смирнов вычитывал сигнальный экземпляр очередного номера своей газеты. Номер получился хороший, разнообразный. В простых, бесхитростных информациях, заметках, корреспонденциях рассказывалось о будничных делах района. В одной заметке говорилось, например, что озерский райпромкомбинат вчера, в последний день января 1961 года, выполнил полтора месячных плана. В другой сообщалось, что на днях строители заканчивают отделочные работы в большом, трехэтажном жилом доме. Дом этот предназначен для рабочих кирпичного завода, для учителей средней школы, для механизаторов озерской ремонтно-тракторной станции. Окончания строительства дома давно ждали, квартиры были давно распределены. Петр Иванович на минутку закрыл глаза, представил, как весело вспыхнут вечером широкие окна и молчаливые пока комнаты наполнятся веселым гомоном, радостью, жизнью.
