Книга теней - Риз Джеймс (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗

Мне было о чем подумать, когда мы отъезжали от Равендаля в то утро. Я могла бы лелеять свою злобу на Асмодея: вне зависимости от того, что я узнала о плане предстоящих действий, именно он лишил меня долгой и счастливой жизни в Равендале (она непременно была бы такой). Я могла обдумать все обстоятельства, связанные с обретением мною мужской личины. Приняв решение переодеться в мужскую одежду, не изменила ли я тем самым свою роль в мире… какой бы она ни была? Я могла бы поразмышлять не без тревоги, что стану делать, когда дорога на юг упрется в море, вероятнее всего в Марселе. Тогда мне придется купить место на корабле и пересечь моря, как велела Себастьяна, покинув отчизну и отказавшись от родного языка. Я могла бы порассуждать о la nature surnaturelle [105] моих компаньонов и нашей таинственной миссии. Но я тогда ни о чем таком не думала.

Вместо этого я не без успеха пыталась развлечь себя пейзажем, историей, которая вскоре предстанет передо мной как живая, всем тем миром вокруг, о котором я до того только читала. К тому же и полнейшая необычность происходящего дарила приятное отвлечение от всех этих размышлений. И конечно, колдовское искусство и «Книга» Себастьяны.

Помимо тех глав, которые я переписала из «Книги теней» Себастьяны в собственную книгу, эту книгу, мне встретилось и много других, гораздо более простых записей, похожих на дневниковые и относящихся к злободневным событиям эпохи революции и якобинского террора. Многие из этих записей имели политический характер, что меня очень удивило. Мне казалось, что Себастьяна давно перестала интересоваться политикой. Было удивительно читать о ее восхищении Робеспьером, правда, уже через несколько месяцев она отвергла «Неподкупного», назвав его незначительным, сухим, чрезмерно правильным, бессердечным человеком, каждый шаг которого был продиктован холодным расчетом. Казалось, ее всегда забавлял, именно забавлял — это слово здесь самое точное — звероподобный Дантон — своей огромностью и вульгарными манерами. Она завидовала и одновременно жалела мадам Ролан, чьи амбиции могли найти выход только через ее мужа, нерешительного министра, и чей салон был центром столь многих дебатов, из которых мадам, единственная в своем роде женщина, не упускала ни словечка, сидя, по своему обыкновению, за маленьким столиком и торопливо водя пером. Как это ни печально, Себастьяне словно недоставало творческой силы, чтобы запечатлеть деяния тех лет присущими только ей словами; она вставила в свою «Книгу» выдержки из того издания «Gravures Historiques» [106] , где гравюры и восемь страниц текста в напыщенном стиле повествуют о казни мадам Ролан.

Но больше всего в «Книге» Себастьяны меня заинтересовали не записи о революции, а упоминания о ее первых попытках овладения колдовским ремеслом. Эти заметки, скорее рецепты, не более того (даже результаты этих опытов не всегда были записаны), и развлекли меня в начале путешествия на юг.

Времени для чтения у меня было в избытке: когда мы удалялись от Равендаля и морского побережья, покидая Бретань и направляясь в сторону Рена, духи редко давали знать о себе. Ромео помог мне отыскать и нанять кучера в П***, а затем возвратился домой. Наше прощание? Оно было целомудренным: мы были застенчивы, молчали, скромно поцеловались, как брат и сестра. Было… да и сейчас осталось много невысказанного, но у меня хватило слов только для самого краткого прощания. (Как мне хотелось тогда вызвать Мадлен, чтобы она устроила для нас танец, такой как в ванне!..) Ромео неожиданно правдоподобно объяснил Мишелю, кучеру, что я француз по рождению, но живу в Италии и теперь возвращаюсь во Флоренцию, чтобы основать там некое семейное дело… Да, кроме Мишеля — не задающего никаких вопросов petit [107] Мишеля (удивительно, но он горел желанием везти меня даже ночью) — и Малуэнды, которая летала вверх и вниз и пела свою неблагозвучную песню где-то над головой, я оставалась одна на большей части пути. А в одиночестве, как я заметила, мне было труднее подавить свой гнев. Да, я была разгневана. На Асмодея и, наверно, на Себастьяну тоже: почему она не смогла справиться с Асмодеем, подчинить его своей воле, чтобы я могла быть в безопасности? Гнев определял ход моих мыслей, которые можно было выразить так: если он лишил меня того, что могло бы быть, она дала мне возможность понять, что меня ждет. Я буду овладевать ремеслом и тогда смогу предвидеть будущее, мое подлинное будущее.

Итак, в тиши покачивающегося экипажа, который встряхивало при соприкосновении с каждым попадающим под колеса камнем, я читала о своем ремесле. Чем больше читала, тем больше мне хотелось заниматься им самой. Я дозрела до этого, была готова, так, по крайней мере, мне казалось. Мне должно было бы хватить ума напомнить себе, насколько быстро зрелость переходит в гниение, но все мои действия тогда определял гнев, к которому примешивался ослепляющий страх.

Я располагала немногим: у меня не было ни талисманов, ни амулетов — никакого подспорья, кроме обрывков рецептов, не связанных друг с другом заклинаний и чемодана с щегольской одеждой, которую, как я вскоре обнаружила, мне было стыдно носить. Поэтому я наспех нацарапала список покупок и то здесь, то там, то в Рене, то в Анже, то в деревушках между ними «ходила на рынок». Я заставляла Мишеля останавливаться на фермах или у ручьев, вдоль берегов которых густо росли травы, которые я пыталась распознать по записям из «Книги» Себастьяны, не уставая все время напоминать себе, что ошибка в определении травы может означать разницу между удачным заклинанием и смертью.

…Я смотрела вниз, на дорогу, которая на расстоянии вытянутой руки от колес экипажа круто обрывалась вниз, где была усеянная камнями прибрежная полоса, когда почувствовала холодок, возвещающий о появлении отца Луи. Убежденная, что стоит мне слегка двинуться, и весь экипаж опрокинется, закувыркается вниз, я не шелохнулась. Сидела ли и Мадлен на крыше кареты вместе со священником? Я могла видеть лишь намек на их очертания, поскольку солнце стояло высоко и день был жарким. Я задернула шторы — в темноте они казались плотными.