Архитектура жизни: закон случайных величин - Симонова Дарья Всеволодовна (мир книг .TXT, .FB2) 📗

Прямой зависимости здесь, конечно, нет, но очевидно: грамотные люди читают художественную литературу. А у нее, как минимум, два назначения: приучить к чтению посредством интереса к сюжету, способствуя увеличению словарного запаса, и развить умение сочувствовать и сопереживать, что позволяет читателю прикоснуться душой к другим мирам и внутреннему миру другого человека.

Пока я был маленьким, едва научившись, читал сборнички вроде «Чудеса в Гусляре», которые папа приносил специально для меня. В них печатались разные рассказы нескольких авторов. Не помню, чтобы родители или бабушка баловали меня тем, чтобы, например, перед сном читать мне книги. Я видел: взрослые читают, и, глядя на них, сам стал читать. Наверное, я даже могу сказать, что читать меня приучила мама, поскольку с ней мы чаще обсуждали прочитанное, пусть и на уровне «нравится — не нравится», а вот литературный вкус развил во мне, однозначно, папа. Он приучил меня и к фантастике!

Самостоятельно, без понуканий я стал читать лет с восьми. Читал много и обо всем, что меня интересовало, потому что меня приучили. Искренне не понимал, как кто-то мог не читать книг! Возможно, я отлынивал, и, скорее всего, так оно и было, от чтения классической литературы из школьной программы, но впоследствии я, конечно, все наверстал. А тогда, в школьные годы, меня за уши было не оттянуть от того, что я любил. Я прятался ночью под одеялом и читал фантастику и приключения! Конан Дойль, Майн Рид, Иван Ефремов, Александр Беляев, Айзек Азимов — читал все, что печатали в конце 70-х — 80-х годах. Позже зачитывался Стругацкими — первым, что я у них прочел, было «Понедельник начинается в субботу»…

Мне нравится читать. Любовь к чтению мне свойственна и сейчас, но, наверное, это плохо, даже стыдно — читать теперь некогда. Я читаю все реже, и это становится из ряда вон выходящим событием. Жена, когда видит меня с книгой в руках, говорит, что это настолько неожиданно, что даже сексуально! И, не желая нарушать этот, я бы сказал «интимный» процесс, она молча наблюдает за мной и не беспокоит, пока я сам ее не замечу.

Уверен: чтение — одно из важнейших занятий человека. И не стану скрывать своей пристрастности.

Говорят, Альберту Эйнштейну принадлежат слова «Если вы хотите, чтобы ваши дети росли умными, читайте им сказки. Если хотите, чтобы они стали еще умнее, читайте им еще больше сказок»! А психологи убеждены: чтение — самый быстрый способ успокоить нервы…

19.

Мистика Полтавской губернии

«Друг — это тот, кому можно позвонить в четыре утра», — говорила Марлен Дитрих. Я заметил, что все люди склоняются либо в сторону семьи, либо в сторону дружбы. Редко встречал, чтобы кто-то мог совместить и то, и другое. Но я знаю, что дружба — это родство, порой более глубокое, чем семья. В дружбе есть вся палитра наших отношений с мирозданием — любовь и ревность, свобода и постоянство, единомыслие и противоречие, соавторство и соперничество, крик о помощи… и поднятая в четыре утра телефонная трубка. Редко кто из нас проживает жизнь со своей первой любовью. А дружба детства или юности, напротив, самая крепкая.

Хотя я категорически не согласен с тем, что с возрастом найти друзей все сложнее. Просто с годами мы обрастаем коконом привычек и меньше смотрим по сторонам. Но найти новых друзей можно в любом возрасте. Уверен.

Могу добавить, что любая встреча в нашей жизни всегда волшебно спонтанна. Истории, с которых начинаются самые важные отношения, пестрят анекдотичными подробностями. Но однажды, порой также неожиданно, некий случайный бог дает понять, насколько судьбоносна была эта встреча. Судьбоносна не только в метафизическом, но и генеалогическом смысле.

У меня есть друг Миша. Именно он вдохновил меня заняться изучением моей родословной. Я и раньше чувствовал, что надо собрать воедино все истории моих многочисленных родственников, распутать клубок нитей жизни, которые приводят к истокам семейной легенды… Благодаря Мише я начал этот увлекательный путь, в результате которого родилась книга «Терпкие нити любви. Семейная история в документах и воспоминаниях» (М., 2012). И вот, когда книга была готова, первый человек, который увидел ее, был именно Миша. Он приехал ко мне как раз в тот день, когда из типографии привезли книги. Я, конечно, поделился радостью: «Вот, смотри! Вчера процесс завершился!»

Он взял книгу в руки, раскрыл наугад — на странице, где размещена карта Полтавской губернии. Смотрит на нее и говорит:

— Хочешь, покажу место, откуда пошел мой род?

Я удивился и говорю: «Давай!» Он тычет пальцем в картинку и говорит:

— Вот здесь!

Листает страницу, а там — другая иллюстрация: станция Гребенка на фото.

— Собственно, мои здесь и живут: вот окошко! Здесь я спал на станции, когда в детстве к ним приезжал… На этой станции мои дед с бабушкой работали, — говорит он.

Недаром эта глава книги называется «Скрещение судеб»! Я говорю: «А теперь прочитай здесь» — и показываю строчку. Предки моего друга Миши жили и работали на этой же станции в то же самое время, что и родители моих дедушки и бабушки. На этом основании я предполагаю, что мои и Мишины предки знали друг друга.

Станция маленькая, и насколько я знаю, в подобных местах в те годы работали семьями. Интересно, что связывало наших родственников? Если задаться этим вопросом, тема может открыться к исследованию просто непаханая. Может быть, и моя с Мишей дружба была предопределена еще до нашего рождения? А если учесть и то, что именно он подтолкнул меня к занятию генеалогией… Это к вечному вопросу о предопреде-84 ленности всего сущего.

20.

Фотография в серванте

Моя мама постоянно аккумулировала вокруг себя дружеское пространство, и, видимо, это генетически передалось и мне. И — вот парадокс: во многом благодаря дружелюбной маминой натуре я подружился даже с человеком, который изначально не мог быть ей приятен, — с тетей Ларисой. Второй женой моего отца. Впрочем, в этом была своя закономерность…

Самостоятельные отношения с тетей Ларисой начались у меня, когда папа умер, потому что он очень просил ее не оставлять меня. Папа считал, что он может быть за меня спокоен, если она будет со мной рядом. Прав он был или нет — не знаю. Одно точно: Лариса Ивановна свято выполняла папину просьбу и никогда меня не оставляла. Особенно это проявилось в 1990-е — папа умер в 1987 году, — когда началась так называемая перестройка. Лариса Ивановна сумела очень быстро перестроиться — выучилась на бухгалтера, устроилась в какую-то фирму. Там она получала вполне приличные, по тем временам, деньги — около трехсот долларов. Это было очень много. Особенно в сравнении с зарплатой инженера, которую получала моя мама — меньше ста долларов…

Я ездил к тете Ларисе в гости, и она всегда давала мне с собой гостинцы — банки, консервы. И я с этими сумками-авоськами возвращался домой.

С мамой они общались в основном через меня и только по техническим вопросам, типа «доехал я — не доехал». Чем больше времени проходило, тем меньше у мамы оставалось к ней антипатии. Мама понимала, что Лариса одна и что она держится за меня, искренне заботится и моя судьба ей не безразлична. Они никогда не общались друг с другом, только на кладбище, когда папу хоронили. И потом, когда ездили туда вместе — мы, Лариса, другие родственники.

Лариса Ивановна говорила, что ей тяжело жить одной, и через какое-то время, я точно не помню, лет через десять-двенадцать после папиной смерти, где-то за год до маминой смерти, она второй раз вышла замуж. Ее мужа звали Евгений, как и второго мужа моей мамы. При этом у нее в серванте всегда стояла фотография папы. Ее муж с пониманием относился к этому — он никоим образом не ворошил прошлого.