Год Дракона - Давыдов Вадим (книги без регистрации .TXT) 📗

– Садыкова позовите! Что? А где он? Найдите, вы что, совсем охуели?!

– Сделайте одолжение, Александр Григорьевич, – светски улыбнулась Елена, – последите за лексикой, вы не один.

– Заткните уши, – огрызнулся Лукашенко. – Что-то вы слишком нежная для военного корреспондента. Это ваша работа?! Где Садыков?!

– Понятия не имею. Я журналист, а не военный и не разведчик. Вы же понимаете, что наши работают, что они повсюду. Я действительно не знаю. Прикажите отпустить детей. Сейчас же.

– Не могу.

– Что значит – не можете?!

– Я так это устроил, что не могу.

– Объясните.

– Зачем?

– Это не ваше дело. Ну?

– Хорошо. Их возят в специальном трейлере. С охраной. Постоянно. И у начальника колонны приказ: если он получит любое сообщение – любое, любого содержания, понимаете? – от меня, от моих помощников, не важно, – он должен вскрыть пакет номер один. Если он не получит сообщения, но станет известно, что произошла смена власти – пакет номер два. В обоих пакетах приказ один – уничтожить груз. Если его будут преследовать, пытаться остановить, – уничтожить груз без промедления. При малейшей опасности или подозрении на опасность – тоже.

– Необходимо какое-то время, чтобы это сделать.

– Одна секунда. Просто нажать на кнопку, и в бронированном кузове взорвется заряд. Взрыв в замкнутом пространстве. Мне не нужно объяснять вам, как это будет выглядеть.

Ты действительно мерзкая тварь, подумала Елена. Ты даже не чудовище, а просто мерзкая тварь. Дракон – чудовище, но он не бессмысленно гадок, как ты, он убивает, действительно, потому, что дерется с нежитью. Убивает врагов. А ты убиваешь, чтобы сделать больно. Мерзкая тварь.

– Где передвигается этот автомобиль?

– Его здесь нет.

– Где?!

– В России, – он посмотрел на нее и торжествующе усмехнулся.

Вот оно что, поняла Елена.

– Где конкретно?

– Не знаю. Это неважно!

– Для вас – конечно. Вы сами это придумали?

– Какая разница?

– Есть разница. Возможно, вы сейчас этого не понимаете, но разница есть. И вы не можете не понимать – вы живы лишь потому, что у вас наши дети.

– И вы.

– Допустим. И я. Сейчас дело не в этом. Когда все началось... Я не знаю, в какой момент это случилось, я не разведчик и не политик. Но в этот самый момент началась другая игра. Игра, в которой ваша жизнь – вообще жизнь – ничего не значит. Вы должны остановить это. Назовите мне человека, который это придумал.

– И что потом?

– Скажите мне, кто это. И я сразу пообещаю вам жизнь и свободу. А потом я позвоню в Прагу, и дальше – не ваше дело. Я повторю по телефону, что дала вам слово. Только не врите. Потому что если вы соврете, мое обещание не будет иметь силы. Будьте честным. Один раз. Ну?!

– Гарантии? Какие гарантии?

– Мое слово.

– Это смешно.

– Вам, безусловно, смешно. Потому что вы относитесь к слову как к своей собственности, – хочу – дам, хочу – возьму назад. Но вы, вероятно, слышали, – есть и другие, чье честное слово что-нибудь значит. И мое честное слово значит очень много. Никто не посмеет меня обмануть. Говорите.

– Это Садыков.

– Он все это придумал?

– Да. Ваше слово.

– Даю слово, что вам и вашей семье сохранят жизнь, свободу и средства к существованию. Верните мой телефон.

– Позвоните отсюда, с моего. Ваш телефон не будет...

– Послушайте, вы! Вы даже не представляете себе, как функционирует эта техника. Принесите телефон, вам говорят.

– Принесите телефон, – кивнул Лукашенко.

Им пришлось ждать минут десять, пока принесли аппарат. Какие они медленные, усмехнулась про себя Елена. Уже два раза ракета прилетела бы за это время.

Наконец, телефон принесли. Лукашенко смотрел на нее с насмешкой, но и с любопытством. Он знал, что в бункере не может работать сотовая связь. Вообще никакая связь, кроме проводной. Ему было интересно, что станет делать эта отчаянная бабенка, когда убедится, что...

Елена раскрыла аппарат, включила его и, дождавшись приветственного звука колокольчика, нажала кнопку быстрого набора телефона Майзеля. Он ответил через секунду:

– Говори, жизнь моя.

– Данек. Я буду говорить по-русски, чтобы они понимали. Это Садыков. Они...

– Я понял. Мы все слышали, Елена. И про детей мы слышали. Теперь мы знаем, где искать. Ты справилась, жизнь моя. Спасибо.

– Я дала ему слово.

– И это мы слышали. Скажи ему, пусть собирает свои манатки и убирается ко всем чертям. С корейцами договорились. Я вылетаю. Я... Увидимся, жизнь моя. Скоро увидимся.

Елена с треском захлопнула аппарат:

– Ну, вот и все. Собирайтесь, садитесь в свой самолет и убирайтесь ко всем чертям.

– Как это возможно? – прохрипел Лукашенко, глядя на Елену теперь с оттенком суеверного ужаса во взгляде.

– Какая вам разница? Это волшебство. Понятия не имею. Мне сказали, что это будет работать. И это работает, – Елена снисходительно улыбнулась. – Они всегда держат слово. Поторопитесь.

– Вам не кажется, что у меня могут быть еще кое-какие дела?! – опешил от ее дерзости Лукашенко.

– Ваши дела закончились. Убирайтесь вон.

– Это моя резиденция, – удивился он. Кажется, даже не разозлившись.

– Это не ваше. Здесь нет ничего вашего. Вы все это украли у людей, которым клялись в любви и верности. Убирайтесь скорее, потому что те, кто затеял эту игру, не пожалеют вас. Они не я. Они скоро узнают, что вы их сдали, и попытаются вас уничтожить. От них я уж точно не смогу вас защитить, ни живая, ни мертвая. Собирайтесь – и убирайтесь ко всем чертям. Остальное вы узнаете из газет, если выживете, а они посчитают нужным обнародовать эту информацию. Не тяните время, у вас его совсем мало.

– Не много ли вы на себя берете?

– Нет. Ваша жизнь – это мое слово. Помните это. Они видят вас, каждый ваш шаг, каждое движение. Если бы не наши дети, они давно вытерли бы вас, как след от кофейной чашки.

– Что за чепу...

– Вы даже не представляете себе, с какой мощью вы пытаетесь тягаться. Что они могут.

– У меня есть армия.

– Эта армия тоже не ваша. Эта армия народа, который вы и ваши прилипалы обманывали и грабили столько лет. Эта армия не сделает ни единого выстрела, чтобы защитить вас. А ваши специальные отряды не могут двинуться с места, потому что они уже ослепли и оглохли.

Елена вдруг ощутила вибрацию телефона. Вздрогнув и посмотрев на Лукашенко, который, поперхнувшись, смолк, раскрыла аппарат:

– Данек?!

– Уходи, ангел мой. Вставай и уходи. Ты сделала все, что могла. Не зли его, не нужно. Пожалуйста.

– Хорошо.

– Я слышу и вижу тебя, жизнь моя. Я... Скоро увидимся. До встречи, мой ангел.

Телефон замолчал. Елена захлопнула его – опять раздался характерный маслянистый щелчок – и поднялась:

– Мне пора. Желаю вам добраться, куда вы там полетите, без приключений.

– Вы останетесь, пока...

– Нет, – покачала головой Елена. – Я не могу. Мне действительно пора. Не бойтесь. Я же дала вам слово. Не нужно пытаться мне помешать, хорошо?

Лукашенко молча разглядывал ее, так, словно впервые увидел. И делал это так долго! Елена понимала: он хочет убить ее. Но боится. Только жизнь по-настоящему чего-нибудь стоит, снова вспомнила она слова Гонты.

Наконец, страх за собственную жизнь, кажется, победил. Лукашенко кивнул, перевел взгляд на охранника и проговорил, – Елену от его голоса едва опять не стошнило:

– Проводите ее. Куда скажет. Без фокусов только!

Он смотрел ей в спину, пока двери не сомкнулись за Еленой и охранником. Она чувствовала этот взгляд, – всем существом, позвоночником, через скафандр. Что-то было особенное в этом взгляде. Что-то еще, кроме страха и ненависти. Елена очень удивилась бы, узнав, что.

Как и он сам.

Они поднялись на лифте, прошли снова через арки металлоискателей, мимо столика с охранником, ошалело уставившегося на них... И вышли за ограду резиденции. На воздух.

Воздух, подумала Елена. Господи, воздух. Дышать. Можно дышать! Неужели всё?!