Пирамида, т.1 - Леонов Леонид Максимович (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
– Вот это правда, там у нас пешком не походишь, в один конец никакого бессмертия не хватит! – в тоне корректной и вполне равноценной шутки откликнулся Дымков, чем и вызвал у Юлии неожиданную, не без досады переоценку своих умственных возможностей.
Мелькнула было мимолетная догадка, что вся его показная простота, беспечная распущенность порою – не маска ли, обязательная для всякого лазутчика в глубоком вражеском тылу. Видимо, технология предположительной деятельности и толкнула Юлию на косвенный и довольно точный вопрос:
– О, при желании у вас нашлось бы немало о чем рассказать, но... умолкаю. И не сочтите за попытку выведать ваши служебные связи, а только... Наверно, у вас имеются интересные знакомства и в кругу дьяволов?
Свой вопрос Юлия задала незначащим, чисто бытовым тоном и к удивлению своему без промедления получила невозмутимый ответ в плане все той же полусерьезной болтовни ни о чем.
– Разве только издали пока, ведь я у вас впервые!.. Но, возможно, мне еще доведется встретиться с кое-кем из них. Есть дело к ним или захотелось взглянуть для самообразования?
Она пожала плечами:
– Особого стремления не имею.
Она прибавила вскользь насчет сомнительного удовольствия созерцать голую и вертлявую чугунного цвета шпану и получила в ответ резонное возражение, что не все же они работают в пекле: оба по различающимся причинам и в мыслях не допускали его существованья. Видимо, Юлия должным образом оценила, что в пусть недолгой словесной игре Дымков с честью продержался на уровне принятого в ее кругу легковесного, обтекаемого острословья, – во всяком случае, с той поры ее прежнее, чуть высокомерное обращение с ним вошло в рамки приблизительного равенства.
– Судя по литературным источникам, эти адские господа всегда такие целеустремленные, мускулистые, волевые... в противоположность вам! – пояснила Юлия случившийся в разговоре поворот. – А вы вялый и скучный, на растение похожи, рохля. Вам надо двигаться, действовать, сверкать, клубиться, быть – то есть везде, везде оставлять ветерок за собой...
Кстати, как раз через полгода, перед всеобщей развязкой, Юлия имела случай не без юмора, хотя и в постели, воспроизвести на память тот эпический разговор с Дымковым, причем ее эрудированный любовник сразу отыскал ему литературную параллель в плутарховом диалоге Кинея с Пирром.
Похоже было, что Дымков сознательно вернулся в свою обычную, защитную раковину:
– А зачем, зачем мне оставлять позади ветерок?
– Потому что так нравится женщинам, помогает вашему брату завоевать их расположение, – иронически наставляла его Юлия. – Попутно полагается хвалить их, угадывать их прихоти и лгать им что-нибудь приятное.
– Вот я и спрашиваю зачем?
– А затем, что только здесь пролегает путь в их сердце. Чем сумасброднее их желанье и мгновеннее исполненье, тем жарче бывает ожидаемая всеми вами награда.
– Но зачем она мне?
– Чудак, она называется любовь, главная пружина мира. Ежеминутно ее заводят где-то, как часы, чтобы не остановилось все на свете. Потому что любовь одновременно цель и средство, подвиг и награда. От нее родятся солдаты, поэты, вожди, генералы: дети... все еще непонятно?
– Непонятно зачем?
Наступил черед Юлии обороняться и по ходу отступления делать неожиданные для себя выводы.
– А хотя бы затем, чтобы было кому отвечать на ваш вопрос. Дети рождаются продолжать дело их отцов, так называемое цветение жизни. Ну, книги, плотины, спектакли, трамваи, мосты, корабли, лекарства... – И словно предвидя завершающий дымковский вопрос о цене перечисленного, предпочла вернуться к началу разговора.
– Так и быть, я беру шефство над вами, если обещаетесь не противиться и не раздражать по пустякам. Через месяц-другой вы себя и не узнаете...
Словом, бралась в кратчайший срок сделать из него человека – с гарантией, что сам себя не узнает в зеркале через полгода. Преображение дикаря началось с внешности. Юлия перевязала у неряхи на шее разболтавшийся галстук, – нужно было преодолеть сопротивляющееся усилие в пальцах из опасенья мельком задеть его по-птичьи пупырчатую кожу, словно заразная. Покамест древней магией мимолетных касаний да мелких женских забот и ограничивалась методика генерального дымковского освоенья. А попутно невинным вопросом врасплох старалась выудить у него признанье – кто же он, только без кокетства и шаманства, кто же он на самом деле? Впрочем, его загадочная сущность раскрылась Юлии еще до того, как он повергнул к ее ногам необузданные дары калифской щедрости, на основании кое-каких подсмотренных, в сущности, ничтожных эпизодов, вернее странностей дымковского поведенья при этом, как будто для него имел иное, нечеловеческое толкованье наблюдаемый факт. В первый раз причиной стала повстречавшаяся им на улице рябая баба, тем разве примечательная, что, остроклюво нацелившись куда-то вперед, прошла мимо крупной солдатской походкой и рыбину под мышкой, как портфель, несла. Юлии стоило труда удержать спутника с каким то магнитным любопытством устремившегося было вдогонку старухе. Запомнился также один на неожиданно высокой ноте дымковский смешок у окна при виде, как внизу девчушка лет шести с прижатым к груди караваем хлеба, видно, из булочной, медленно ведет взгляд за обыскивающей ее по кругу собачонкой, и у Юлии осталось странное ощущенье, что не бесстрашие ребенка, не фальшивое ожесточенье продрогшего щенка является причиной сомнительного дымковского удовольствия, а совсем иной, недоступный нам и по соседству с ними происходивший процесс, во исполнение коего оба они и пришли во вращательное движение. Третий случай окончательно убедил Юлию в принадлежности Дымкова к иррациональному миру, куда она невхожа.
Последние года два Юлия с наступлением весны испытывала обычные недомоганья. Нигде не болело, а просто всякий раз с уходом зимы, когда хозяйки начинают промывать стекла в домах, а природа – улицы и небо, все ее тело заполняла ноющая тревога, состоявшая из одного понятного в ее возрасте недоуменья – неужели правда, что смешней ее нет судьбы на свете? В один из таких приступов, на исходе короткого погожего денька ее потянуло куда-нибудь за глотком воздуха и тишины; ближе Сокольников ничего подходящего не придумалось.
Тревожная и внезапная, впервые в жизни, появилась у нее потребность побродить по вешним проталинам, надышаться досыта талым снегом в предчувствии чего-то. Дымкову без объяснения причин велено было сопровождать ее в прогулке. Парк стоял безлистый и пустынный, полная глушь, так что все хрупкие сокровища пробужденья принадлежали им одним. На вспученных щебенчатых дорожках то и дело талые струйки выбивались под подошвой, и оттого лучше было бродить в лесной глубинке, оглашаемой пробными вскриками птиц и где целительная, местами пряная затхлость дразнила ноздри. Юлия раньше увидела с опушки разбежистую лощину с островком грязного износившегося снега посреди, а на пригорке по ту сторону, истинный подарок душе и глазу, как бы пылала березовая, плечом к плечу сбившаяся рощица, волшебно и розово позлащенная закатом. Тронутая сезонной прелестью природы, что с нею совсем редко случалось, Юлия показала спутнику на преображенные кривые стволики, словно струившиеся в перегретом воздухе из земли, но, когда обернулась к нему за ответом, событие уже кончалось. Отвалясь к сосне, Дымков диким закосившимся взором провожал нечто, незримо для спутницы промчавшееся чуть не вплотную впереди; вот также конь храпит и рвет постромки, чуя чье-то присутствие, в ночном придорожном овраге. Весь тот невещественный вихрь занял несколько мгновений, так стремителен был пролет, меж тем вечернее безветрие не нарушалось, ни одна былинка прошлогодняя не шелохнулась, не зарябилась в канаве застойная вода. Постепенно ухо распознавало обыденные звуки города, вытесненные магической тишиной, – гул проходившего за деревьями трамвая, перекличку ребят, видимо, гонявших мяч на обсохшей полянке по соседству. Вдвойне жалкий в своем щегольском пальто, спутник Юлии выглядел разбитым, не вступал ни в какое общенье, да Юлия и сама, по безотчетному инстинкту самосохраненья, избегала дознаваться о причине его испуга. Но именно момент величайшего, казалось бы, ничтожества сильней убеждал ее в иной дымковской сущности, чем если бы сияющие крылья вспрянули вдруг у него за спиной. Однако вспыхнувшая было вера также быстро и гасла. Своей машины у Юлии в ту пору еще не было, домой в Охапково она отвезла его на такси и у калитки, перчаткой сметая налипший к ворсу смолистый сор с его рукава, осведомилась у него помягче, невзначай и с дальним страховочным прицелом, не страдал ли падучей кто-нибудь в его роду.
