Дэниел Мартин - Фаулз Джон Роберт (читаем книги txt) 📗

Сочувствие мое было совершенно очевидным, но Джейн всем своим видом показывала, что я не до конца понимаю всю сложность и затруднительность ее положения.

– Я словно проспала двадцать пять лет и только теперь, проснувшись, с запозданием начинаю понимать, что я такое на самом деле.

– Нам всем приходится сталкиваться с этим.

Она подняла голову, и теперь, над кофейными чашками, на меня смотрели такие же пытливые, как прежде, темно-карие глаза.

– Но у тебя такая интересная работа, Дэн. У нас это все совершенно иначе. У женщин моего типа. И моего возраста.

– Но у тебя теперь гораздо больше возможностей. Свободный выбор. А я связан по рукам и ногам тем, что научился хорошо делать. К чему привык.

Она улыбнулась, оценив доброжелательность, а вовсе не убедительность этого довода; пожала плечами.

– Я думаю, что самым разумным поступком с моей стороны было бы стать активным членом лейбористской партии. Наш оксфордский парламентарий совершенно пустое место. – Она помолчала. Потом снова подняла на меня глаза: – Ты не жалеешь, что получил гуманитарное образование?

– И стал трутнем в общественном улье?

– Человеком, беспомощным перед всеми этими специалистами по экономике и прочим проблемам. Вечным дилетантом.

– Как-то в Америке я за два дня выучил все, что касалось законодательства о корпорациях. Во всяком случае, достаточно, чтобы водить зрителей за нос.

Джейн усмехнулась:

– И не стыдно тебе жульничать?

– Это вовсе не жульничество. Публика любит, чтобы детали были верны. Но дело не столько в этом. Важно, чтобы твой герой был достоверен как личность. Уверен, это важно и в политике. Некоторые ошибки в деталях иногда могут даже усилить достоверность. Посмотри на Хита и Вильсона 296. Или – на Джонсона и Никсона 297. Все они слишком уж беспокоились о верности деталей, чтобы люди поверили в их собственную достоверность. Если нам чего и не хватает, так это честных простаков.

– Вряд ли я отношусь к этой категории.

– Ну не скажи.

Ее глаза встретились с моими: ясно было – она не готова принять мое возражение с той же легкостью, с какой оно было высказано. Но вот она спустила ноги на пол и поднялась:

– Пойду-ка я посмотрю, погасил ли Пол свет.

Она наклонилась, надела туфли и ушла наверх. Это было странно – она вдруг ускользнула, как ускользала и во время разговора; что-то в ней все время нужно было выявлять, открывать заново, но до конца она так и не открывалась, несмотря на кажущуюся откровенность; она все время менялась: менялся ее возраст – от настоящего, теперешнего, до гораздо более молодого… менялся тон – за ироническим самоотречением женщины «за сорок» слышался голос революционно настроенной студентки… Даже тело менялось – несколько формальная элегантность движений сменялась домашней простотой и непритязательностью; казалось, что в нелегкой борьбе вдова профессора, мать троих детей уступает призраку своего значительно более юного «я». Минут пять она отсутствовала; я встал – подбросить в камин еще несколько поленьев – и остался стоять перед огнем, вглядываясь в лицо епископа, взиравшего на меня с привычным неодобрением. Видимо, он углядел в моей душе надежду на некую возможность, вторгшуюся туда после ее спокойного сообщения о разрыве и породившую конфликт между инстинктивным порывом и здравым смыслом; или, точнее говоря, между инстинктивно возникшей идеей, ибо она явно родилась где-то в подсознании, и невозможностью найти способ облечь эту идею в слова. Джейн вернулась прежде, чем конфликт разрешился. Она тщетно пыталась скрыть усмешку, игравшую у нее на губах.

– Ты действительно одержал победу. Мне только что был задан вопрос, почему это мы не можем жить в таком вот доме.

– Может, в этом и заключается ответ? Возделывай свой сад 298?

Она снова уселась на диван с ногами. Да, хорошо, она выпьет немного виски. Настроение ее снова изменилось – она стала более жесткой, решительно преодолевая душевную тревогу. Я прошел в другой конец комнаты, к шкафчику с напитками. Джейн заговорила, не дожидаясь, пока я вернусь.

– Завидую тебе. Твоему контакту с природой, всему вокруг.

– Отдыхаю от людей.

– Там, у Пола, я взглянула в окно. Такой покой. Тьма. Весь мир спит.

Я вернулся к камину с двумя бокалами.

– И кажется нереальным?

– Да, пожалуй.

– Но это можно купить. И не так уж дорого.

Она улыбнулась, молча подняла бокал, как бы говоря: «Твое здоровье». Потом сказала:

– «Следуй за мною» 299?

– Во всяком случае, я собираюсь выяснить, насколько этот мир нереален. – Я опустился в качалку. – Собираюсь взять отпуск на год, как только закончу этот сценарий.

– И жить здесь?

– Если только Бен и Фиби не сведут меня с ума.

– И как же ты думаешь проводить здесь время?

Я наклонился – поправить выкатившееся из огня полено.

– Бог его знает. Может, просто отдохну от мыслей о кино. А еще… – Пришел мой черед замешкаться. – Может, возьмусь писать роман… брезжит такая мысль.

Она спросила удивленно:

– Серьезно?

– Несерьезно. Это вроде твоей мечты баллотироваться в парламент.

Джейн снова закинула руку на спинку дивана, сидела, держа бокал с виски на коленях, бессознательно повторяя позу мадам Рекамье 300; теперь она оживилась, повеселела, может быть, потому, что сменилась тема разговора.

– Уже есть сюжет?

– Пока что есть лишь целый ворох идей, не вошедших в старые работы. Факты, не видные за романтическими кадрами кинофильмов. Всякое такое. Вряд ли это очень оригинально. Скорее всего просто скучно.

– Тогда это будет не похоже ни на одну из написанных тобою вещей.

Я улыбнулся, глядя в собственный бокал.

– Ты меня разочаровываешь, Джейн. Я надеялся, ты меня отговоришь.

– С чего бы вдруг я стала это делать?

– Я полагал бы, что роман – это способ самоутверждения, одна из форм буржуазного декаданса.

Секунду она колебалась – не обидеться ли. Смотрела мне прямо в глаза. Потом потупилась и сказала тихо:

– Нарушаешь наш договор.

– Да нет. Просто задаю серьезный вопрос легкомысленным тоном.

– Тогда я не понимаю вопроса.

– Не есть ли это форма потакания собственным слабостям.

– Я сказала бы, что все зависит от конечного продукта.

– Само собой… а если все неопределенно?

– Ты Лукача 301 читал? Я покачал головой:

– А что?

Она опустила голову:

– Просто поинтересовалась.

– Скажи все-таки.

Она пожала плечами:

– Да просто он очень умно рассуждает о… ну вообще об искусстве, и особенно – о романе. О том, в чем его польза и в чем – вред.

– В соответствии с каноном?

Она подняла голову и встретила мой взгляд.

– Это был величайший гуманист, Дэн.

– Должен признаться, я совсем его не знаю.

– Он не очень мужественно повел себя, когда сталинисты стали закручивать гайки. Он не безумный страстотерпец а la Солженицын. Впрочем, как и все мы. Просто хотел каких-то улучшений… в рамках системы. – Она опять потупилась, словно устыдилась собственной категоричности, и заговорила более мягко и вежливо, как подобает гостье: – Я думаю, он бы тебе понравился. Он очень проницателен. Вопреки всем его «измам».

– Вопрос в том, смогу ли я соперничать с автором предельно честного романа, который недавно попался мне на глаза в Калифорнии. Называется «Жизнь и время Джонатана Доу».

– Но я не…

– За титульным листом следовали две сотни совершенно чистых страниц. В прекрасном переплете.

Это заставило ее рассмеяться, но одобрить такую неуверенность в себе она не могла: ведь я написал столько сценариев, это должно помочь, хотя бы в диалогах.