Как закалялась жесть - Щеголев Александр Геннадьевич (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗

Вот так оно все и было…

Нет, не случайно здесь появился капитан Тугашев, не случайно он стал знакомиться с Эвгленой. Это событие — прямое следствие визита Виктора Антоныча. Понять бы теперь — кто-то прокололся или так задумано? И если прокололся, то кто: Купчиха, Неживой, Тугашев?

Но самое непонятное вот что. Жуткий монстр по имени Виктор Антонович, от которого уползти бы и забиться в щель, вызвал во мне противоестественное, совершенно необъяснимое ощущение, будто я ему нужен. Причем, живым. Ни на секунду я не сомневаюсь, что пугал он меня всерьез, и, тем не менее…

Кто он — вестник жизни или смерти?

Вот уж точно: «Пока чешусь — надеюсь».

Открывать глаза не хочется…

Я просыпаюсь оттого, что в помещении кто-то ходит. Прислушиваюсь — не открывая глаз и не переставая сопеть. Тетя Тома? Купчиха?

Кто-то шлепает босыми ногами по линолеуму. А я лежу спиной к палате, то есть даже если попробую подсмотреть — увижу только картину. На картине — колючие, растущие из песка головы Максима Горького. Мексиканский пейзаж… Что делать?

Ситуация решает за меня. Я внезапно оказываюсь без одеяла — сдернули рывком. Ни хрена себе! Лежу голый. Изображаю секундное просыпание, издаю протяженный вздох и переворачиваюсь на другой бок. Пришелец застыл, ждет. Все в порядке, я продолжаю спать. Он отходит. Я приоткрываю веко — осторожно, на микрон…

Кто-то, тщательно завернутый в простыню. Ни головы, ни рук, ни ног пришельца не видно. Привидение? Лучше бы, конечно, оно; жаль только, что этот дом обходят стороной даже привидения.

Как положено, включено ночное освещение. Ледяная синева висит в палате, позволяя рассмотреть, что одеяла лишился не я один. Спящие Егоров и Тугашев также открыты для чужих взглядов. Некто в простыне явно рассматривает нас троих, словно выбирает. Наконец подходит к Тугашеву, склоняется над ним… В призрачном свете ночника лезвие ножа кажется картонным, ненастоящим.

Нож?!

Никаких сомнений. Коротким точным ударом пришелец вгоняет оружие в грудь спящего — в область сердца.

И тут же — металлический стук оживляет жуткую тишину. Похоже, привидение что-то рассыпало по полу.

Остатки наркоза слетают с Тугашева, как кожура с луковицы. Товарищ капитан распахивает глаза, явно не понимая, где он и что с ним. Пытается приподнять голову, затем пытается заговорить. На губах его пузырится кровавая пена, рукоятка ножа вибрирует вместе с диафрагмой. Убийца наваливается — держит жертву, смотрит, как человек умирает.

Тот умирал минут пять…

Что происходит? Совершается преступление или акт милосердия?

Как бы там ни было, я готовлюсь защищать свою жизнь. Я готовлюсь сорвать с ночного зверя покрывало, едва тот приблизится на расстояние удара. Моя единственная рука — это, знаете ли, тоже оружие… Однако ничего такого не нужно. Время подвигов еще не настало. Убийца уходит, оставив труп в постели; он уходит на лестницу, закрыв второй этаж на ключ.

Конец приключению.

Я вскакиваю.

Меня лихорадит.

Встав на краю кровати, осматриваю палату. Дверь к тете Томе закрыта — это в высшей степени странно. Спустившись на пол, я добираюсь до ее комнатенки, приоткрываю дверь, заглядываю в щелку… Жива старушка, надо же. Просто спит.

Идиллия.

Как кстати ее разморило, отметил бы проницательный сыщик.

Тугашев тоже спит — по своему. Я зачем-то тороплюсь к нему. Он мертв, мертвее, чем свет больничного ночника. Мертвенно-синие глаза открыты, из груди торчит рукоятка кухонного ножа. Прощай, Рома; возможно, тебе повезло… Обыскиваю пространство вокруг его кровати и обнаруживаю на полу несколько похожих ножей. Вот, оказывается, что выронил гость. На лезвиях — надпись: «SAAB».

В доме, нашпигованном хирургическими инструментами, убивают кухонными ножами? Смешно…

Я возвращаюсь к себе, не притронувшись к трупу. И, тем более, совершенно незачем бить в барабаны или, там, трубить в трубы, созывая здешних нелюдей. С какой стати я должен поднимать тревогу? Лучшая линия поведения — забросить на свою кровать одеяло и возобновить прерванный отдых, что я и делаю.

Случившееся — не моя проблема.

Три дня назад

Все смешалось в доме Облонских, написал бы по этому поводу классик.

Разумеется, то, что многие годы творилось на втором этаже, можно было квалифицировать, как серию предумышленных убийств, однако никто из хозяев дома не согласился бы со столь вульгарной формулировкой. Метаморфозы, происходившие с пациентами, ни в коем случае не являлись причиной их смерти. Пациенты умирали от естественных и понятных причин: остановка дыхания, гемотрансфузионный шок, синдром сосудистого сгущения, — и тому подобное.

Теперь же…

Убийство было самым настоящим, в традиционном варианте. Труп обнаружила тетя Тома, выползшая под утро из своей кельи. Тетя Тома, как выяснилось, накануне вечером изрядно приложилась к бутылке, да еще не к одной, потому и проспала все на свете. Когда Эвглена Теодоровна устроила санитарке выволочку, она, корчась от совершенно искреннего чувства вины, вывела дрожащим маркером на доске: «У моего мальчика вчера был день рождения. Хотела выпить за его пропащую душу».

Оглушающая простота!

Из дома никого не выпустили. Руслан остался на вахте, хоть его суточное дежурство и закончилось. Явился сменщик Руслана, менеджер Илья; этого посадили на телефон («Оставьте ваши координаты, хозяйка вам перезвонит»). Борис Борисович сидел в обеденной комнате, потеряв и свой лоск, и свою всегдашнюю уверенность. Все эти холуи ничего не понимали.

Органы охраны правопорядка, по известным причинам, никто извещать не стал. По тем же причинам нельзя было обратиться за помощью к специалистам со стороны. Ситуация вынуждала рассчитывать только на собственные силы. Дочь рисовала схемы — кто где спал минувшей ночью и какими путями мог скрытно перемещаться по дому; мать вела допросы, пытаясь поймать хоть кого-нибудь на лжи.

Напрасные усилия. Самодеятельный сыск лишь обострил общую нервозность, не дав никаких результатов.

Труп Ромы Тугашева убрали из палаты ранним утром — еще до того, как особняк проснулся. Спустили на Нулевой этаж — и все, был человек, нет человека. Обычно подобной работой (переноской останков) занимался Сергей Лю, но сегодня китайца решили не посвящать в подробности. Не тот случай. Носилки тащили мать с дочерью. Тяжело, конечно, а что сделаешь? Эвглена Теодоровна была встревожена и одновременно — весьма, весьма огорчена. Встревожена полным отсутствием смысла в произошедшем (в самом деле, зачем умерщвлять того, кто и так скоро освободится от жизненных пут?). Огорчало ее то обстоятельство, что кровь в покойнике загустела, стремительно шли процессы разложения, иначе говоря, материал был совершенно не пригоден к реализации.

Безумная расточительность…

Ножи, разбросанные вокруг кровати Ромы Тугашева, были аккуратно собраны и отнесены на кухню. Тот экземпляр, который застрял в мертвом теле, вынули, отмыли и тоже вернули на место. И вдруг обнаружилось, что комплект неполон: одного ножа не хватает. Вот такая странность в ряду прочих.

В поисках этой важнейшей улики (пропавшего ножа) Эвглена Теодоровна даже провела личный досмотр, собственноручно ощупав одежду на каждом из обитателей особняка. Затем она перевернула все здание, начав с больничной палаты наверху. Особое внимание было уделено помещениям, где ночевали холуи: каморке тети Томы, учебной комнате (там спал Борис Борисович), комнате повара, комнате охранников-менеджеров. Никакого результата.

Странности прибавлялись и множились.

Пропавший нож рождал очень нехорошие предчувствия.

Психоз незримо вползал в дом.

Разговаривали в будуаре, чтоб никто из домашних не помешал и не подслушал.