Лучше для мужчины нет - О'Фаррелл Джон (читать книги онлайн регистрации txt) 📗
О, сон, мне нужен только сон, все, что угодно, за восемь часов непрерывного сна. Глубокого, крепкого сна, а не того суррогата, когда то и дело подскакиваешь, словно на пружине, и ошалело мотаешь головой. Мне нужен один-единственный наркотик: сон. От души накачаться и вырубиться. О, если б я только мог отыскать дилера, торгующего храпаком, – я бы заплатил любые деньги, мне было бы плевать, насколько законен товар, и у кого он его украл; я мать родную ограбил бы, чтобы заплатить за сон; я мечтал закинуться доброй дозой сна – я бы втянул ее через нос, выкурил бы, проглотил как таблетку, ширнулся бы – пусть грязной иглой, если ничего другого не окажется под рукой; я ввел бы в вену сверхдозу чистого, неразбавленного сна, а потом лег бы, чувствуя, как меня подхватывает приятная волна, как немеет разум и расслабляется тело; я смежил бы веки и, одурманенный, отключился бы от этого мира; нет другого такого наркотика, как сон; мне нужна доза, или я умру; может, если я себя убью, то это будет похоже на сон; пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, я должен немного поспать; я украду немного сна у Катерины; да, ей он ни к чему; так и сделаю, возьму ее сон; утром вернусь на другую сторону реки, а ей скажу, что мне надо работать, вернусь к себе в комнату и отключу мобильник, сниму одежду и взобью перьевые подушки, натяну одеяло на голову и буду ощущать тяжесть своего тела на мягком матрасе; почувствую, как я ухожу, улетаю, ускользаю; а затем введу себе самую огромную дозу, и после нее почувствую себя великолепно, точно спортсмен, точно чемпион мира по тяжелой атлетике, точно марафонец; как приятно засыпать, как я хочу заснуть, я хочу, детка, хочу только этого; дай же поспать мне, детка; я не могу ждать, детка, дай мне; я ухожу, ухожу…
Мне это приснилось, или из коляски действительно послышался стон? Я задержал дыхание, чтобы не потревожить Его. И, ясное дело, раздался еще один едва различимый стон. У меня упало сердце. Всегда одно и то же. Сначала стоны будут слабыми – прерывистые, робкие попытки растормошить себя, словно кто-то пытается завести машину с севшим аккумулятором. Но когда я закрою глаза и попытаюсь не обращать на звуки внимания, стоны превратятся в мычание, мычание перейдет в захлебывающийся плач, а плач – в требовательный крик, который будет нарастать и нарастать, пока двигатель, наконец, не заведется и не взревет на полную катушку.
Я лежал без сна, слушая яростные крики, и не мог собраться с силами, чтобы перевести свое отяжелевшее тело в вертикальное положение. Катерина на моем месте уже давно бы вскочила – не дай бог, Милли проснется. В своем стремлении продемонстрировать материнский инстинкт, она вечно ограждает детей от несуществующих опасностей. У входа скрипнула половица.
– Альфи меня разбудил, – прохныкала Милли, кутаясь в одеяло.
– О нет, – вздохнул я.
Чтобы младенец заткнулся, я взял его на руки. Милли протянула руки, чтобы я взял и ее. И вот я стоял в темноте, окутанный ночью, удерживая на весу двух орущих детей. Мое усталое тело едва ли не гнулось под их весом; я гадал, что же делать дальше.
Хуже детей, отказывающихся спать, только самодовольные родители легко засыпающих детей. Они верят, что это их заслуга. Всякий раз, когда мы с Катериной впадали в отчаяние, нам приходилось выслушивать от Джудит, ее глупой сестрицы-хиппуши, самодовольные объяснения, что именно мы делаем не так. Мне хотелось схватить Джудит и заорать: «Это потому, что тебе повезло! А вовсе не потому, что ты рожала в воду, кормила экологически чистой пищей или обустроила свою чертову детскую на принципах фэн-шуй. Это как выигрыш в лотерею!».
Мы с Катериной перепробовали все, и я опустился до пустых угроз.
– Подождите, когда станете подростками, – сулил я, – тогда я отыграюсь. Я буду гонять ваших друзей-приятелей в пурпурных рубашках, отплясывать твист на школьных дискотеках, а когда вы приведете домой свою первую любовь, я достану ваши младенческие фотографии, где вы корчитесь голышом на ковре!
Но мои угрозы ничего не значили, а ставки были высоки, как никогда. Я не хотел, чтобы проснулась Катерина. Если она проснется и увидит, что я позволил Альфи разбудить Милли, начнется ссора, которая не закончится до тех пор, пока утром Катерина не склонится над унитазом. Не спящая Милли – катастрофа, как ни посмотри. Предрассветная кормежка и переодевание младенца – само по себе крайне рискованное предприятие. А если рядом отирается раздраженный ребенок двух с половиной лет, положение становится совсем аховым.
– Я хочу посмотреть «Барни», – сказала Милли.
Мы были не очень строгими родителями, но в одном сходились: Милли не разрешается просыпаться посреди ночи, чтобы посмотреть кино про дурацкого лилового динозавра. Теоретически правило выглядело великолепно, но оно не принимало в расчет упорства Милли. Тут она не уступала Маргарет Тэтчер. С Милли невозможно вести переговоры, она никогда не опускается до компромисса, ее невозможно подкупить или уговорить. Если уж она что-то вбила себе в голову, то достаточно взглянуть в ее дьявольские глаза, чтобы понять – этот ребенок убежден в абсолютной праведности своей миссии. Вот и сейчас ничто не могло поколебать ее убежденности в том, что нужно срочно посмотреть «Барни».
В одной из книг по воспитанию детей говорится, что самая умная линия поведения с двухлетним ребенком – не пытаться противоречить ему напрямую, а попытаться обмануть его, постаравшись сменить тему или отвлечь чем-то неожиданным. Творческий подход к тому, как отвлечь ребенка, возможен лишь, когда ты бодр и полон сил. Надеюсь, сила и бодрость вернутся, когда Милли пойдет в школу.
– Нет. Ты не будешь смотреть «Барни», Милли.
Услышав столь твердый отказ, Милли бросилась на пол, изображая муки родителя, понесшего тяжелую утрату. Она повторила свое требование сто сорок семь раз, пока я менял Альфи подгузник. Я не обращал на нее внимания. Все было отлично, я держал себя в руках и не собирался позволять мной манипулировать.
– МИЛЛИ, РАДИ БОГА, ЗАТКНИСЬ!
В глубине души я знал, что так или иначе, но она добьется своего и посмотрит «Барни» еще до наступления утра. Я все еще пытался надеть на Альфи чистый подгузник, но тот все время вырывался. Лосьон, которым я смазывал его красную попку, капнул на липучку, и подгузник теперь не держался. Я отшвырнул его и огляделся в поисках упаковки. Именно эту минуту Альфи выбрал, чтобы облегчиться. Огромная струя выгнулась над кроватью, словно кто-то включил в спальне поливальную установку. Старым подгузником я попытался перехватить последние несколько капель, но это было бессмысленно – бо льшая часть уже оросила всю комнату. Распашонка промокла насквозь.
Милли подкрепляла свое желание посмотреть «Барни» ударами. Я не подозревал, что в руке она сжимает ярко-красный деревянный кубик. Милли ударила меня им прямо по лицу, и деревянный угол вонзился чуть выше глаза. В приступе ярости я схватил Милли и швырнул на кровать, она ударилась затылком о твердый подголовник. Теперь Милли вопила по-настоящему. Напуганный родственным ором, а, может, просто из братской солидарности Альфи тоже завопил на всю катушку. Я в панике попытался заткнуть ему рот рукой, но, понятное дело, его это не успокоило. Альфи лишь задергал головой. Я испугался, осознав, что в приступе ярости и бессилия могу запросто задушить ребенка.
Изо всех сил я ударил кулаком по подушке – еще и еще.
– НУ ПОЧЕМУ ВЫ НЕ ЗАТКНЕТЕСЬ НА ХРЕН?! ПОЧЕМУ НЕ ДАДИТЕ МНЕ ПОСПАТЬ, МАТЬ ВАШУ!
Я поднял голову и увидел, что в дверях стоит Катерина.
Судя по выражению ее лица, я не очень хорошо справлялся со своими обязанностями. Она взяла Милли на руки и шепнула ей, что отнесет ее в кроватку. Должно быть, Катерина передала какой-то шифрованный сигнал, потому что Милли покорно согласилась.
– Я так и собирался поступить, – неубедительно проговорил я. – Справился бы и один. – Катерина молчала. – Тебе нужно поспать! – прокричал я ей вслед с запоздалым вызовом.
– Милли проснулась из-за Альфи? – прямо спросила она, возвращаясь в спальню.
