Правила Дома сидра - Irving John (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
А для себя д-р Кедр записал в «летописи»: «Здесь, в Сент-Облаке есть только одна проблема. Имя ей – Гомер Бур. И так будет всегда. Куда бы судьба ни занесла его».
Карие глаза, подсвеченные тенями, да еще задумчивый, отрешенный взгляд, пытливый и вместе мечтательный, который иногда появлялся у Анджела, – вот и все, что было в нем от отца. Он никогда не считал себя сиротой; он знал, что его усыновили, что он родился там же, где его отец. Но еще он знал, что его любят, он всегда это чувствовал. И не важно, что Кенди он звал «Кенди», Гомера «папа», а Уолли «Уолли».
Он был очень сильный, уже второе лето легко брал Уолли на руки и вносил его по ступенькам в дом, в пенистые волны прибоя; в бассейне переносил через мелкое место, а потом усаживал в кресло-коляску. На пляже Гомер учил Анджела, как преодолевать с Уолли на руках бурлящую кромку прибоя. Уолли плавал лучше всех, но сперва надо доставить его туда, где поглубже. И тогда уж он учил их, как нырять под волну, как ее оседлать.
– На мелком месте Уолли может только барахтаться в воде, – объяснил Гомер сыну.
В обращении с Уолли надо было соблюдать определенные правила (всюду эти правила, думал Анджел). Хотя Уолли был прекрасный пловец, без присмотра он никогда не плавал. И Анджел уже несколько лет был его телохранителем, купались ли они в бассейне или в океане. Резвясь в воде, они напоминали выдр или, вернее, дельфинов. Боролись и топили друг друга с таким азартом, что у Кенди замирало сердце.
И еще Уолли не позволялось в одиночку водить машину; у кадиллака было ручное управление, но перебраться из кресла-коляски в машину один он не мог. Первые складные коляски были очень тяжелые. Изредка в доме на первом этаже он передвигался с помощью металлической конструкции, ноги его при этом только касались пола; в незнакомом месте без инвалидного кресла он был беспомощен, а на неровной поверхности кресло надо было толкать.
И таким толкателем чаще всего был Анджел. А сколько раз он был пассажиром кадиллака, когда за рулем сидел Уолли! Возможно, Гомер и Кенди были бы недовольны, узнай они, что Уолли давно уже научил Анджела водить машину.
– У кадиллака ручное управление, малыш, – говорил Уолли. – Не надо ждать, пока ноги вырастут и будут доставать до педалей.
Кенди же говорила Анджелу другое.
– Как только ноги будут доставать до педалей, – тут Кенди останавливалась и целовала Анджела (она целовала его при каждом удобном случае), – я сразу начну тебя учить.
Когда это время пришло, Кенди не могла нарадоваться, какой Анджел способный ученик; откуда ей было знать, что ее дорогой мальчик уже давно водит машину.
– Есть хорошие правила, малыш, – говорил ему Уолли, целуя его (Уолли часто целовал Анджела, особенно в воде). – А есть зряшные. Но нарушать их надо умеючи.
– Как ужасно, что нельзя прямо сейчас получить права! Мне еще ждать целый год! – возмущался Анджел.
– Точно, – сказал Гомер. – Надо принять закон, разрешающий детям, выросшим на ферме, получать водительские права на год раньше.
Иногда Анджел играл с Кенди в теннис, но чаще отбивал на корте мячи Уолли, рука у которого не утратила силы и точности удара.
Завсегдатаи клуба роптали (впрочем, не очень громко), что на мягкой земле спортплощадки остаются отпечатки шин инвалидного кресла. Такая уж у них судьба – страдать от чудачеств то одного, то другого Уортингтона. Уолли ставил кресло на тормоз и пятнадцать – двадцать минут отрабатывал удар. Анджелу вменялось в обязанность подавать мяч точно на его ракетку. Потом Уолли менял положение кресла и тренировал подачи.
– Для тебя это полезней, чем для меня, малыш, – говорил он Анджелу. – Я уже лучше играть не буду.
А Анджел играл все лучше и лучше. Кенди даже иногда обижалась, видя, что Анджелу скучно с ней играть.
Гомер не играл в теннис. Он вообще не был охоч до спортивных игр; он и в Сент– Облаке редко играл в футбол в столовой мальчиков. Правда, изредка видел во сне, как играет в бейсбол; причем подавала всегда сестра Анджела, и удар у нее был сокрушительный. У Гомера не было никакого хобби, если не считать хождения по пятам за сыном (в свободные часы), словно он любимый щенок Анджела, ожидающий, что с ним вот-вот поиграют. Еще отец с сыном любили сражаться подушками в темноте спальни. И перед сном целовались, а иногда и утром, когда Анджел был еще теплый от сна. Дни у Гомера, заполненные делами, походили один на другой. Он продолжал помогать сестрам в кейп-кеннетской больнице, в этом смысле тяготы военного времени для него не кончились. Постоянным его чтением была медицинская литература. В фермерском доме «Океанских далей» повсюду на столах и полках высились стопки медицинских журналов – «Вестник американской медицинской ассоциации» и «Новоанглийский медицинский вестник». Кенди протестовала только против «Американского вестника акушерства и гинекологии», разумеется из-за иллюстраций.
– Мне необходим дома интеллектуальный стимул, – оправдывался Гомер, когда Кенди жаловалась на слишком реалистические рисунки в этом журнале.
– А мне бы не хотелось, чтобы их видел Анджел, – говорила Кенди.
– Но для него не тайна мои прошлые успехи в этой области.
– Пусть не тайна, но на эти картинки ему не стоит смотреть.
– Зачем набрасывать покров таинственности на этот предмет? – брал сторону Гомера Уолли.
– Но нельзя его и подавать в таких гротескных формах, – не сдавалась Кенди.
– По-моему, в этом нет ничего ни таинственного, ни гротескного. Это просто интересно, – таков был приговор Анджела. Этим летом ему исполнилось пятнадцать лет.
– Ты ведь еще и с девушками не встречаешься, – рассмеялась Кенди. – Зачем это тебе?
Воспользовавшись удобным случаем, она запечатлела еще один поцелуй на щеке Анджела, и взгляд ее упал на лежащий у него на коленях журнал. Он был раскрыт на статье о влагалищных операциях. На рисунке были показаны линии разреза для удаления влагалища и первичной опухоли во время радикальной операции.
– Гомер! – крикнула Кенди.
Гомер был наверху в своей полупустой спальне. Жизнь его была до того спартанская, что на стенах висело всего два украшения: фотография – Уолли в форме летчика (куртка из овчины, на шее шарф) позирует с экипажем «Удары судьбы». Тень от крыла самолета скрыла лицо радиста; слепящее бирманское солнце выбелило лицо командира экипажа (он потом скончался от кишечного осложнения); хорошо вышли только лица Уолли и второго пилота; Гомер видел другие его фотографии, получше. Второй пилот каждое Рождество присылал снимки своего растущего семейства; у него было пять или шесть детей и толстушка жена, а сам он год от года худел из-за подхваченной в Бирме амебы, от которой так до конца и не излечился.
А в ванной висела анкета, второй экземпляр, не дошедший до совета попечителей. Многолетнее воздействие пара от горячего душа превратило бумагу анкеты в подобие пергамента, из которого делают настольные абажуры, причем вес вопросы по-прежнему хорошо читались и поражали глупостью.
Кровать хозяина была самая высокая в доме (Сениор Уортингтон любил лежа смотреть в окно). Гомер тоже оценил это преимущество. Лежа на ней, он видел бассейн, крышу дома сидра, мог так часами лежать и смотреть в окно.
– Гомер! – опять позвала Кенди. – Смотри, что читает твой сын!
Кенди и Уолли в разговоре с Гомером всегда называли Анджела «твой сын», Анджел называл Гомера «отец» или «папа». Так они и жили все эти пятнадцать лет. Гомер с Анджелом наверху. А Уолли и Кенди внизу в бывшей столовой; трапезничали все вчетвером в большой кухне.
Иногда вечерами, особенно зимой, когда сквозь голые кроны были видны огоньки в окнах чужих домов, Гомер любил перед ужином прокатиться на кадиллаке. Он думал о семьях, сидящих за обеденным столом, – каковы были в них истинные отношения? Жизнь в Сент-Облаке куда более предсказуема. Кто что знает об этих семьях, вместе преломляющих хлеб?
– Мы семья. И это главное, – говорила Кенди Гомеру всякий раз, как ей казалось, что автомобильные прогулки Гомера становятся длиннее.
