Правила Дома сидра - Irving John (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
(Д-р Кедр назвал бы это спазмом верхних и нижних конечностей.) Две или три недели он был в бреду, говорил медленно и невнятно. С трудом ел – язык и губы сильно дрожали. Не мог мочиться, и крестьяне опорожняли его мочевой пузырь с помощью тонких, но грубых на ощупь бамбуковых побегов.
Они не оставляли его долго на одном месте, перевозили по реке, вниз по течению. Однажды он видел слонов, они волокли из джунглей деревья. Поверхность воды кишела черепахами и черными змеями, кружившими среди водяных гиацинтов; вода, цветом напоминавшая сок бетеля, была чуть темнее крови Уолли, появившейся у него в моче.
«Нга Сак Кин?» – спрашивал он. «Аингис?» Куда они делись? Хотя лица его спасителей все время менялись, они, казалось, понимают его. Наверное, это одна большая семья, думал Уолли и опять спрашивал маленьких красивых мужчин и женщин, которые все время улыбались: «Я парализован?» Одна из женщин вымыла ему голову и причесала, и вся семья любовалась, как горели золотом его сохнущие на солнце белокурые волосы; это произвело на них сильное впечатление!
На него надели белую блузу и сказали: «Аингис». «А-а, – подумал Уолли, – это от нее подарок». Затем покрыли его светлую голову черным париком с навощенной косичкой и украсили цветами. Дети, глядя на него, заливались смехом. Тщательно, чуть не вместе с кожей, побрили ему лицо и ноги ниже колен, торчавшие из-под длинной юбки. Для маскировки они превращали его в женщину. Он был так красив, что переодеть его женщиной ничего не стоило, тем более что у идеальной бирманской женщины грудей как бы вовсе нет.
Все было бы ничего, если бы не ежедневная потребность справлять малую нужду. С этим была беда; во всем остальном заботливые и участливые, тут бирманцы проявили постыдное небрежение. Бамбуковые трубочки не всегда были чистые, причиняли мучительную боль и оставляли кровоточащие ранки. Именно эти катетеры и внесли инфекцию, которая сделала Уолли бесплодным. Эпидидимит, то есть придаток яичка, объяснил бы ему Д-р Кедр, – это свернутая спиралью трубочка, где созревают покинувшие яичко сперматозоиды. Воспаление этой маленькой трубки препятствует попаданию спермы в мочеиспускательный канал. У Уолли это воспаление полностью блокировало движение спермы.
Конечно, они правильно поступали, что спускали ему мочу, только делали это плохо. Моча у Уолли не отходила, мочевой пузырь переполнялся, и крестьяне, как могли, помогали ему. Он хотел спросить, нет ли менее мучительного средства, обратить их внимание на грязный бамбук, но как вступить с ними в контакт? Он знал всего два слова: «Аингис» и «Нга Сак Кин».
Прошло еще сколько-то месяцев, и он наконец услыхал звуки бомбежки. «Иравади», – объяснили ему. Значит, бомбят нефтяные промыслы. Теперь он знал, где находится, он и сам участвовал в этих налетах. Еще до того как услышал бомбежку, его свозили к врачу в Мандалай. Глаза у него щипало: чтобы скрыть белизну кожи, лицо ему натерли пастой из порошка карри. И все равно вблизи никто не принял бы его за бирманца – голубые глаза, нос римского патриция, какой тут бирманец! В Мандалае он видел много японцев. Врач долго бился, стараясь объяснить Уолли, что с ним. Он понял только три слова, сказанных по-английски: «Японский москит Б».
– Значит, меня укусил японский москит, – сказал он. Какая же опасность таится в этом моските? В катетере он больше не нуждался, но инфекция уже сделала свое разрушительное дело.
Когда он услышал первую бомбежку под Иравади, руками он уже действовал свободно; прошел и спазм ног, но паралич остался несимметричный и неглубокий (левая нога парализована сильнее). Мочевой пузырь действовал безотказно, желудок тоже, если не переедать соуса «карри». С сексом, насколько Уолли мог судить, тоже все обстояло благополучно.
– Никаких побочных неприятностей энцефалит не дает, – объяснил д-р Кедр Гомеру и Кенди.
– Что это значит? – спросила Кенди.
– Это значит, что Уолли может вести нормальную половую жизнь, – уточнил д-р Кедр. Про воспаление придатка яичка он тогда не знал.
Уолли мог вести нормальную половую жизнь, но спермы у него было очень мало; сохранилась способность к оргазму и извержению семенной жидкости, которую выделяет предстательная железа, расположенная довольно низко. Но зачать собственного ребенка он не мог, сперматозоиды в семенную жидкость не попадали.
В те дни никто, конечно, не знал, что Уолли не может иметь детей, знали только про энцефалит.
Уолли заразился им через комаров. Называется этот энцефалит «Японский Б». И в Юго-Восточной Азии во время войны он был очень распространен. «Вирусное заболевание, которое переносится членистоногими», – объяснил д-р Кедр.
Остаточный паралич нижних конечностей не так часто сопутствует этому энцефалиту, но он известен и вполне изучен. «Японец « поражает иногда не только головной мозг, но и спинной по типу полиомиелита. Инкубационный период длится неделю, острый период – от недели до десяти дней, выздоровление медленное, мышечный тремор не проходит иногда несколько месяцев.
– Поскольку переносчики болезни – птицы, территория ее распространения достаточно велика, – объяснял д-р Кедр сестрам Анджеле и Эдне. – В комара вирус попадает от птиц, а уж комары заражают им людей и крупных животных.
Лицо у Уолли было такое миловидное, и он так похудел, что друзья-бирманцы решили переодеть его женщиной. Японцев бирманские женщины и привлекают, и отталкивают. Особенно жительницы провинции Паданг с их высокими бронзовыми витыми обручами на шее, подчеркивающими ее длину и изящество. Таким образом, Уолли – калека и как бы уроженец этих мест – был для японцев неприкасаем, тем более что маскарад подчеркивал присутствие в нем малой толики европейской крови.
В октябре сезон муссонов кончился, и плыли теперь по ночам или под прикрытием зонтиков от солнца и пасты из порошка карри. Ему очень надоели рыбные биточки под соусом карри, но он все время их просил – так, во всяком случае, понимали бирманцы и только их ему и готовили. Как-то в бреду он несколько раз произнес имя Кенди. Один из лодочников спросил, что это значит.
– Кенди? – вежливо спросил он.
Они плыли в лодке, Уолли лежал под соломенным навесом и смотрел, как бирманец гребет одним веслом.
– Аингис, – ответил Уолли, он хотел сказать этим – добрая, хорошая женщина, жена.
Лодочник кивнул. И в следующем портовом городе на реке – Уолли не знал каком, возможно в Яньдуне – ему вручили еще одну тонкую белую блузку.
– Кенди! – сказал бирманец. «Подари это Кенди», – понял Уолли.
Бирманец улыбнулся, и лодка заскользила дальше, вынюхивая
острым носом, куда плыть. Для Уолли это была страна запахов, ароматных сновидений.
Уилбур Кедр мог легко вообразить себе путешествие Уолли. Оно бесспорно было сродни его эфирным скитаниям. Слоны и нефтяные промыслы, рисовые поля под водой и падающие бомбы и даже маскарад и паралич ног – все это было очень знакомо Уилбуру Кедру. В своих странствиях он бывал всюду и в самых разных обличьях. Он легко воображал Рангун и водяных буйволов. В каждом эфирном сценарии был свой герой, подобный тайным британским агентам, переправлявшим американских летчиков через Бенгальский залив. Уилбур Кедр, окутанный эфирными парами, не раз путешествовал через Бирму по следам Уолли. И всю дорогу черносмородиновый аромат петуний отчаянно сражался со смрадными навозными испарениями.
Уолли летел через Бенгальский залив в маленьком самолетике, управляемом английским пилотом, и с сингалезским экипажем.
Уилбур Кедр проделал немало таких полетов.
– По-сингальски говорите? – спросил летчик Уолли, сидевшего в кресле второго пилота; от англичанина пахло чесноком и куркумой.
– Никогда о таком языке не слышал, – ответил Уолли. Зажмурившись, он все еще видел белые восковые цветы дикого лимона, слышал шум джунглей.
– Это основной язык на Цейлоне, мой мальчик, – ответил английский летчик. Еще от него пахло чаем.
– Мы летим на Цейлон?
– Таким блондинам, как ты, в Бирме опасно, там ведь полно японцев.
