Персеиды. Ночная повесть - Гончарова Марианна Борисовна (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
Недавно, когда я брела, опустив голову и подбрасывая ногами упавшие листья, вдруг увидела вот эту вот странную собаку редкой породы Эйнштейн. Он шагал навстречу деловито, не глядя по сторонам. Черный, лохматый, независимый. Прошел мимо и даже не взглянул, не махнул хвостом. Я остановилась и стала смотреть ему вслед. Я ведь никуда не спешила, просто гуляла. Интересно ведь наблюдать, что делает и о чем думает собака. Сириус шел вперед довольно решительно, не бежал, не трусил по-собачьи, он шагал, он, даже можно сказать, шествовал. Вдруг, видимо почувствовав мой взгляд, он резко замедлил ход, развернулся, подошел ко мне и, даже не подымая головы, остановился рядом, выжидая, мол, идем-нет или что? Я нерешительно двинулась дальше, а он спокойно зашагал рядом, строго у левой ноги, как будто всегда так ходил. Мы гуляли в тот день, в день нашего знакомства, рядом, по дороге зайдя в магазин «Мясо и колбаса» за сосиской. Купили три – сосиски были маленькие.
Теперь, не могу сказать, что каждый день, но часто во время моих прогулок, когда я опускаю левую руку по привычке, под ладонь вдруг подлезает на удивление шелковистая для уличной собаки голова Сириуса. И я иногда думаю, что Чак, мой мудрый друг, который семнадцать лет служил ангелом на земле, а уж на небе ему точно была заготовлена такая участь, что именно он решил одним махом выручить двоих: одного – от одиночества и тяжелых, вытягивающих душу воспоминаний, а другого – от голода.
Сириус теперь знает всех моих домашних. И все стараются его угостить. Очень часто он провожает мою дочь Лину к остановке маршрутки.
Нужно сказать, что Лина встает в пять утра, в шесть с лишним выходит из дома, садится в маршрутку, к семи она уже в городе, а там пересаживается в троллейбус и долго едет по Черновицким холмам на самую высокую точку города – в университет. Приезжает, проходит через кованые ворота, идет по мощеной дорожке, тянет на себя тяжелую массивную высоченную дверь, которая, возможно, помнит еще и мою маму, и меня, входит в старинное здание своего факультета, где гулко отдаются ее шаги в пустом коридоре, спускается вниз в кафе – выпить чаю или кофе и встретиться перед занятиями с друзьями, немногочисленными ранними пташками с других факультетов и отделений. Они разговаривают о том о сем, делятся впечатлениями, пьют обжигающий двойной кофе из картонных стаканчиков и постепенно просыпаются. Особо нашу милую провинциальную девочку выделяет слушатель факультета теологии, стеснительный юноша Олесь, одетый в строгую черную сутану с белым прямоугольником у ворота. Линка пьет кофе, а будущий священник воду. Они иногда осторожно беседуют на теософские темы, а иногда Лина рассказывает ему про всех нас, ее домашних, и про Сириуса. Про то, как она, едва выйдя из дому, чувствует, как кто-то мягко касается ее левой руки. И что Линка не пугается, потому что касание ласковое и знакомое. И про то, как Сириус, который давно караулит ее в мороз и темень у дома, тащится за Линой до остановки маршрутки, а когда она заходит в автобус, беспокойно ищет ее глазами через окна автобуса, видит предназначенную только ему улыбку, чуть взмахивает хвостом, мол, вижу, поскуливает, садится на хвост и ждет, когда маршрутка уедет. Затем он уходит по своим делам.
Нет, Сириус не стал по-настоящему нашей собакой, хоть мы и не возражали бы. Где две, там и три, большое дело. Он не захотел менять свой бродяжий образ жизни на закрытую нашу террасу, теплую будку и кашу с мясом, овощами и костями. Нет – так решил он – свобода дороже. Бывает, мы встречаемся в городе и шагаем вместе по делам. Частенько он таскается за мной целый день то туда, то сюда. Он терпеливо ждет меня на улице у двери банка или почты, даже из салона. Сидишь в салоне часа два, смотришь в окно, а там лежит Сириус, аккуратно, ровненько сложив лапы. И не потому, что он ждет еды, нет. А потому, что мы с ним приятели, мы с ним на короткой ноге, как говорится, то есть лапе. И приходится отказываться от процедур, спешить, потому что пес лежит на холодном асфальте. Он никогда не попрошайничает, берет еду с достоинством, ест аккуратно. Бывает так: когда у меня нет с собой припасенного съестного, мы идем к магазину, я киваю ему: «Подожди тут» – и бегом покупаю для Сириуса хороший кусок ливерной колбасы или еще что-то соблазнительное. А когда выхожу, чтобы порадовать своего приятеля, вдруг обнаруживаю, что Сириус исчез. Вот только что был, и вдруг – нету! И поскольку мы назвали его в честь благородного волшебника Сириуса Блека, анимага, который превращался то в собаку, то в человека, мама однажды посоветовала: если Сириус внезапно исчезает, ищи его среди людей. И тогда я заглядываю людям в лица, ищу Сириуса, но пока ни в одних глазах я не увидела той радостной и благодарной любви к жизни, как у моего приятеля Сириуса, собаки породы Эйнштейн.
У нас дома много прекрасных животных.
– А кто? А кто именно? – обычно спрашивают те, кто еще не был у нас дома. И мы перечисляем, что вот у нас собаки: лайка Амур и собаченька-подобрыш Дуня с детьми Клёкой и Семачкой.
Семачка лохматая. Особенно уши. Кузьмич пошел ей расческу покупать. И ведь не на рынке или там простом каком-нибудь магазине. Поперся в бутик. Говорит, девушка, мне бы расчесочку. Для… для девочки.
– А какая она у вас? – растерянно спрашивает продавец-консультант, имея в виду то ли возраст, то ли объем шевелюры.
– Да вот, – указывает Кузьмич на забавные, завязанные в два хвостика над ушами, волосы девушки, – а вот такая же, как вы. Только собачка.
Еще у нас есть крольчиха Афанасий Петрович. Как обычно в нашей семье, мы думали, что Афанасий Петрович – мальчик, самец. Через семь лет выяснилось, что Петрович девочка, но мы все никак не привыкнем называть его Петровной. Верней, ее. Он у нас одинокая. И Кузьмич, когда узнал, что он у нас девочка, заключил:
– Вот почему у него такой противный характер.
Еще у нас есть кошка Скрябин примерно с такой же историей, как и у крольчихи Афанасия. И ее, Скрябин, приемная дочь Розовое Ухо, а коротко РУ. А еще пришли два котенка Сильвер и Джинджер, но они пока у нас на передержке, то есть мы ищем котятам добрые руки, хороший дом. Конечно, лучше нашего дома и лучше наших рук нету, как нам кажется, да и коты уже вроде попривыкли, и мы не знаем, отдадим мы их или жалко будет, короче, мы, конечно, чокнутые.
Еще у нас появился голубь по имени Шарль. Фамилия его – де Голль. Он свалился нам на голову в прямом смысле и поселился в клетке незабвенного нашего попугая Иннокентия, ушедшего далеко за облака в довольно преклонном возрасте. По утрам Шарль забирался вместе с Кузьмичом повыше, и они учились летать. Кузьмич неутомимо тренировал Шарля часами, и наконец тот полетел. Теперь он живет неподалеку, на вишнях. Когда Кузьмич выходит выгуливать собак, Шарль летит следом, присаживаясь на деревья, поджидая всю компанию. А дома на террасе он ластится к Кузьмичу, как кот, вытанцовывает брачные танцы, растопырив хвост, и приговаривает «цукррр, цукррр». Кузьмич угощает Шарля кусочком рафинада.
Так и живем.
Вроде бы все у нас есть. Но не дает мне покоя одна тайная мечта – ослик. Да. Не всякий там чужой осел. Один конкретный милый ослик. Мы встретились с ним в большом развлекательном центре. Там есть зверинец, где живет одинокий бедняга лев, страусы смешные и глупенькие. В конюшне – изумительной красоты лошади, забавные прелестные шотландские пони. Еще там в отдельном помещении живет высокомерный верблюд. А сбоку, вроде как ни при чем совсем, пасется ослик. Ну как ослик? Взрослый осел, конечно, и уже в возрасте. Но не хочется оскорблять, обзывать животное ослом. Поэтому – ослик.
Мои домашние очень страдают от моего любопытства. Когда мне хочется что-то узнать, я немедленно заговариваю со всеми. Ну, чтобы не опоздать. Родственнички мои частенько делают вид, что они не со мной, что я не с ними, а чужая полоумная незнакомка с блокнотом, диктофоном, в кедах и бейсболке. Что я отдельно от них. Как тот самый ослик.
