Профессорская дочка - Колина Елена (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
– Ну а теперь самое главное. У тебя есть бакс? – деловым тоном спросила Ада, вытащила из сумки сложенную аккуратным квадратиком газету и, торжественно развернув ее на столе, достала вложенную в нее небольшую картонку. – Ну?! Есть бакс, я тебя спрашиваю? А?
– С собой баксов сто и сто евро, остальное рубли, – ответил Вадим. – А сколько надо?
– Да я сама могу тебе сколько хочешь баксов насыпать, – отмахнулась Ада. – Я Машку спрашиваю. Машка, у тебя есть бакс? – Ада нетерпеливо притопнула ногой. – Говорю же тебе, дурья башка, – бакс! Что, нет? Ау меня есть. В комиссионке купила, – показала она на картонку. – Сказали, настоящий бакс. Показать?
– Бакст, – догадалась я. – Ох! Неужели Бакст?!
Что же там у Ады? У меня даже мурашки по телу побежали – а вдруг там неизвестный портрет Дягилева, или какой-нибудь танцовщицы, или автопортрет!
– Ада, не может быть, поздравляю!.. Покажите скорей! Ада гордо кивнула:
– Может, может. За деньги все может. Покажу. Сначала расскажи мне про этого Бакса, что-то я про него подзабыла.
Я послушно сказала:
– Бакст Лев Самойлович, настоящее имя и фамилия Розенберг, Лейб-Хаим Израилевич, – знаменитый русский художник и сценограф. Родился в Гродно в тысяча восемьсот шестьдесят шестом году, а умер в Париже... Когда же он умер? Кажется, году в двадцать четвертом или двадцать пятом... Его отец был мелкий коммерсант, не разрешал ему учиться в Академии художеств... Ну покажите, пожалуйста, – попросила я, и Ада демонстративным движением руки, как настоящий фокусник, перевернула картонку.
На картонке был изображен человек в берете. Это был не Дягилев, не танцовщица и не сам Бакст. Я внимательно смотрела на изображение – бедная, бедная Ада, я не такой уж большой знаток, но как ей сказать, что картинку нарисовали вчера в этой ее комиссионке?
– Почем нынче Бакст? – поинтересовался Вадим.
– По деньгам... – хмыкнула Ада. – Не то чтобы даром, ноя могу себе позволить... Чуть дороже сапог. Триста восемьдесят баксов.
– Удачная покупка, – серьезно похвалил Вадим, – находка коллекционера.
Папа говорит, смеяться над невежеством все равно что смеяться над болезнью. К тому же смешное можно найти в каждом человеке, вот Вадим, к примеру, носит разноцветные шелковые шарфы, а я... я вообще, оказывается, сижу за столом в Адином берете с помпоном. Когда я успела его нацепить?
– Правда, подписи нет, – призналась Ада. – Сказали, с подписью будет еще дороже.
– Так, может, подпишем? – сияя, предложил Вадим.
– Нет! – закричала я. – Пожалуйста, Ада, не надо больше покупать без подписи, и с подписью не надо. Кстати, он подписывал свои работы «Бакст», потому что фамилия его бабушки была Бакстер.
– Машка, не умничай! И не завидуй! У тебя и так кар-тинокдо х... и больше, – сказала Ада и протянула Вадиму картонку.
Вадим нацарапал в углу «Бакст», и довольная Ада завернула картонку в газету.
– Повешу в спальне, подсветку сделаю. Это тебе не твоя коричневая мазня, а настоящий Бакс.
...Сказать, не сказать? Нет, не скажу. А если в следующий раз Аде в комиссионке продадут Рембрандта без подписи за триста восемьдесят долларов, тогда скажу? А почем в этой комиссионке Рембрандт с подписью? Просто интересно.
– Нет! Нет! Аванс за сделку не отдам! Ну и что, что сделка не состоялась! – вдруг заорала Ада, так что я вздрогнула. – Денег ни хера нет!
Я удивилась, к кому она обращается, – ко мне, к Вадиму, но оказалось, Ада уже говорила не с нами, а по телефону. У нее такой телефон, по которому говорят не в трубку, а неожиданно кричат прямо в пространство.
– Ада... Вы сами просили вас поправлять... Можно поправить? Достаточно просто сказать «нет»...
– А если я не хочу сказать «нет»? – прикрыв рот рукой, шепотом возмутилась Ада. – А если я хочу сказать «Нет, нет, нет! Не дам, не дам, не дам!»?
– Тогда... – я задумалась, – тогда скажите «отнюдь». «Отнюдь» употребляется перед отрицанием. Это усиление отрицания. Означает «никоим образом, совсем нет»... Например, «отнюдь не намерена соглашаться с вами».
– Поняла. Какое культурное выражение, – кивнула Ада и громко сказала своему невидимому собеседнику: – Знаете что? Отнюдь ни хера не дам!
Вадим пошел провожать Аду – наконец-то. От Ады осталась пустая кастрюлька, а от Вадима улыбка, как от Чеширского кота.
Можно ли считать визит бывшего секс-символа Делом Дня?
Думаю, нет.
Дело Дня – работа. Не в круглосуточном кафе, а пять долларов лист. Я уныло поплелась к компьютеру и даже папин халат не надела, так мне было отчего-то грустно. А уж тюбетейку тем более.
...После каждого использования рекомендуется производить чистку изделия. Это предотвращает накапливание грязи и жира, которые образуются при приготовлении пищи, а также появление неприятных запахов и дыма. Не допускайте прямого воздействия на технику внешних факторов {дождь, солнечные лучи и т. д.).
Почему дождь, откуда дождь? Но так написано, я и перевела. Может быть, производители имеют в виду, если вдруг дыра в потолке и пойдет дождь?
Не допускайте использования изделия без Вашего присмотра детьми или другими лицами с ограниченной дееспособностью. Не прислоняйтесь к дверцам и не храните легковоспламеняющиеся предметы внутри «Трио», это может вызвать их воспламенение припри... при...
Я тупо смотрела в пять долларов лист, и вдруг что-то со мной случилось!.. Я встала, быстро надела папин халат и тюбетейку, закурила и с сигаретой в руке бросилась к компьютеру и быстро-быстро застучала по клавишам.
План первой главы.
Красавица Мари – одинокий мумзик лет тридцати семи. В доме Мари висят очень ценные картины... да, очень ценные картины – Рафаэль, Рембрандт, Веласкес. Еще Эль Греко. Они достались ей из семьи, богатой и древней. Мари принимает невозможного красавца за... за водопроводчика или за мумзика от мышей. Красавец, назовем его Вадим... У мумзиков бывает такое имя? Если нет, то можно будет потом переназвать его Фердинандом или Аквамарином.
На самом деле Вадим – детектив, умный и ловкий. Он случайно узнал, что Рафаэль, Рембрандт и Веласкес в опасности. Еще Эль Греко.
...Кстати, теперь стало понятно, почему я всегда работаю в халате и тюбетейке. Это потому, что писатели – странные люди. Достоевский лежал в постели, отвернувшись к стене, и диктовал свои произведения жене; Алексей Толстой вообще писал стоя, с мокрой тряпкой на голове; Эдгар По сочинял, поставив ноги в холодную воду. По сравнению с ними папин узбекский халат – обычная теплая одежда для петербургского климата...Да, но тюбетейка, тюбетейка?
А тюбетейка означает, что я тоже странная, как все писатели.
Я докажу Игорю, что могу написать детектив! Хоть я и не майор милиции, я тоже кое-что видела в жизни. Например, Вадима.
Вадим
Это был правильный визит. Жук на булавке – правильный увлекательный жук.
Как же она живет, интеллигентка позапрошлогодняя, в окружении людей, которые вместо «отнюдь» говорят «ни хера»? Идеалистка хренова, принцесса на помойке!.. Жаль, что такая некрасивая, а то можно было бы ее пару раз спасти.
Кражу сделать с убийством? Или нет?
Следующий день
Весь день доказывала Игорю, что я могу написать детектив.
Все-таки ужасно неудобно, когда локти свисают с ломберного столика... Конечно, я могла бы купить нормальный компьютерный стол. Если я напишу книжку, папа будет мной гордиться.
Кстати, большая ошибка считать, что родители только и думают о своих детях. Родители относятся к своим детям по-разному. Мои, например, совсем обо мне не думали – родили меня очень поздно, а потом умерли и оставили меня без себя.
Я по-прежнему живу в проходной комнате, в папином кабинете – кабинет, в их спальне – спальня... Все, как было раньше. Их друзья считали, что девочке (мне) нужна отдельная комната, но они были не правы, потому что тогда я не смогла бы полноценно принимать гостей вместе с мамой-папой, а у таких блестящих людей, как мама с папой, были блестящие друзья. К тому же отдельная комната ничего не меняла – папа с мамой были везде. И сейчас они тоже везде.
