Озеро призраков - Любопытнов Юрий Николаевич (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные txt) 📗
Часов в пять Валерка принёс Вадиму целую сумку разной снеди и несколько бутылок вина и водки.
— Разоряешься, — посмеялся Валерка, облизывая губы в предвкушении пиршества.
— Рубль потерял — два нашёл, — ответил Вадим, не раскрывая карт, для чего он так расщедрился, хотя по образу своему был прижимист. — Иди на Кооперативную, встреть там Лёху и приведи его сюда, — обратился он в Валерке.
— Не извольте беспокоиться, — приложил руку к голове Валерка. — Будет сделано.
«Ради стакана пойдёт куда угодно», — подумал Вадим о своём дружке, но ничего не сказал.
Валерка исполнил и это приказание и через час привёл Копылова.
— Один бы ни за что не нашёл вас, — сказал Лёха, отдуваясь от быстрой ходьбы и пожимая руку Вадиму. — В прошлый раз не запомнил как следует ваше местожительство.
Валерка подумал: «Бухой был, вот и не запомнил».
Вадим провёл Леху на терраску. Они сели на выцветший диван, несколько минут поговорили о чём-то незначащем, потом Вадим принёс деньги.
— Туь десять тысяч, — сказал он, кладя деньги на покрытый клеёнкой стол, и уставился на Лёху.
Тот вынул из кармана завёрнутые в обрывок газеты пять подвесок. Вадим достал свою, приобретённую в прошлый раз, и сравнил новые с нею. Они были похожи как две капли воды. Он их сразу унёс в комнату, а Копылов тем временем свернул деньги и положил в нагрудный карман пиджака, не забыв пришпилить булавкой.
Вернулся Вадим, сел на диван.
— Надо бы обмыть это дело, — сказал Валерка, обращаясь к Лёхе. — Как-то вы это не по-современному, не по-теперешнему.
— Я что, — ответил Копылов. — Я всегда… Давайте сбросимся. Только ещё в магазин надо слетать. Когда?
— Давай десятку, — немного помедлив, сказал Вадим. — У меня есть кое-какие припасы… Давай, Валерка, обслужи гостя.
Вадим был радостный и возбуждённый. Широкое лицо лоснилось от жары и расплывалось в добродушной улыбке.
Вадерка поставил на стол водку, несколько бутылок пива, стаканы и стал носить закуску.
Глядя на стол, так обильно и неожиданно заставленный разными закусками, Лёха проголотил слюну и отдал десять рублей Вадиму.
Часа через два в террасе было накурено, хоть топор вешай. Лёха, охмелевший и окосевший, мусолил в зубах изжёванный фильтр сигареты и, морщась от дыма, попадавшего в глаза, возбуждённо рассказывал:
— Ну, я ящик этот и прибрал. Думаю, что ему на поле валяться. Раскрыл его, а там эти… Они, видать, на какой-то проволоке держались, она соржавела, а золотишко осталось. Я подумал, что сдавать государству — не много ведь, своя рубашка ближе к телу… Ведь как бывает: находит человек вещь, и она становится его. Так и у меня: потерял человек сто лет назад вещь, а я нашёл, что я его разыскивать буду, чтобы вернуть? Фига два. Я взял себе.
— Ты всё правильно сделал, — произнёс Вадим и как бы между прочим поинтересовался: — И больше в этом ящике ничего не было?
— Ничего, — не моргнув глазом, ответил Лёха. — Какая-то кожура от бересты.
— А куда же ящичек дел? — спросил Вадим.
— Выбросил. В лесу выбросил. Зачем он мне. Он поломанный сундучок-то этот был.
Когда стало смеркаться, Лёха засобирался домой.
— Пойду, а то дороги не найду. Отяжелел я.
— В твои-то годы так говорить…
— Годы не годы. Изрядно выпил.
— Валерка тебя проводит до вокзала, — сказал Вадим и посмотрел на приятеля.
— Что за вопрос, — ответил тот. — Конечно, провожу. Мне по пути.
— Держи кость морского краба, — сказал Вадим, вцепившись пятёрней в руку Копылова. — До свиданьица. Так что остальное тоже приноси — договоримся. Цену я тебе даю сходную, дороже никому не продашь.
— Бусделано, — заплетающимся языком ответил Лёха и, пошатываясь, побрёл за Валеркой.
Им пришлось долго ждать электрички, и Валерка соблазнил Лёху чуть-чуть пригубить из взятой со стола у Вадима бутылки. Отвернувшись к краю платформы, они из горлышка осушили её, бросили в урну и закурили.
Подошла электричка. Валерка посадил Лёху в головной вагон и ушёл. Лёха сначала озирался по сторонам, пялил глаза в окна, стараясь разглядеть что-то в серой асфальтовой темноте, потом перевёл взгляд на входную дверь и успокоился. Машинисты включили моторы. Скамейки, пол, стёкла мелко задребезжали. Вспыхнули под потолком лампы. Леха огляделся. Вагон был почти пуст, не считая мужчины в кожаной куртке, сидевшего у окна и что-то искавшего в «дипломате», и трёх девушек и парня, сидевших невдалеке от входа и очень весело и беззаботно смеявшихся. Больше никого из пассажиров не было.
Лёха пощупал деньги в кармане пиджака, прижал их рукой, чтобы ощутить их пружинящую толстость, и привалился головой к косячку окна. Ему стало спокойно. Вагон монотонно гудел, чуть вхдрагивал, как во сне, ровно лился свет с потолка. Лёха закрыл глаза, безмятежный, счастливый тем, что всё так хорошо ему удаётся в последнее время.
Он так и заснул с улыбкой на лице. Ему снился он, что он гуляет в цветущем, душистом лугу, звонком от пения птиц, жужжащих шмелей и пчёл, жизнерадостном от порхания разноцветных бабочек. И он набрёл на поляну всю жёлтую и блистающую от цветов. Он вгляделся, и оказалось, что цветы были золотые, лепестки были серебряные и в каждой чашечке торчал пестик, ну прямо, как подвеска с жуковиной — змеиной головкой. Лёха протянул руку, чтобы доторонуться до цветка, но тут из змеиной головки показалось жало и больно тяпнуло его в палец. Лёха закричал, не от боли — больше от страха и проснулся.
Вагон покачивало, он погромыхивал, за окном горели огоньки, много огоньков. Лёха оторопело смотрел на них, не понимая, где едет. Но тут машинист объявил: «Станция Мытищи. Следующая остановка станция Лосиноостровская». Сон сразу слетел с Копылова. Он бросился в тамбур. Через минуту электричка остановилась. Прошипел сжатый воздух, и двери раскрылись. Лёха выскочил на перрон. Было прохладно. Он запахнул пиджак и почувствовал что-то неладное. Дотронулся до кармана и не ощутил прежней толстости. Карман был пуст. Опустошённый Лёха сел на скамейку и достал сигареты. Во рту было скверно, было скверно и на душе.
8.
Виктор Степанович два или три дня возился с берестой, уйдя с головой в расшифровку таинственных знаков, написанных на ней. На вопросы жены отвечал невпопад, был сосредоточен и хмур. Маня знала, что так было всегда, когда муж был поглощён работой, и у него не всё ладилось. Поэтому она не придавала такому поведению супруга серьёзного значения.
Когда Виктор Степанович расшифровал знаки, содержание написанного поразило его. Он снял очки и потёр лоб руками. Потом задумчиво сидел, кусая кончик заушника, придвигал к себе бересту, удивлённо рассматривал неровные, будто обугленные края, старославянские буквы, титлы, кое-где полустёртые, и ещё больше удивлялся.
«Почему только два листка? — думал он. — Должны быть ещё, по крайней мере не меньше десятка. Это середина, какая-то глава из более или менее заполненного дневника, ведущегося нерегулярно, от случая к случаю… Величайшая находка, великое открытие! Притом это не Новгород, не его берестяные грамоты, а судя по событиям — это московское княжество в начальном периоде своего становления, Северо-Восточная Русь, правопреемница Руси Киевской. Это запись человека, пращуры которого, выходцы и Киева, ушли или в дружине князя, или гонимые местной знатью в вольные места на сверпо-восток, в дремучие леса, в болота, обретая свободу и физическую, и духовную… Что там говорить о гривне, которой цены нет? Золотое украшение времён Киевской Руси, вещь, принадлежавшая князю-воителю Святославу Игоревичу и отданная им за мужество, проявленное на ратном поле в битве при Доростоле на Болгарской землое, русичу Гориславу. Если бы таких берестяных страниц было бы с десяток?! Какой свет могли бы они пролить на отрезок времени, начиная с княгини Ольги и кончая, несомненно, Дмитрием Донским, а возможно и Иваном III. Частная жизнь той эпохи, дневник волхвов, ворожба и заклинания — это ж изумительно!.. Здесь и обычаи, и нравы, и фенологические наблюдения, предания, передававшиеся из рода в род, из поколения в поколение — и всё это у кого-то под спудом! Кто их хранит, кто их нашёл и где?»
