Я убиваю - Фалетти Джорджо (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
Он рассказывал ему всякие забавные вещи своим красивым теплым голосом, точно таким же, какой звучал по радио, и иногда возил его в Ниццу на машине, и они ели там огромное мороженое – огромное, как гора, и заходили в магазины, где продают животных, и стояли у витрин, рассматривая щенят, выставленных там в загородках.
Жан-Лу всегда говорил, что они закадычные друзья и неизменно подтверждал свои слова делом. И если Жан-Лу всегда говорил ему правду, это означало только одно: лгали другие.
Все спрашивали Пьеро, что с ним, и пытались поговорить. Он же никому не хотел признаваться, даже матери, что главная причина его печали в том, что после всех этих событий он больше не видел Жан-Лу. И не знал, как помочь ему. Может быть, в этот момент он где-то скрывается и голоден и некому принести ему поесть, хотя бы только хлеба и «Нутеллы».
Пьеро знал, что полицейские ищут Жан-Лу, и если найдут, то отправят в тюрьму. Пьеро плохо представлял себе, что такое тюрьма. Знал только, что туда помещают людей, сделавших что-то нехорошее, и больше не выпускают, а раз так, выходит, он больше никогда не увидит Жан-Лу.
Может быть, полицейским разрешалось входить и смотреть на тех, кто находился в тюрьме. Когда-то он тоже был полицейским – почетным полицейским. Ему сказал об этом комиссар, тот, такой славный, которого он больше не встречал, и кто-то говорил, что он умер. Но теперь, после всех этих событий, Пьеро, наверное, больше не почетный полицейский, вообще никакой не полицейский, и его не пустят в тюрьму, чтобы навестить Жан-Лу.
Пьеро увидел, что Барбара направляется в режиссерскую аппаратную. Ее темно-рыжие волосы разметались, будто в танце, по черному платью. Он любил Барбару. Не так, как Жан-Лу, по-другому: когда его друг разговаривал с ним или приобнимал за плечи, он не чувствовал жара, поднимавшегося откуда-то изнутри, словно он выпил залпом целую чашку горячего чаю.
С Барбарой было иначе, он не понимал, что это такое, но знал, что любит ее. Однажды он положил ей на пульт цветок, чтобы сказать об этом. Сорвал маргаритку на газоне и положил на микшер, когда никто не видел. Он даже надеялся какое-то время, что Жан-Лу и Барбара поженятся, и тогда он, навещая Жан-Лу, сможет видеть их обоих.
Пьеро взял стопку дисков и направился к двери. Ракель открыла ее, как делала всегда, если видела, что у него заняты руки. Пьеро вышел на площадку и запустил лифт, нажав на кнопку носом. Он никогда никому не показывал этот свой способ вызывать лифт. Конечно, над ним посмеялись бы, если бы видели – но ведь нос ничего не делает, а руки заняты, так почему же не…
Пьеро толкнул локтем раздвижную дверь лифта и точно так же закрыл ее. Внутри нос был бесполезен, потому что кнопки располагались иначе. Ему пришлось применить чудеса акробатики, придерживая диски подбородком, чтобы нажать пальцем кнопку нижнего этажа.
Лифт поехал вниз. Пьеро уже давно принял это решение, следуя своей особой, прямолинейной логике. Решение окончательное.
Жан-Лу не может прийти к нему? Тогда, он сам пойдет к Жан-Лу.
Он не раз бывал у него дома, и его друг показал ему секретное место, – о нем знали только они двое – где спрятан запасной ключ от дома. Он приклеен силиконом под почтовым ящиком, по ту сторону ограды. Пьеро не ведал, что такое силикон, но прекрасно знал, что такое почтовый ящик. У них с мамой тоже был почтовый ящик, в их доме в Ментоне, не таком красивом, как у Жан-Лу.
Внизу, в комнате, у Пьеро имелся небольшой рюкзак, который ему подарил сам Жан-Лу. Он положил туда немного хлеба и баночку «Нутеллы», взяв сегодня утром дома из стенного шкафчика на кухне. У него не было вина мускат, но он взял банку кока-колы и швепса – тоже, наверное, будет неплохо. Если его друг прячется где-то у себя дома, то услышит, как Пьеро зовет его, и выйдет. С другой стороны, кто еще мог навестить Жан-Лу? Только они двое знают, где лежит секретный ключ.
Они встретятся, побудут вместе, поедят шоколад и попьют коку, и если ему удастся, то на этот раз он расскажет Жан-Лу что-нибудь забавное, хотя и не сможет повезти его в Ниццу – посмотреть на щенят, играющих в витрине.
Ну, а если Жан-Лу дома нет, Пьеро позаботится о его пластинках – о черных, виниловых. Их надо будет очистить от пыли, последить, чтобы не отсырели конверты, поставить в ряд, ровно, чтобы не упали и не раскололись. Иначе, когда Жан-Лу вернется, пластинки будут испорчены. Именно он, Пьеро, должен позаботиться о вещах Жан-Лу, иначе какой же он ему друг?
Когда лифт спустился на первый этаж, Пьеро улыбался.
Бессон, механик из фирмы морских двигателей, находившейся этажом ниже радио, ожидавший лифт, открыл дверь и обнаружил парня перед собой – лохматая голова торчала над стопкой дисков.
Увидев его улыбку, Бессон тоже заулыбался.
– Эй, Пьеро, похоже, ты самый занятой человек в Монте-Карло. Я на твоем месте попросил бы увеличить оклад.
Мальчик понятия не имел, что значит «увеличить оклад». В любом случае, механик со своим вопросом был за тысячу километров от главного, что волновало Пьеро.
– Да, завтра я так и сделаю, – уклончиво ответил он.
Бессон, прежде чем войти в лифт, открыл ему дверь в архив.
– Осторожно на лестнице, – заметил он, включая свет.
Пьеро кивнул, как всегда, и стал спускаться по ступеням. У двери в комнату он толкнул створку ногой, потому что она оставалась открытой. Поставил свой груз на стол у стены, напротив стеллажей с компакт-дисками. Впервые с тех пор, как Пьеро работал на «Радио Монте-Карло», он не расставил принесенные сверху диски по местам.
Он взял свой рюкзачок и надел его на плечи одним легким движением, которому его научил друг Жан-Лу. Погасил свет и запер дверь на ключ, как делал каждый вечер, уходя домой.
Только теперь он отправился не домой. Он поднялся по лестнице и оказался в широком коридоре, ведущем к стеклянным входным дверям, за прозрачными створками которых находились порт, город, весь мир. И где-то там прятался его друг, нуждавшийся в нем.
Впервые в жизни Пьеро сделал то, чего не делал никогда. Он толкнул дверь, шагнул вперед и отправился навстречу этому миру.
57
Фрэнк сидел в «рено», стоявшем на грунтовой дороге поблизости от дома Жан-Лу Вердье. Было довольно жарко, и он не выключал двигатель, чтобы в машине работал кондиционер. Ожидая Морелли и людей Ронкая, он то и дело посматривал на часы.
Он отчетливо представлял себе Натана Паркера и всех улетающих с ним в аэропорту Ниццы. Тот сидит на пластиковом стуле, сгорая от нетерпения, рядом с Еленой и Стюартом. Тут же Райан Мосс, получивший документы для посадки. Представил, как к старому генералу приближается грузный Фробен или кто-то еще и сообщает: возникли проблемы, вылет задерживается. Он даже отдаленно не мог вообразить, какой предлог придумает Фробен, чтобы отложить вылет, но прекрасно предвидел реакцию старика. И невольно подумал, что не хотел бы сейчас оказаться на месте своего друга комиссара.
Нелепость этой чисто инстинктивной мысли, скорее даже просто привычной фразы заставила его улыбнуться.
На самом деле, все как раз наоборот, именно этого Фрэнк и хотел сейчас больше всего – быть там, на его месте.
Сейчас он хотел бы находиться в аэропорту Ниццы, чтобы высказать генералу Паркеру, наконец, все, что нужно. Точнее говоря, он просто горел нестерпимым желанием сделать это. И не собирался ничего придумывать, а только хотел прояснить кое-что…
Но он сидит здесь и чувствует, как летит время – словно тает соль на языке – глядя на часы каждые полминуты с ощущением, будто минуло уже полчаса.
Фрэнк постарался отогнать эти мысли. Вспомнил Ронкая. Еще одна история, еще одна неприятность. Отважный начальник, должно быть, не без малого сомнения в душе отправил сюда своих людей. Фрэнк говорил с ним по телефону весьма категорично, хотя вовсе не был так уж уверен в своей догадке. У него не хватало мужества признаться даже самому себе, что все это было если не блефом, то вызовом, к тому же довольно смелым. Любой букмекер тотчас дал бы ему, не задумываясь, тридцать против одного. На самом деле, его утверждение, будто он знает, где скрывается Никто, строилось только на логическом выводе. Не девяносто девять процентов, о которых он заявил начальнику полиции, а намного меньше. Если его догадка не подтвердится, последует очередной, бог знает какой по счету провал. Ничего не изменится в сложившейся ситуации. Никто по-прежнему останется птицей в лесу. Только существенно поубавится престиж Фрэнка Оттобре, и возникнут нежелательные последствия. Ронкай и Дюран получат в руки оружие, которое он сам же и зарядил. Они не преминут заметить представителю американского правительства, сколь мало пользы от их человека из ФБР в расследовании, хотя, спору нет, он и распознал серийного убийцу. А его публичное заявление о заслугах комиссара Никола Юло может иметь эффект бумеранга. Фрэнку казалось, он так и слышит голос Дюрана, с пренебрежением говорящего Дуайту Дархему, что в сущности, если Фрэнк Оттобре и пришел к некоему результату, то это было не его личное достижение…
